– А вы что-нибудь знаете о шаманах? – спросил Вадик Андрея Николаевича. Ему не терпелось добраться до золота. – Как эвенки укрощали злых духов?

– Знаю… немного. – Голову Лепяго занимали совсем другие проблемы. – Для того чтобы обряд был результативен, его должен проводить настоящий шаман, уроженец здешнего края…

– Эх-хе, – разочарованно протянул Вадик, смекнув, что изгнание бесов своими силами не прокатит.

Слава с недоверием смотрел на хищную пасть входа, грозившую заглотнуть и сжевать потерявшего голову смельчака. Или смельчаков. Ход мыслей друга был мне предельно ясен. Ему хотелось золота, но блуждать во мраке душа не лежала.

– Давай сначала найдем машину, на которой вывезем ворота, – помог я другану справиться с искушением устремиться под землю. – К чему зря время терять, лазая по норам? Вернемся в Усть-Марью, разведаем обстановку. Может быть, Врата уже там.

– Все трудов меньше, – ровным тоном заявил Вадик. Он не был жадным и умел держать себя в руках.

– Грузовик в городе достанем, а, Андрей Николаевич? – перевел я взгляд на директора музея.

Тот обреченно кивнул, мол, что с вами поделаешь. Бедняга настроился на крупные неприятности, которыми его щедро обеспечит хозяин. Вынужденный «коллаборационизм» мог отрыгнуться весьма тяжко, а учитывая крутой нрав Феликса Романовича, помноженный на случившуюся с ним загадочную перемену, и вовсе ужасно и непредсказуемо.

– Достанем, – ответил вместо него Слава. – Куда он от нас денется.

– До поселка пятьдесят километров, – напомнил Вадик.

– Ерунда, перезимуем. – Оптимизм афганца сломить было невозможно. К тому же, судя по его безмятежной физиономии, он предчувствовал беду, ожидающую нас гораздо раньше, чем мы доберемся до вожделенного городка.

Интуиция у корефана была афганская, боевая.

4

Чащобная глухомань была наполнена быстрой беззвучной смертью. Свою пулю не увидишь и не услышишь, она прилетит, когда ты не ждешь, вырвавшись из направленного на тебя ствола. Это кажется до обидного несправедливым, когда целятся в тебя, и вполне естественным, когда целишься и нажимаешь на курок ты. Мы лежали под прикрытием заросшего молодым подлеском бурелома, стараясь не попадаться на чей-нибудь зоркий, глядящий в прорезь прицела взгляд.

Вляпались, как я и ожидал, по дороге к Усть-Марье, в самом начале пути.

Все-таки зря я думал, что Проскурин не даст делу официальный ход. И недооценивал возможностей начальника колонии, считая захолустный лагпункт учреждением, не представляющим опасности на расстоянии. Только теперь, получив первую порцию защитных мероприятий Красноярского управления лагерей, я понял, что здорово просчитался, разворошив осиное гнездо в самом сердце адского архипелага.

Первая же повстречавшаяся грузовая машина – крытый ЗИЛ-131 – высадила десант, и нам пришлось нырять в лес, проклиная тот день, когда мы подрядились искать гольдберговские сокровища.

Действовали мусора крайне оперативно, – вероятно, на машине Проскурина была рация. Иначе как бы чекисты так скоренько обернулись с оперативно-розыскной группой?

Полтора десятка вооруженных автоматами бойцов являли собой, как пояснил Лепяго, передвижную группу, задачей которой было обнаружение и удержание до прибытия подкрепления беглых зэков. В данном случае, нас. До поры до времени им это удавалось, и если бы не Слава, нам с Вадиком моментально настал бы каюк.

– Не высовывайся, Ильюха, – бросил корефан. – Пускай они высовываются. Вадик, жопу убери!

Гольдберг поспешно распластался на земле. Я все же осторожно высунулся из-за кочки. Страшно было – казалось, в меня целятся и сейчас выстрелят. Затаив дыхание, я поймал на мушку крадущегося в просвете между кустов человека и потянул жесткий спусковой крючок. Приклад ощутимо врезал по скуле. Я моргнул, но увидел, как хлобыстнула из спины врага почти невидимая черная струя. Ноги его подломились, человек рухнул на колени, словно мешок упал и завалился лицом вперед.

– Отходим, – дернул за плечо Слава. Стараясь не шуметь, мы отступили на десяток метров.

Осталось нас трое. Директор потерялся в самом начале забега. Неизвестно, сдался в плен на милость победителя или оказался подранен – летели мы от дороги сломя голову. Пилили и пилили по тайге. Тайга оказалась необъятной.

– Вижу двоих, – предупредил Вадик.

– Лежи!

Слава ткнул голову энтомолога в землю и проворно скользнул меж замшелых стволов, плавно вскидывая тонкое дуло АКМа. Стеганула короткая очередь, полетел сбитый пороховой струей лишайник, и кто-то невидимый опрометью кинулся в березняк.

– Мотаем! – немедленно вслед за выстрелом подорвался Слава, увлекая нас за собой.

Мы увязли в буреломе, наткнувшись на пикет, и теперь метались, окруженные стянувшимися по сигналу преследователями. Тайгу они, к сожалению, знали неплохо, и только недостаточное для прочесывания пятачка число бойцов не давало им покончить с нами. Но окружить окружили и теперь ждали подмоги – неподалеку сел вертолет. И что дальше: пустят собак или применят гранаты, как предполагал Слава? В любом случае ловить нам здесь было нечего, и мы отчаянно тыркались в разные участки периметра, проверяя на прочность охрану. В одном пока не было недостатка – в патронах. Парой автоматов перехватчики нас снабдили. Не по своей, правда, воле. Боезапас у ментов был имелся приличный – по четыре рожка и четыре пачки на человека – на парный пикет первым нарвался многоопытный корефан.

– Собаки, – известил Вадик.

Вдалеке послышался едва различимый лай.

– Откуда? – вскинулся тугоухий друган.

Гольдберг уверенно махнул рукой, слух у него был дирижерский. В ту же секунду с той стороны застрочили автоматы. Наугад. Пули защелкали по деревьям далеко от нас. Загонщики мусорского охотхозяйства, обложив диких уголовников, погнали их на номера. «И началась самая увлекательная из охот – охота на человека…»

– Давайте туда, – уверенно двинулся Слава почти прямо на собак.

Как три неуклюжие змеи, мы вползли в затопленную низинку – туда, где лес плавно переходил в болото. Бурелом здесь заканчивался, открывалась ровная травянистая местность, кое-где поросшая рахитичными березками и елочками. В иных местах торчали редкие кочки да поблескивали зеркальца стоячей воды. Спрятаться там было решительно негде.

– Тихо. – Слава встал, предупреждающе вскидывая руку. Он шел первым, далее мы с Вадиком бок о бок. Корефанова рука медленно выставила два пальца и вытянулась, указывая цели. – Ильюха, башку за деревом видишь?

– Вижу, – одними губами ответил я.

– Огонь.

Парный пост, прикрывающий выход к болоту, уже не тихарился, таращась в противоположную от вертолета и собак сторону. Вероятно, слишком надеялись на загонщиков. Мусорня ждала выстрелов засады, на которую мы должны были выскочить. Лай стал громче и чаще – псов спустили с поводка. Это было последнее, что я услышал, прежде чем СКС заткнул мне уши.

Шмальнули мы со Славой одновременно. Крестничек, подставивший мне башку в качестве мишени, крутнулся, как ошалелый танцор, и, роняя в траву «Калашников», полетел вслед за ним. Корефанова клиента я разглядел только после того, как тот начал валиться, ломая кустарник. Слава, хоть и был глуховат, видел прекрасно.

– Собаки! – крикнул Вадик в полный голос.

Над стволом поваленного кедра мелькнул черный чепрак ближайшего зверя. В нашу сторону уже не стреляли, чтобы не зацепить псов. Вслед за овчарками следовало ждать солдат – выпускали собак не насмерть, а чтобы отвлечь нас, связать руки на секунду-другую и в это время прицелиться получше.

Овчарок в питомниках учат атаковать с прыжка, усиливая поражающее воздействие клыков инерцией массивного тела. Однако для этого необходим разбег, а псы в завале увязли. Мы встретили их плотным кинжальным огнем – в два, в три ствола на каждую овчарку. Собак оказалось четыре, но бурелом позволял протискиваться к нам поодиночке, отнимая последнее преимущество – превосходство в численности. Прочие достоинства: породистость, злобность и выучка на скорость пули не влияли. Под вой и визг агонизирующих животных мы сквозанули по краю болота и выскочили на не ожидавшее такого оборота правое крыло загонщиков.