Вдвоем с Эриком мы ловко соединили доски общим бруском, и возведение помоста было завершено. А девушка тем временем закончила ставить заплатку на навес.

— Готово! — крикнула она, обрезая ножом толстую нитку. И мы принялись натягивать его на деревянный каркас.

К нам подбежал Мостин — самый младший сын из семьи канатоходцев, первый сорванец и задира в цирке.

— Илина, Илина, — затараторил он. — Тефя фядя Фымус фовет!

Пареньку было лет шесть, и у него как раз выпали передние молочные зубы. Из-за этого он безбожно шепелявил.

— Ифи фкорей! — поторопил он и, широко улыбнувшись, умчался прочь.

Эрик заверил, что справится самостоятельно, и отпустил меня. Я поспешила к метателю ножей.

Шимус уже поставил вращающуюся мишень и теперь устанавливал щит для метания. Увидев меня, махнул рукой, требуя подойти поближе.

— Сегодня ты выступаешь со мной, — беря быка за рога, заявил метатель.

— Нет уж! — я отказалась наотрез. В моей памяти все еще были слишком свежи воспоминания о том, какие чувства я испытывала, когда он метал ножи с завязанными глазами, а я стояла у мишени.

— Илина! — начал убеждать меня Шимус. — Город большой. Публика капризная. Не знаю, как тебе, а мне деньги для дальней дороги нужны. Лошадь надо кормить и при этом еще самому что-то есть. А толп зрителей в Глухих Землях не предвидится.

— Может, вы Айслин поставите? — предложила я. — В последнее время вы с ней много времени проводите вместе…

— Она выступает у Селвина, в спектакле. А с тобой я уже работал, так что все будет замечательно. Попроси у кого-нибудь костюм пособлазнительней, чтобы уже на вечернем представлении была во всеоружии. Нам надо громко заявить о себе, иначе зритель не потянется.

— Но…

— Выступишь?! — Метатель посмотрел на меня в упор, и я сдалась.

А что было делать? Если бы не его помощь тогда, я бы загремела обратно в камеру. И только поэтому не посмела отказать.

Когда солнце стало клониться к закату, начал собираться любопытный зритель. Кора, девушка, которая раньше выступала у жонглеров, а ныне была в интересном положении и уже ничем не занималась, одолжила мне свои вещи. Хотя я была выше ее ростом на целую голову, но с небольшой переделкой ее одежда пришлась мне впору. Эльма помогла надставить подол, кое-где распороть, а в одном месте даже ушить, чтобы платье плотно сидело от шеи до бедра, а ниже спадало мягкими складками до самого пола. А еще Эльма подняла и уложила отросшие волосы в прическу.

Кое-как оглядев себя в маленькое ручное зеркальце, я была ошеломлена. Статная, высокая, красивая… Какие еще эпитеты можно привести?! Последним доводом, окончательно убедившим меня, что я, безусловно, похорошела и больше не похожа на нечто среднее между драконоборцем и бабищей-шпалоукладчицей, стал остолбеневший Эрик, когда я спустилась из повозки.

Минуту спустя к нему вернулся дар речи, и он наконец смог что-то членораздельно произнести. Силач тут же попытался сделать мне комплимент, но менестрель та-ак наступила ему каблуком на ногу, что бедолага взвыл и потерял интерес к окружающему.

— Тебе пояса не хватает и пары ножей к нему. Раз ты выступаешь с метателем, то они непременно должны быть, — изрекла с задумчивым видом девушка, оглядывая меня.

Эрик прохромал до помоста и, усевшись на него, принялся растирать отдавленную ногу.

И тут я вспомнила о ножах, что отдал рейнджер: два из них мне все же удалось вытащить из тумана. Бросившись к своим сумкам в повозку, я достала их из поясного кошеля. Н-да… Нельзя было подвешивать их к поясу как украшение. Никак нельзя! Во-первых, они были схожи с метательными ножами техногенного мира: лезвие с круглыми отверстиями для баланса, без рукояти, вместо нее только металлический хвостик. В этом мире подобных я не встречала. А во-вторых, только слепой не поймет, что это не игрушка, а серьезная вещь, существующая для того, чтобы убивать. В-третьих, они слишком выразительно подчеркивали мою принадлежность к воинам. А этого никак нельзя было допускать.

Вздохнув и с сожалением погладив их кончиками пальцев по рукоятям, словно не к металлу прикоснулась, а к Виктору, я вынуждена была убрать их обратно.

Вокруг настила, где должен был выступать Шимус, уже собралась плотная толпа. Все ждали зрелища. Когда я подошла и окликнула метателя, он хотел было недовольно разразиться речью. Но, увидев меня, лишь одобрительно крякнул и, заявив: «Вечер будет наш!» — начал представление.

Сначала Шимус показал простые номера, потом на сцену поднялась я. Народ оживился. Мы повторили фокус с двойным броском ножей, потом через плечо. По просьбе зрителей кидали в указанную точку мишени. А к концу представления, когда пресытившаяся толпа уже, казалось, ничему не могла удивляться, он повторил номер с метанием сначала с открытыми глазами, а потом вслепую. Толпа с замиранием сердца следила, как мастер, повязав черный платок, один за другим вонзает ножи по контуру вокруг меня. В этот раз все прошло намного легче. Я уже была уверена в Шимусе, да мы сейчас выступали не перед храмовниками, когда нервы, казалось, были натянуты до предела.

Под бурные аплодисменты и звон монет мы закончили выступление. Сумма была подсчитана, и Шимус честно отдал мне треть.

— У нас с тобой прекрасная пара для выступлений, — заявил он, ссыпая свою долю в кошель и убирая за пазуху. — Если все-таки надумаешь — дай знать! — И, напоследок одарив меня страстным взором, словно актер, исполняющий роль героя-любовника, умчался к Айслин.

Я только покачала головой, глядя ему вслед, а потом, огибая все еще выступающих артистов и разглядывая зрителей, с затаенным сердцем наблюдающих за ними, неторопливо направилась к нашей повозке. По пути я остановилась, чтобы посмотреть выступление канатоходцев. На высоте семи метров над землей, помахивая большим веером, скользила сестра Мостина. Она была старше его всего на пару лет, но уже умело держала толпу в напряжении, то балансируя на одной ноге, то разыгрывая, будто потеряла равновесие и вот-вот упадет. По спокойному лицу отца, который стоял на перекладине на опорном столбе и наблюдал за дочерью, можно было понять, что ее проделки — всего лишь задуманные трюки, и не более. Потом я стала смотреть выступление акробатов. Сестры Неста и Гленис, одетые в костюмы змей, складывались самым невероятным образом. Казалось, что человеческое тело не может изгибаться, подражая рептилиям. Неста лежала на груди, прогнувшись в спине, и носком ноги рисовала перед собой узоры. Я было залюбовалась гибкостью девушки, как меня кто-то дернул за подол. Машинально я схватила наглеца за руку, но им оказался Мостин. Он потянул меня вниз, требуя, чтобы я наклонилась к нему, и зашептал на ухо:

— Илина, меня Эрик пофлал! Там Эльму фаловили ф тофаром!

— Каким товаром?! — распахнула я глаза от удивления.

— Тф-ф! — прошипел мальчишка, прижав палец к губам. — Тихо ты! Никто не долфен фнать! Толфтяк Лерой так фказал! Пошли фкорей! — и потянул меня за руку.

Я поспешила за ним. На ходу сорванец объяснял, попутно возмущаясь моим неведением:

— Ты фто, как фикая?! Буфто не фнаешь, фто у нас фсегда фто-нибудь ефть?! И фалофить мофно на любом! Она не пофлушалафь толфтяка и решила уфе сегофня нафять торгофать. Фот и…

Когда я подбежала к нашему фургону, он оказался отцеплен городскими стражниками. Они потрошили все тюки, вытаскивая на свет свертки с материалом, какие-то коробки с тщательно упакованными брошами, разламывали сундуки, пытаясь обнаружить двойное дно. И как раз сейчас принялись за ящик, в котором я хранила свои доспехи и сумки. Если они их увидят, то зададутся вопросом: что же делают вещи клирика у циркачей? Плюнув на все меры предосторожности, что предпринимала раньше, я зачерпнула силы и кинула на содержимое ящика «покров невидимости». Стражник, который наконец-то сорвал замок, заглянул внутрь и разочарованно скривился.

— Пустой! — и попытался отодвинуть его в сторону.