Ранним утром на юге у горизонта показалась линия деревьев. В полдень, когда Базел и Брандарк решили сделать остановку, она была уже четкой и темной.

– Доберемся туда до вечера? – Спешившийся Брандарк указал рукой на деревья.

– Да, пожалуй. – Базел сосредоточенно рылся в одном из вьюков, но все же поднял голову и удостоил лес взглядом.

Венсит снабдил друзей на удивление подробными картами (Базел предпочитал не задумываться, каким образом они были получены), и если Конокрад не ошибался, то впереди виднелся Корабельный Лес, по которому проходила граница Империи Копья и Страны Пурпурных Лордов. Он вздохнул с облегчением. С момента расставания с Венситом и Зарантой прошло четыре дня, а их так никто и не побеспокоил.

Друзьям помогло то, что снег после пурги очень быстро растаял. Для того, кто, как Базел, родился на севере, такая перемена погоды не могла не показаться удивительной, но, впрочем, жаловаться на это не приходилось. Мороза как раз не хватало, чтобы выбраться из болот, и хотя вязкая грязь равнин доставляла путешественникам мало радости, пробираться по пояс в снегу было еще менее приятно.

Базел вынул сыр и сушеное мясо и прикрыл чересседельную суму. Брандарк уже отцепил емкий мех с пивом, один из трофеев, и оба градани присели подкрепиться, в то время как их животные принялись щипать грязную, побитую зимней непогодой траву.

Вспоминалось жуткое ощущение, когда первые три дня их сопровождали призрачные Венсит и Заранта. Но беспокойство вскоре сменилось живым интересом и восхищением совершенством иллюзии. Во время нападения на лагерь похитителей Базелу некогда было разглядывать воинов, созданных Венситом. На этот раз времени хватало, и его инстинктивное отвращение к колдовству уступило место чему-то похожему на восхищение.

Венсит не только колдун, но и художник – к такому заключению пришел Базел, изучая своих временных спутников. Сотворенные магическими чарами Венсит и Заранта не разговаривали с градани, но оживленно общались между собой, сопровождая слова подходящей к случаю мимикой и жестикуляцией. Они оставляли следы на снегу и отбрасывали тени. На каждой стоянке они ухаживали за своими несуществующими лошадьми и, пристроившись у лагерного костра, ели из несуществующих тарелок. На их одежде даже остались брызги грязи, когда они шлепали по размякшей земле. Венсит объяснил Базелу и Брандарку, что их восприятие помогало поддерживать иллюзию, но все же иногда друзьям трудно было отделаться от ощущения реального присутствия Венсита и Заранты.

Это продолжалось до вчерашнего утра, когда иллюзия внезапно пропала.

В этот момент Базел как раз смотрел на «Венсита», и мгновенное исчезновение потрясло его, хотя он и знал, что это должно случиться… Как будто вдруг прекратил существовать настоящий Венсит! И у Базела по спине пробежали ледяные мурашки. Это походило на дурное предзнаменование, на предвестье несчастья, готового обрушиться на их товарищей. От этой мысли трудно было избавиться, и Конокрад смог справиться с нею, только восстановив в памяти сцену прощания с Зарантой, ее слезы и требование непременно приехать к ней в Джашан перед возвращением домой. Это воспоминание было для Базела доказательством того, что исчезнувшая вместе с Венситом Заранта не была настоящей. Все же он не мог не беспокоиться о ней.

Тревожился он и сейчас. Базел фыркнул и пожал плечами. Сейчас он все равно ничем не может ей помочь, даже если она попала в беду, а Венсит мог лучше обеспечить ее защиту, нежели любая земная сила. Наконец, им с Брандарком и без того хватало хлопот и забот.

Жуя жесткое, как железо, сушеное мясо, он покосился на солнце. Надо бы добраться до леса засветло. Скорей бы уйти с равнины: здесь негде укрыться и чувствуешь себя таким беззащитным, хуже, чем на Равнине Ветров. Ведь сотойцы в своей борьбе с градани не прибегали к помощи колдунов. Хотя, с точки зрения Брандарка, все черные маги сейчас заняты поисками Венсита и Заранты, так что на долю двух друзей остались только их собственные враги.

И Базелу хотелось надеяться, что их число несколько сократилось. Они отдали своим пленникам самых слабых и усталых лошадей, больше из жалости к животным, чем к побежденным противникам, и немного продовольствия. И еще Базел счел нужным передать старшему из четырех оставшихся в живых братьев-псов предостережение для всей Гильдии.

– Не слишком славен я терпением и сейчас имею полное право перерезать вам глотки, – неспешно произнес он. В глазах внимавшего ему пса вспыхнул ужас. – Этого можешь не бояться, не стану я марать об тебя руки. Вместо этого получишь от меня послание. Устное.

Он помолчал, буравя взглядом все сильнее нервничавшего убийцу. Тот наконец не выдержал молчания и переспросил:

– Так что за послание?

– Ах да, послание. По моей оценке, у вас на охоту за моими ушами ушло человек шестьдесят. Пока что я считаю, что мы квиты, да и вам советую считать так же. Если вы не образумитесь, тяжко придется вам отрабатывать ваше золото. Я ведь не буду всегда таким сдержанным. – Он холодно улыбнулся. – Имейте в виду, пока я ничего не предпринимал, кроме самозащиты. Будете слишком настойчивы – я займусь собственной охотой на вашу свору. И не я один, Конокрады есть еще на свете. Думаю, небо вам тогда покажется с овчинку.

Он бросил на побледневшего убийцу еще один взгляд, ухмыльнулся и зашагал прочь. Теперь он тоже не мог удержаться от усмешки, вспоминая эту сцену. Проку от его предупреждения, конечно, не будет, подумал он, откусывая еще один железный шмат сушеного мяса, но ему самому стало от этого легче.

Они добрались до леса даже быстрее, чем предполагали. В запасе оставалось еще три часа дневного света, когда градани вошли под громадные оголенные кроны. Тень огромных деревьев задушила всю остальную растительность, так что здесь не было зарослей кустарника и подлеска, мешавших передвигаться, но зато вокруг царили полутьма и пустота холодного и неуютного зимнего леса.

После долгого пути по открытой всем ветрам равнине они чувствовали себя стесненно, пробираясь между стволами. Базел, как обычно, шел впереди, шурша опавшими листьями, и ему казалось, что деревья угрожающе нагибаются к нему со всех сторон. Он был здесь чужим, и лес осуждал его вторжение.

Он попытался отогнать эту мысль, напомнив себе, как стремился укрыться в чаще леса, но ничего не мог поделать с внезапно возникшим желанием вновь оказаться в долине. Да, там он чувствовал себя слишком на виду, но зато и к нему никто не мог подкрасться незамеченным. Теперь же его затылок покалывало от ощущения притаившейся где-то поблизости неведомой опасности, и он сочно выругал свое разыгравшееся воображение.

Базел беспокойно огляделся. Даже под скинувшими листву деревьями было темно, но небо над паутиной сплетенных ветвей было все еще голубым и ясным. Однако неприятное ощущение в затылке почему-то только усилилось. Он резко остановился, осматривая влажный молчаливый лес.

– Что такое? – Тихий голос Брандарка прозвучал в тишине оглушительно громко. Базел повел ушами.

– Не знаю, – пробормотал он, – но что-то…

Конокрад умолк, прижав уши к голове. Внезапно в ветвях над ними завыл ветер. До этого погода стояла тихая и безветренная. Сзади послышалось ругательство Брандарка, который вздрогнул от неожиданности при первом порыве урагана, сотрясшего лес. Затрещали и застонали ветви, словно возмущаясь внезапным насилием, дневной свет померк. Не набежавшие облака заслонили его, он просто исчез, погас, погрузив лес в глубокую тьму. Долгий, дикий раскат грома прорвался сквозь шум ветра.

И разразилась буря. Мелкие сломанные ветки градом падали с деревьев. Запасные и вьючные лошади, охваченные ужасом, бились, едва не обрывая поводья, и Базел кинулся к ним, пытаясь успокоить. Брандарк, которому удалось кое-как унять свою лошадь, спешился, чтобы хоть чем-то помочь другу. Но обезумевшие животные не помнили себя от страха. Две лошади вырвались и унеслись прочь, затем еще одна, а ветер все выл и выл, ломал ветки и гнул деревья.