И я стала ждать, когда явится сладкая парочка: Мара и женишок…
Утро добрым не бывает, а это выдалось особенно злющим. Всю ночь Одрику снилась ОНА… факел ее волос, искорки ее глаз, сияние ее кожи, с ней было тепло. Внутри у него была такая пьянящая сладость, такая умиротворяющая теплота. И он спал со счастливой, почти детской улыбкой.
А на Фридель налетел колючий северный ветер, разогнал облака и предоставил заморозку полную свободу действий. Вылезать из-под одеяла — удовольствие с комариный укус, но деваться некуда. Одрик едва успел коснуться босыми ногами холодного, словно рыбья чешуя, пола, как в комнате материализовалась уже знакомая ипостась Мары с послевчерашним благоуханием. Кто бы мог подумать, что даже демон может перебрать и страдать опохмелитом средней степени тяжести.
— Здорова, Мара.
— Нездорова…, и вообще, зови меня Мариком. — Простонал мужичек.
— Соболезную. Не думал я, что демон может так набраться.
— А, по-твоему, я бездонная, да?! Какой ты все-таки противный, когда сам от этого дела маялся, я тебя жалела, я о тебе беспокоилась. Никто меня не любит, и не приголубит…
— Не в таком же виде мне тебя голубить! Становись собачкой, я тебе пузико поглажу.
— Я сейчас нагнуться не могу, а не то, что поменяться. Пришлось спать на коврике у двери, хозяйка меня к себе на кровать не пустила. Давай так гладь, какая тебе разница?
— Совсем небольшая, но есть.
— Значит, не будешь? Ну ладно, я тогда тоже не буду…, - обиженно пропыхтел Марик.
— Не будешь гладить? Вот спасибо, этого мне еще не хватало, — уже полностью облачившись, добавил Одрик. — А зашел-то только пузико погладить, или еще зачем?
— Зачем-зачем… За чемоданом русской радистки…
— Ты опять изъясняешься не по-нашему! Переведи на равнинный ларийский.
— Хозяйка там… опять с ума сходит. Мандраж у нее… Поднялась ни свет, ни заря и мечется посреди своего тряпья как зверь в клетке, горничных с утюгами гоняет. За визажистом послала…, - и Марик попытался ногой почесать за ухом и чуть не растянулся на полу.
— И ты ко мне на досып что ли?
— Хуже! У нее нет походящей драгоценности, чтобы «оживить платье», и она послала нас с тобой к ювелиру… Уж послала, так послала… И представляешь, без завтрака! И, вообще, мне прогуляться надо… Ик…
— Мара, ты будешь первым демоном, подохшим от обжорства. Пошли, пока подморозило, и грязь не растаяла.
Заморозок действительно украсил город, грязь на улицах затвердела и воняла гораздо меньше, осенняя листва, подернутая инеем, напоминала самоцветы в драгоценной оправе. Приметы приближающейся зимы радовали Одрика, и его утреннего мажорного настроения не мог испортить даже скулеж Марика по поводу его несчастной. Что ей холодно, голодно, и все вокруг желают ее погибели, а тут ее еще начала мучить икота. Одрик не обращал на это внимания, а ранние прохожие испуганно шарахались в стороны от богатырского ика демона.
И тут его внутренней идиллии чуть не пришел конец. Запоздавший возчик на бронтоваге слишком торопился, тяжелым лесовозам можно было занимать городские улицы только ночью, или ранним утром, дабы не мешать остальным жителям. Телега, поворачивая, зацепилась колесом за угол каменного строения, а возница настойчиво понукал свое тягло. Громадное животное не выдержало, рванулось, колесо вывернуло из стены здоровенный камень, а следующее наехало на этот валун. Телега покачнулась и опрокинулась, увлекая за собой и животное, и возницу. Исполинский зверь перепугано дергал лапами в воздухе, раскачивая панцирь, в очередной раз дробя ноги и нижнюю часть тела своего хозяина. Хвост с шипастой бочкой на конце стегал по сторонам, крушил телегу и ломал тротуар. Тут же собрались случайные прохожие, но помочь несчастному никто не решался, все боялись угодить под удар хвоста перепуганного бронтовага.
— Мара, у тебя есть возможность сделать доброе дело, — сказал Одрик, глядя на разыгрывающуюся трагедию.
— Ты разрешаешь его … э-э-э… добить? — маг, молча, кивнул головой.
Руки бедолаги-возчика перестали дергаться, выпученные от ужаса и дикой боли глаза остекленели и закрылись.
— Ваше распоряжение выполнено, — отчитался мужичок, довольно улыбнувшись, и, разнообразия ради, сладко рыгнув. — Только почему ты это назвал добрым делом?
— Ну, ты же его небольно убила?
— Нет, ласково, как только могла.
— Лучше сразу помереть, чем еще несколько месяцев заживо гнить. Организм у него крепкий, но ему было уже не подняться.
— Слушь, а может и…?
— Да, этого тоже оприходуй, а то, как бы он кого-нибудь из зевак не пришиб.
Мужичок бросился Одрику на шею чуть ли не с поцелуями.
— Отвали, а то передумаю! Лизаться будешь строго в собачьем виде.
— Как пожелаешь, хозяин, — демон вскинул руки в умоляющем жесте, — в собачьем так в собачьем. Только постой минуточку, дай мне понаслаждаться.
Демонячья мечта сбывалась, и Марик застыл, благостно истекая слюной и подняв глаза к прозрачному осеннему небу.
Бронированный гигант испустил дух, а толпа вокруг него сгущалась. Мясо бронтовага далеко не деликатес, но оно было свежим, а главное — ДАРОМ.
Заминка в пути оказалась им на руку, ювелирка только-только открывалась. Но оказалось, что хозяев еще нет, охранник только снимал многочисленные замки с дверей и ставен, а на сейфах еще и магическая защита, доступная только самому ювелиру и его дочке. Миловидная горничная, почти девочка, приглашала молодого господина с его с его неказистым слугой в дом, где они могут выпить чаю и дождаться хозяев. Но приезжий юноша, по-видимому, маг, отказался.
— Но у нас лучший выбор, Вы нигде больше такого не найдете, — уваривала девушка, опасаясь потерять клиентов.
— Не беспокойтесь, смиз. И готовьте чай, через полчаса я вернусь, и с удовольствием выпью.
— Вы, правда, вернетесь, асса?
— Я же сказал…. А если еще пообещаете булочек к чаю, то могу поклясться. Да услышит меня Афари! — и Одрик вскинул руку вверх.
— Вот, хавчик на халяву предлагали, а его все куда-то несет… — бурчал вечноголодный демон.
— Марик, не зуди. Я сегодня с утра добрый, но могу и разозлиться.
Одрик наслаждался, может быть, последним солнечным днем осени, к вечеру пойдет дождь, а потом его сменит любимый снег. Но такого буйства красок, как в солнечный день золотой осени, не будет еще долго. Еще одно торговое заведение показалось Одрику заслуживающим внимания, и само здание было интересным, и наличие цветов в такую пору привлекало взгляды прохожих, а тем более людей успевших устать, от песчаного однообразия пустыни.
Лавка «Художественный беспорядок» оказалась эльфийской, что и следовало ожидать. И товары здесь продавались самые разнообразные, но с творческой составляющей: всякие симпатичные штучки, игрушки, картины, краски, музыкальные инструменты, красивая посуда, были и ткани с затейливым рисунком, и оружие с тончайшей гравировкой…
— Кисточки у них хорошие, какой-то пушной зверь…
— Мексиканский тушкан, — глухо усмехнулся демон за спиной у Одрика.
— Что? Ты знаешь, как он называется?
— Да так… проехали… — Марик ехидненько хихикал, прикрывая рот ладонью, чтобы не все чуяли содержание ее вчерашнего успеха.
С приветственным жестом у прилавка появился хозяин. Естественно эльф, но первый раз у Одрика при виде длинноухого не засвербело в носу и не зарябило в глазах (отряд охранников в Злых Камнях не в счет, у них армейские порядки).
— Я, пожалуй, возьму пару таких кистей.
— О, асса еще и художник, — эльф улыбнулся весьма сдержанно, чтобы не обнажались клычки, — тогда тем более Вам это должно понравиться. Я примерно такого и представлял, когда наносил надпись, но не думал, что им окажется человек.
— Спасибо айре, но я на несколько минут заскочил…. И знаете, я не планировал приобретать ничего из живописи, не сейчас во всяком случае.
— А это не картина. Но хотя бы взгляните.
— Ладно, уговорили.
Эльф жестом указал Одрику на закрытый портьерой вход в комнату. Одрик вошел туда, чтобы только не обижать хозяина, и его взгляд уперся в собственное отражение в зеркале. Это была швейная мастерская!