Когда да конца очередной ночной смены оставалось уже менее часа, и на улице уже забрезжил рассвет и погасли фонари, патруль из трех человек, возглавляемый сержантом, лениво двинулся в сторону караулки, дожидаться смены. Ночная вахта прошла на удивление спокойно, прошлись по улицам, посидели в паре кабачков, выпили пивка, пора и баиньки. Патруль дружно топая ногами, это чтобы издалека было слышно, и все кто хочет услышал, не торопясь шел по привычному маршруту. Под ногами похрустывал иней, выпитое пиво было хорошим, но уже почти закончившееся дежурство испортил рядовой Болек. Приспичило ему, видите ли… Сначала он стал сопеть, потом спотыкаться, а под конец даже и приплясывать на ходу сбивая патруль с положенного по уставу шага. Сержант Поль не выдержал и остановился:
— Болек, ты меня достал! Надо было пива меньше пить!!
— Так я это… сержант, надо мне… — рядовой приплясывал на месте, держась за причинное место, остальные рядовые стояли сзади и дружно скалились.
— Иди уж… БЫСТРО!!
Но Блека подгонять не надо было. Он засуетился, выбирая подходящее место, но, посмотрев на угрюмую рожу сержанта, кинулся в узкий переулочек между домами. Сержант между тем посмотрел по сторонам, на пустую улицу и на светлеющее небо. На вывеске ближайшего дома болталась огромная гусиная туша, ловко вырезанная из дерева. Замечательное заведение «Матушка гусыня», а вот другая вывеска заставила Пауля поежиться, и у него появилось плохое предчувствие. На яркой и по своему талантливой вывеске скалил зубы толстопузый гваррич. Трактир «Пьяный гваррич» был единственным в их районе, вход в который страже был заказан. Вся стража знала, что именно тут собираются легионеры — наемные убийцы и прочие столь же опасные личности, но ничего делать не хотела. А зачем? Вызовов в этот трактир патрульных отродясь не бывало, все вопросы легионеры решали сами.
Патруль стоял на месте и все дружно пялились по сторонам, а Болека все не было.
— Что он там так долго?
— Дык, это… он же терпел долго, вот и скопилось… — патрульные заржали.
Тут из проулка с вытаращенными глазами и болтающимися штанами вылетел Болек и со всех сил кинулся к патрулю, вопя во все горло:
— Сержант, сержант… там море крови… там все в крови…
— Что ты городишь? Там в проулке что, труп? — Трупами патрульных удивить было затруднительно, много их сержант повидал на своем веку, но рядового Болека трясло, и внятно ответить сержанту он не мог. — Гридмонд, посмотри что там…
— А почему я?
— Еще один вопрос и недельная гауптвахта тебе обеспечена. Иди, смотри, где там кровь.
Гридмонд мрачно посмотрел на сослуживцев и, не найдя у них сочувствия, медленно и осторожно вошел в проулок. А сержант, между тем, решил все же попытаться расспросить незадачливого подчиненного.
— Болек, пока Гриди ходит, объясни мне — что же ты там увидел?
А для освежения памяти, сержант схватил подчиненного за грудки и ощутимо тряхнул. Глаза рядового приняли несколько более осмысленное выражение, он собрался с духом и начал объяснять.
— Добежал я до конца проулка, стал отливать… и тут смотрю, задняя дверь приоткрыта. Мне любопытно стало, чо это дверь не заперта? Ну, я штаны подвязал, подошел и толкнул дверь-то. А там… там, все в крови… и она лежит….
— Где и кто лежит?
— Она… на кухне… в кровиии… — и Болек завыл. Сержант понял, что больше он ничего путного из этого своего подчиненного не добьется.
А вот второй страж сержанта не подвел. Гридмонд уже вернулся, вытянулся и стал докладывать по всей форме:
— Сержант, в переулке все спокойно! Никого подозрительного не замечено, можно пойти посмотреть.
— Патруль! Идем, проверяем, где там кровь… Болек, останешься тут, если что побежишь в караулку… — дрожащий, как лист на осеннем верну, Болек, энергично закивал.
Все остальные патрульные уже вошли в проулок, и сержант заспешил за своими подчиненными. Проулок был грязен и пуст. Уже достаточно рассвело и в сумрачном осеннем свете были хорошо видны и грязные стены домов и большие мусорные корзины и открытую настежь дверь, запретного для посещения стражей, трактира. Патрульные стояли перед черным входом и с ужасом рассматривали неприглядную сцену расчлененного женского трупа. Один из патрульных не выдержал быстро побежал к мусорным корзинам очищать организм от недавно выпитого пива и закусок, другой хмурился и переминался с ноги на ногу.
— Сержант, заходим?
— Да, ты что? Забыл что это за трактир? Нам туда нельзя…
— А чо делать-то будем?
Сержант, через распахнутую настежь дверь, смотрел на разбросанные по всей кухне внутренности какой-то женщины, лежащей у самого порога, и судорожно пытался сообразить, что же им в такой не простой ситуации делать. С одной стороны устав о ведении патрульной службы предписывал немедленно все осмотреть и вызвать с центрального поста дозноватчика. А с другой стороны был категорический, но устный приказ лейтенанта, и просто инстинкт самосохранения, которые строго запрещали патрульным под любым предлогом входить в это почтенное заведение. И тут внимание сержанта привлек кровавый след. Кто-то четырехпалый, с длинными когтями прошелся по свежепролитой крови и оставил на полу кухни очень интересный след.
— Так чего, сержант, заходим?
— Нет. Ты останешься тут. Никого не впускать и не выпускать. Гриди, ты к главному входу, проверь дверь, что-то мне подсказывает, что она закрыта. Но все равно стоишь там и никого не впускаешь и не выпускаешь.
— А вы?
— А я побегу в магическую стражу. Это их дело и неча нам сюда соваться. Как они придут, передадим им это дело, и пусть они тут сами управляются.
Лица стражников повеселели, никому из них не хотелось оставаться на службе лишнее время, да и разбираться с таким сложным, кровавым и возможно опасным делом, им тоже не хотелось.
Когда через полчаса сержант вместе с магическим патрулем вернулся к месту происшествия — трактиру «Пьяный гваррич» патрульные мужественно выполняли свой долг — стояли на вверенных им постах, и никто не захотел ни войти в трактир, ни выйти из него. Коллеги из магов кинули лишь взгляд на след и труп, и милостиво отпустили патрульных.
Вся почти родственная компания сидела витражной столовой большой, только что достроенной усадьбы ассы Одиринга. Сам Одрик бегал где-то по городу решал накопившиеся дела. А Торкана сквозь дождь всматривалась в каждого проезжающего по дороге, вот показались знакомые очертания верхового варга. Одрик бросил поводья и вбежал по лестнице.
— Лотти, нам надо поговорить, — и обращаясь ко всем присутствующим, — Наедине. Пожалуйста, оставьте нас.
Торкана подбежала к нему, хотела что-то сказать, но его взгляду поняла, что сейчас лучше промолчать.
— Рор, я жду. Нам с сестрой надо кое-что обсудить.
— Я ей вроде как не чужой.
— Ты заставляешь меня ждать. Выйди… Я сказал!
Сигвару было дано указание принести тот самый рундучок. Одрик крутанул стул и сел верхом, сложив руки на спинке.
— Одрик, что случилось? Я тебя такого еще не видела.
— Лотти, ничего страшного, все живы, надеюсь, что и здоровы. Но…. — Одрик, плеснул себе рома. — Какая же гадость, с ертским не сравнить, не берите его больше. Лучше гномьей огневки.
— Ты бы поел чего-нибудь, — Лотти попыталась успокоить брата самым распространенным способом.
— Обязательно, и не чего-нибудь. Но после, сейчас все поперек горла… Лотти, наш с тобой счет испустил дух. Мне даже нечем заплатить за хранение сундука бабушки Эфрины, и я не могу его забрать из хранилища. Я не говорю про текущие расходы.
— Как?! Я же всего… Я только… Одрик, ты же не думаешь что это я?
— Лотти, сестренка, на тебя бы я подумал в последнюю очередь.
— Но, что же нам теперь делать?
— Тебе — отправить Рора заниматься делом. Хватит ему жить за твой, а точнее за мой счет. И вообще, он жену должен содержать, а не наоборот.
— А как же ты?
— Я что-нибудь придумаю. Только сначала проверю некоторые свои подозрения.