Поняв, что товарищу уже не помочь, Уэллен, не разбирая дороги, побежал на запад, спасаясь от ядовитого облака. Позади раздалось ржание лошади и предсмертный кашель, который мог исходить только из человеческого горла. Но Уэллен не оглядывался.

После очередного удара дракон не стал подниматься ввысь — он, очевидно, искал ускользнувшую жертву. Тень снова накрыла Уэллена, а волна воздуха едва не сбила его с ног, но он уцелел. Лучше уж не останавливаться и надеяться каким-то образом выжить во всем этом кошмаре.

Бедлам не мог сказать, как долго он бежал. За спиной все время мерещился дракон. Холмы становились все ближе и ближе. Уэллен мельком подумал о разведчиках. Что же случилось с ними? Может, дракон изловил их еще раньше? Или они попались какому-нибудь другому чудищу? Такие мысли только заставляли Уэллена бежать быстрее, невзирая на растущую в теле боль и сбившееся дыхание. Вполне может быть, подумалось вдруг ему, что это и есть единственный способ уйти от чешуйчатого хищника — умереть от усталости.

К нему рысью подбежала лошадь.

Оседланная лошадь. Одна из тех, что принадлежали экспедиции. Свою Уэллен потерял, а лошадь Яльзо погибла вместе с седоком. Значит, эта — лошадь Прентисса Асаалька. Но где же тогда сам северянин?

Уэллен понимал, что теперь не время тревожиться о голубокожем. Лошадь была просто подарком судьбы, которым нельзя не воспользоваться. Самым ласковым и ровным голосом, на какой он был способен, измученный ученый попытался подозвать животное к себе. Вначале лошадь проявила норов — да и было отчего, — но затем медленно зарысила к нему. Когда она оказалась на расстоянии вытянутой руки, он погладил ее ноздри и осторожно нащупал поводья. Крови на удилах не было. Лошадь оказалась невредима, разве что напугана и утомлена. Уэллен снова задумался, что могло случиться с северянином. Хотя его не особо волновала судьба голубокожего, он вовсе не желал ему смерти или увечий.

Мельком взглянув на небо, он обнаружил, что дракон все еще не оставил бесплодных поисков того, кто исчез у него из-под самого носа. Уэллен от души поблагодарил неведомых богов, спасших его от гибели, и взобрался в седло. Ехать на восток он не решился, так как там еще не рассеялся ядовитый дым, и, поскольку вернуться к кораблю было невозможно, выбор был небогатым. Двинуться на север или на юг означало остаться беззащитным на открытом пространстве. Уэллен понятия не имел, сколько еще пробудет невидимым для дракона и распространяется ли это заклятие и на другие потенциальные источники опасности. Лошадь его видела. Значит, и другие звери могли видеть.

Можно было двигаться только на запад, к холмам, в том направлении, которое он выбрал с самого начала бегства.

Уэллен развернул нервничающее животное и пустился вскачь. Получив возможность расслабиться — если не умственно, то хотя бы физически, — ученый обнаружил, что теперь ему приходится бороться с усталостью, которую раньше затмевал страх. Встряхнувшись, он попытался привести мысли в порядок, ни на минуту не допуская, что опасность миновала. Дракон вполне мог, двинувшись в том же направлении, случайно накрыть его еще одним облаком смертоносного дыма. А мог и пробить, наконец, таинственную преграду невидимости — Уэллен до сих пор не мог поверить, что это дело его рук — и на этот раз углядеть сбежавшую закуску.

Пот ел глаза. Уэллен отер лоб и, опустив руку, заметил на ладони красные пятна. Пожалуй, и к лучшему, что он не мог видеть своего лица — со сломанным носом и разбитыми губами он выглядел скорее мертвым, чем живым. Его тревожило, что он не ощущал боли от ран. Он хотел было оценить свое состояние, но ничего не получилось, тем более что бешеная скачка и усталость совсем сбивали израненного человека с толку.

Первый из холмов был уже совсем близко, когда рев, гораздо громче прежнего, заставил всадника вздрогнуть.

Из последних сил сдержав лошадь, Уэллен извернулся так, чтобы видеть затянутое тучами небо над равниной.

Среди туч двигалось нечто, рядом с чем гигант, уничтоживший экспедицию, казался карликом.

Оно было… пурпурным!

Он снова протер глаза и еще раз взглянул вверх. Что бы там ни было, оно больше не показывалось, но все еще было где-то здесь. Он понял это хотя бы но тому, что первый дракон поспешно устремился ввысь, в сторону новоприбывшего. Судя по повадке чудовища, оно не собиралось нападать — скорее так двигался бы мелкий зверь, спешащий на зов более крупного.

Бедлам знал только одно: он не желает больше здесь оставаться.

Последним усилием он направил лошадь в холмы. Поначалу пришлось туго. Казалось, тот, кто придал холмам их единообразие, нарочно устроил так, чтобы меж ними не осталось ни единого ровного или прямого прохода. Путь Уэллена был так извилист и богат рытвинами, что, достигнув наконец ровного места, он остановил лошадь и внимательно осмотрел дорогу. В затуманенном мозгу червячком проползла мысль о хитрой ловушке, но вскоре он отверг ее. Причина была ученому не ясна, он только смутно понимал, что она вполне разумна.

Время от времени Уэллен оглядывался назад, но через несколько минут холмы совершенно заслонили собою равнину и восточную часть неба. Ни дракона, ни второго зверя, который, судя по всему, был еще одним представителем того же вида, больше не было слышно. Правда, это не означало, что они убрались восвояси.

Чем дольше Уэллен Бедлам ехал, тем труднее становилось оставаться в сознании. Прыжок с лошади и его последствия явно обошлись дороже, чем показалось поначалу. Уэллен отметил, что то и дело приходит в себя после приступов, которые мог описать лишь как полную темноту. При этом он не засыпал и не терял сознания — он просто был где-то там… Пощупав нос и губы, он обнаружил, что они все еще обильно кровоточат.

— Надеюсь, ты сможешь двигаться вперед без моей помощи, — обратился он к лошади.

Звук собственного голоса — сухой и ломкий — придал мыслям связность. Уэллен принялся разговаривать сам с собою, не заботясь о том, сколь безумно звучат его слова. В конце концов, кто мог услышать их, кроме него самого? ~ Однажды я уже видел этот сон.

Уэллен, собравшись с силами, повернул голову так, чтобы видеть лежавшие вокруг земли. На пути попадалось все больше и больше деревьев. В голове промелькнула мысль, не значит ли это, что он добрался до западной границы холмов?

— Мне снилось, что я стану великим ведуном. Волшебником, которому нет рав… равных.

Он закашлялся. Кашель эхом разнесся по холмам.

— И я все ждал, когда же объявятся эти чудесные си… силы. А они так и не объявились.

Уэллен взглянул на лошадь, словно ожидая от нее ответа. Он смутно подумал, что это животное было вполне счастливо — до того, как попало в экспедицию.

— Могу поспорить, тебе больше всего на свете хочется обратно в стойло. Там, конечно, скучно, зато безопасно. — Он отрывисто засмеялся. — Я тоже вел подобную жизнь… и думал, что хочу ее изменить.

Холмы до сих пор возвышались вокруг, и конца им видно не было. Уэллен почесал кончик носа, хотя на руке осталась кровь, а нос вовсе не чесался, потому что онемел.

— Остановиться… здесь? Или лучше… доехать до… до конца холмов?

Среди деревьев в воздухе захлопало крыльями что-то довольно большое. Уэллен усомнился в том, что там может прятаться дракон. Затем подумал о юном искателе. Может быть, один из легендарных птицелюдей следит за ним? Он двинулся в сторону шума. С одного из деревьев взлетела сова, тут же скрывшаяся в небе.

Уэллен хотел было рассмеяться, однако у него не осталось сил даже на смех. Удовольствовавшись слабой улыбкой, он снова сосредоточился на несметном количестве проходов между холмами.

Никаких признаков присутствия драконов не наблюдалось, но ученый и не помышлял о том, чтобы повернуть назад. Он решил не сдаваться и, раз уж все равно так углубился в холмы, проехать их полностью. Наверняка за их склонами находилось нечто столь ценное, что для охраны его нужны драконы. Уэллен был уверен, что драконы для того и поставлены здесь — охранять то, что находится за холмами.