Он наконец нашел короля из шахматного набора Серкадиона Мани… или, скорее, король нашел его.

Черный король в молчании смотрел на прибывшего. Уэллен замер там, где материализовался, не зная, позволено ли ему шевелиться.

Ждал он, затаив дыхание, довольно долго, но фигура, словно бы выточенная из эбенового дерева, не двигалась. Ученый уже начал думать, не ошибся ли он в оценке ситуации. Глядя на закрывавшее лицо короля забрало, он спросил:

— Ты — тот, кто спас меня?

Ничего. Однако учитывая, какая мерзость должна скрываться под забралом, отсутствие реакции еще не означало, что ему, Уэллену Бедламу, не угрожает опасность.

— Я бы хотел встать, если только ты не возражаешь. Решившись принять молчание за знак согласия, Уэллен медленно поднялся с пола, не сводя глаз с владыки ночи. Доспехи принадлежали поистине исполинскому существу — пожалуй, оно превосходило даже Короля-Дракона в человеческом облике. Вообще-то подобные гиганты были неизвестны человечеству, но может быть, доспехи помогали своему хозяину казаться больше, чем на самом деле.

Все равно. Если этому созданию вздумается нанести удар, он, Уэллен Бедлам, никак не сможет защититься.

Он встал перед королем. Тот не реагировал. Тогда ученый шагнул вперед. И снова ничего. Он продолжал двигаться, пока не приблизился к гиганту на расстояние вытянутой руки. Скипетр не взметнулся вверх и не размозжил ему череп. Рука в железной перчатке не стиснула горло.

Тогда Уэллен легонько коснулся груди короля. Тот не шелохнулся, словно был вырезан из мрамора. — Слава богу… — выдохнул Бедлам.

Подумав об оружии, он попробовал забрать у короля скипетр, но тот был зажат так крепко, что, продолжая тянуть, Уэллен наверняка сломал бы фигуру. В раздражении он отошел от чудовищной куклы и начал изучать комнату.

Только тут он заметил, что в помещении было полно других фигур с огромного шахматного столика карлика — и едва сумел подавить возглас отвращения. Его окружал поистине легион мертвецов. Здесь был полный набор белых фигур и несколько черных. Да еще дубликаты — очевидно, на случай безнадежных повреждений. Больше ничего в комнате Уэллен разглядеть не сумел, и неудивительно — она была освещена одиноким бледно-голубым шаром прямо над головой ученого.

Он был один. Ни Забены, ни Серкадиона Мани… они пропали неизвестно куда. И, что было еще хуже, сам он тоже оказался неизвестно где. Но какой, оказывается, огромной была цитадель! Бесконечные библиотеки, бесчисленные коридоры и комнаты…

Ничего не оставалось, кроме как искать выход из этой комнаты и надеяться, что удастся найти Забену. А вдвоем они как-нибудь выберутся из этого средоточия парадоксов. Что произошло между карликом и драконом, Уэллена не интересовало — он желал лишь выйти на свободу.

Ученый двинулся в ту сторону, где было поменьше омерзительных воинов. Голова опять гудела, хотя он не заметил, когда именно это началось. Впрочем, толку в этом не было ровно никакого. Поблизости находилось слишком много возможных опасностей. Волшебный дар не сообщал ничего нового. Если бы одна из фигур подняла на него оружие, Уэллен бы не удивился.

Если это — предел его способностям, ему, пожалуй, никогда не бывать компетентным волшебником. Уэллен уже начал сомневаться, компетентен ли он хоть в чем-нибудь.

К своему облегчению он обнаружил, что светящийся голубой шар следует за ним. По крайней мере, можно не опасаться наткнуться на что-нибудь в темноте. Освещение, правда, все так же оставляло желать лучшего, однако путь впереди был ясно виден ярда на два, а поначалу он не надеялся и на это.

Теперь — только бы отыскать двери!

Пугающая мысль о том, что в это помещение можно попасть лишь с помощью телепортации, уже посещала его, но Бедлам старался не думать о подобном исходе. Если так — он обречен на заточение, а возможно и смерть, после чего в комнате станет одной мумией больше…

Уэллен ускорил шаг.

Прошло минуты три-четыре. И только тут ученого озадачило видимое отсутствие стен. Ни одной стены не попалось ему на глаза с тех пор, как он очутился среди шахматных фигур. Подняв взгляд, он обнаружил, что не видит и потолка. Пол под ногами, светящийся шар над головой да армия мертвецов позади — больше, казалось, вокруг не было ничего. Ушей его достигал лишь звук собственных шагов и шумное, тяжелое дыхание. Казалось, его окружало само забвение.

Забвение…

Он резко остановился и прислушался, надеясь вновь услышать прозвучавший в голове шепот. Или это — всего лишь его собственное воображение? Единственное слово, похожее скорее на шелест ветра, чем на человеческую речь, — и больше ничего. Шутки разгоряченного сознания?

Сознания…

И снова — одно-единственное слово!

— Есть здесь кто-нибудь?

Ответом было гробовое молчание, но теперь Уэллен был уверен, что говорил кто-то другой.

— Где ты?

Он не услышал даже эха собственного голоса. Казалось, даже звук здесь умирал…

Умирал…

На этот раз Уэллену показалось, что он определил направление. Трудно было сказать, не было ли это лишь плодом воображения, так как голос звучал только в его голове. И все же он был уверен, что, свернув направо, выберет верный путь. Быть может — и вовсе единственный.

— Прошу тебя, — прошептал ученый, проведя рукой по волосам — он пытался сосредоточиться. Несмотря на то, что шел он быстро, впереди не было видно никого. — Скажи, кто ты? Я не желаю тебе вреда.

Все это могло оказаться новым трюком Серкадиона Мани или Короля-Дракона, но Уэллен сомневался в этом. Этим двоим хватало хлопот и друг с другом.

Выбирать не приходилось. Он продолжал идти вперед. Возможно, это была самая нижняя секция цитадели. Вероятно, Серкадион Мани устроил здесь хранилище для того, что осталось от неудачных опытов, или для своих чудовищных игрушек, если можно так назвать шахматные фигуры. В любом случае, ученого интересовал только выход.

Нет выхода…

— Нет выхода? Но…

Он замолчал. Голос в голове явно имел в виду не его судьбу, а свою собственную. Только сейчас ученый почувствовал в голосе печаль и боль утраты.

Мольба об освобождении…

В голове его звучали не простые слова. Чувства. Смутные воспоминания. Предостережение.

Если он, Уэллен Бедлам, не остережется, его тоже может постигнуть такая судьба.

— Но где же ты?

Нужно было отыскать источник голоса. Возможно, он сумеет избавить говорившего от мук. И неплохо бы выяснить, что это за судьба его ждет и можно ли ее избежать.

Тускло-голубой свет выхватил из темноты впереди множество маленьких блестящих предметов.

Они были расставлены на низком пьедестале, где для каждого из них имелось собственное небольшое углубление. Флаконы размером с указательный палец. Всего их оказалось десять, и каждый был наглухо запечатан воском. Что находилось внутри, ученый не мог понять, а когда попытался всмотреться, оно свернулось, словно не желая показываться на глаза. В Уэллене возобладал ученый. Присев на корточки — так, чтобы глаза оказались на одном уровне с флаконами, — он снова попытался рассмотреть их содержимое. Углубления прочно удерживали флаконы на месте — они не выпали бы из гнезд, даже если бы пьедестал перевернулся. Сам пьедестал, кстати, был изготовлен из того же камнеобразного вещества, что и вся цитадель. Он буквально вырастал из пола. Вряд ли кому-нибудь, за исключением разве что дракона, удастся потревожить эту махину…

— Но что это?

У него появилось почти неодолимое желание коснуться ближайшего флакона. Желание было отчаянным, неотвязным — и, казалось, принадлежало не ему. Оно было связано с голосом. Тот, кто мысленно разговаривал с ним, желал, чтобы Уэллен коснулся флакона. Он умолял его сделать это. Уэллен поднял руку, собираясь повиноваться, но тут флаконы перестроились на его глазах.

Перед ним была пентаграмма. Почти такая же, как в замке Повелителей Мертвых. Судя по всему, он наблюдал за действием какого-то сложного заклинания, в котором ключевую роль играли запечатанные флаконы, расставленные по углам пентаграммы. А в центре, вместо одиннадцатого сосуда, помещался драгоценный камень чистейшей воды. Он был не похож на бриллиант, и потому ученый сначала не обратил на него внимания, но теперь видел, что камень нарочно огранили таким своеобразным способом. Если здесь все устроено так же, как у некромантов, камень в центре должен быть средоточием…