Однако Андрей к контракту имел совсем другое отношение. Брунс со своей стороны выполнил практически всё точно. Им было запущено производство весьма неплохого прозрачного и цветного стекла, как и изделий из него. А так же обучены несколько учеников. Причём обучены на совесть, ведь в камской вотчине стекольный завод ставили уже они, без немецкого пригляда. Правда, у немца оставался ещё год контракта, но душевные терзания явно не пойдут на пользу делу. Да и показать на его примере другим, что никаких подлянок со стороны нанимателя не будет, наверное, тоже стоило, как и понимание того, что Андрей на этом ещё и сэкономит. Всё же зарплата у немца была куда выше, чем у всех его учеников вместе взятых. Так что по обоюдному согласию контракт был разорван с условием отработать до весны, и вот теперь заматеревший мастер возвращался в родной город и лишь Андрей помнил, что здесь тот был всего лишь подмастерье, так и не сдавший экзамен цеху. Брунс же, имея в кармане звонкое серебро и опьянённый свободой, казалось, забыл об этом, а Андрей с напоминанием не спешил. Зачем? Пусть немец прочувствует всю разницу. Коли свыкнется, так и пусть, а коли нет, то придёт наниматься вновь. Только условия будут уже не такие хорошие, хоть и выгодные. Заодно расскажет местным, как ему жилось-пилось на Руси, то есть, поработает этакой бесплатной пиар-компанией по привлечению трудовых резервов. Даже если сам не придёт, то других подобъёт поискать за морем лучшей жизни точно.
Ну а когда "Аскольд" ошвартовался у любекского причала, Андрей неприминул посетить знакомый дом на Рыбной улице, где был приветливо встречен гостеприимным хозяином. Конечно, нельзя сказать, что русская торговля была для Мюлиха основной, но и малозначительно она тоже не была, давая неплохой процент в общих доходах купца. В общем, классический случай, когда дружба двух людей основана была на обоюдовыгодном деле. Но Андрей нуждался в Мюлихе не только из-за торговли. Мастера, вот что было для него главным! Русь была слишком огромна, чтобы ей хватило той капли, что уже успели нанять государевы и андреевы люди. Да, его ставка на подмастерьев сыграла на все сто, но в Европе тоже не дураки живут. И блюсти свои интересы умеют. Уже сейчас, после того как канатная фабрика Руссо-Балта вышла на полную мощность, русских под любым предлогом перестали пускать на канатные мастерские по всему балтийскому побережью, а уж про то, чтобы нанять канатных дел мастера (да что там мастера – ученика!) – и вовсе можно было забыть. Потому как конкурентов нигде и никто не любит. Ведь каждая проданная русскими бухта каната – это разорившийся немецкий ремесленник и потерявший доход купец, который сначала привёз этому ремесленнику пеньку, а потом продал его изделие. А последним в этой цепочке страдает сам город. Так что не стоило удивляться, что в последнее время во всех городах Ганзы вдруг начали внимательно отслеживать за тем, кого пытаются завербовать эти русские и по максимуму препятствовать этому. Причём делали всё с милыми лицами, не нарушая подписанных договоров.
Сыграло тут свою роль и своеобразное восприятие Руси североевропейцами. За несколько столетий у них сложился собственный уютный мирок со своими скелетами в шкафу. И тут вдруг на востоке появилась некая новая сила с неясными намерениями, но с большими претензиями. Не то, что привычный им Новгород и Псков, условия торговли с которыми диктовали сами ганзейцы, а те были вынуждены мириться с таким своим положением в сложившейся системе. Вот эта таинственность и неясность вкупе с претензиями и напугали европейцев больше всего, отчего они и задались вопросом: стоит ли делиться с русскими тем сокровенным "знанием", что сделало самих европейцев могущественными? Ответ был, вроде, очевиден, вот только слова ещё неродившегося Владимира Ильича про капиталиста и верёвку были, как ни странно, актуальны и в это время. Поэтому, пока одни вводили санкции, другие, наоборот, пытались сделать на этом свой гешефт. Но ситуацию с мастерами это облегчить никак не могло.
А вот за Мюлихом стояли не только некоторые купцы Любека, нет, там маячила тень Фуггеров, которые были весьма заинтересованы в максимальном расширение сферы своей деятельности. Фуггеры спонсировали молодого императора, и без этих сумм не было бы имперской политики. Но мир менялся, менялись и пути перевозки товаров. Испания и Португалия, поделив планету, захватили наиболее простые из них, но это лишь заставило энергичных людей пуститься на новые поиски. И вот тут интересы могущественных дельцов и Андрея могли сойтись в стремлении поставить под полный русский контроль волжский торговый путь и путь на Восток, к богатствам Индии. Главное сделать это до того, как грянет финансовый кризис 50-х годов, когда "произошло нарушение старинного денежного равновесия", повлекшее за собой серьезные перемены в европейской экономике и банкротства Испании и Франции. Да, пускать Фуггеров на русский рынок удовольствие ниже среднего. Кроме всего прочего, Якоб Фуггер создал одну из первых в истории частных разведслужб, и его разведывательная сеть, используя многочисленные представительства фирм в различных европейских странах, работала чрезвычайно эффективно. Андрей пока что только мечтал о чём-то похожем. Но и ссориться с "делателями императоров" и одними из богатейших людей на планете было явно не в его интересах. Мало того, что они могли устроить кучу неприятностей в европейской торговле, так им ещё принадлежали рудники серебра, меди, свинца и ртути в Германии, Швейцарии и Испании. А эти металлы были очень востребованы на Руси. Так что выгоды от такого сотрудничества было как бы не больше, чем потерь.
И когда Мюлих завёл аккуратный разговор, Андрей был мысленно уже готов к возможному предложению.
Началось всё с того, что поставлять медь через Балтику без одобрения ганзейского союза было делом весьма затруднительным. Корабли таких наглецов, несмотря на их имена и ранги, попросту и без затей уничтожались, а их груз конфисковывался. Не обошло это и Фуггера. А ведь Португалия по-прежнему рассчитывала на его металлы, как и сам он рассчитывал на португальский перец. И поэтому ему была просто необходима свобода мореплавания в северных водах. Но он был слишком крупной угрозой, чтобы его проигнорировали, а потому не стоит удивляться, что Ганза не только незамедлительно конфисковала его корабли, но и обрушила на него всю свою мощь. В ответ Фуггер не стал бодаться с могущественным союзом, а постарался разбить его, и это ему удалось. При поддержке польских князей, он заключил сделку с Гданьском, и теперь его товары могли свободно вывозиться через этот порт, как в Западную Европу, так и в Восточную. А это уже било по интересам таких городов, как Рига и Дерпт, для которых Русь была важнейшим торговым партнером. Ведь лишившись металлов Фуггера (своих-то шахт у них не было), они рисковали уступить свой "кусок пирога" польскому Гданьску. И всё бы было ничего, вот только стоило Фуггеру напрямую выйти на Новгород, как ганзейцы запретили представителям его дома использовать для своих нужд местный Немецкий двор. Вот тут-то и вспомнили купцы про своего русского делового партнёра. А что, Андрей был совсем не против сдать в аренду часть своих складов, как это делал для него Мюних в Любеке. А коли понадобится, он и корабли даст для перевозки столь нужного для Руси металла. Последнее пока что другой стороне было не нужно, но за предложение поблагодарили, после чего перешли к конкретике. На первых порах Фуггерам требовались склады тонн на триста-четыреста меди, потому как выделить больше двух кораблей он пока что был не в состоянии. Но, как говорится, лиха беда – начало.
В последние дни князь Юрий Радзивилл по прозванию Геркулес, первый польный гетман Литовский пребывал во взвинченном состоянии. Да что там дни! Все последние месяцы!
Тяжкие раны, нанесённые его самолюбию, не давали ему покоя. Война с восточным соседом шла совсем не так, как виделось когда-то, и всё больше и больше обнажала неспособность Литовско-Русского государства самостоятельно противостоять ему военной силой. Ведь даже те победы, что были одержаны за эти годы, произошли лишь тогда, когда вместе с литвинами выступали польские наёмники. Увы, давно канули в Лету благословенные времена Ольгерда, трижды осаждавшего Москву. Теперь же Московская Русь сама осаждала литовские города. И не просто осаждала – брала! Помучившись три года под Смоленском, она явно пересмотрела свои взгляды на ведение боевых действий. А с помощью своих европейских союзников отыскала себе самых лучших учителей. Иначе как объяснить то, что о последних новшествах в военном деле литвины узнали не от европейцев, что было бы естественно, а от русских, когда те принялись один за другим захватывать их же собственные города. Последним в этом списке был Киев, где гетман литовский потерпел своё очередное за эту войну поражение и за которое его некоторые члены паны-рада попробовали назначить козлом отпущения. Словно это он предложил поделить и без того небольшую армию надвое, надеясь, что пока русские бьются о киевские стены, отбить назад Полоцк. На выходе же получилось, что и Киев потеряли, и Полоцка не добыли. И само Великое княжество вновь сократилось в размерах, и над ним, наверное, впервые столь явственно нависла нешуточная опасность исчезнуть с лица земли, будучи проглоченным воинственными соседями. Причём под соседями князь имел в виду не только Московскую Русь.
