Но, как известно, грамотный руководитель команду подбирает заранее. Вот и у Андрея тоже были на примете две кандидатуры. Вот только оба они были выходцами с северо-западной Руси: новгородец и пскович. И это будет действовать на московских дьяков как красная тряпка на быка. Но лучше уж выдержать этот бой с чиновниками, чем потом заниматься в приказе ручным управлением. Тогда уж точно на все другие планы времени не останется.
В общем, покидал в тот день заседание Думы Андрей в раздвоенных чувствах. С одной стороны сбылась мечта. С другой же…
Но недаром в народе говорят, что утро вечера мудренее. Да ещё если под боком жена-умница. Так что с утра новоиспечённый глава приказа корабельных дел отринул все сомнения и приступил к работе закатав рукава.
Первым делом пришлось заняться размещением нового приказа. Ведь свободных мест в стенах Кремля уже давно не было, но зато было множество строений, годами не используемых по назначению, но сохранявшихся подобно двору домовитого хозяина, который не любит, чтобы что-нибудь пропадало, а строит, перестраивает, надстраивает и пристраивает различные хоромины по мере надобности. Вот среди них князь и присмотрел неплохое место для своего учреждения.
Правда, пришлось долго разбираться, что, как и кому принадлежало, но, наконец, все формальности были утрясены и вскоре потянулись внутрь Кремля подводы со строительным материалом. Старые же постройки были внимательнейшим образом исследованы и признаны негодными по причине ветхости. И сейчас их лихо размётывали нанятые плотничьи бригады.
Тем временем в Княжгородок и Новгород помчались гонцы с приказами, а сам Андрей занялся объездом приокских земель. Как любитель морской истории, он много читал про детище боярина Ордин-Нащокина, первый русский военный корабль европейского образца "Орёл". И поэтому помнил, что в те времена Коломенский уезд был богат дубовыми лесами, качество которых вполне устраивало даже голландских мастеров. Находясь уже в этом времени, он убедился, что коломенские дубравы действительно существуют и теперь, взяв пару дворцовых дьяков, отправился описывать их для нужд своего ведомства.
А потом засобирался в Калугу, решив заодно и посетить Бережичи, в которых не был уже несколько лет…
Глава 19
Солнце взошло лишь недавно, и его неяркие лучи отбрасывали от городских строений на снег длинные тёмно-синие тени. Городок медленно просыпался, ибо с первыми лучами солнца для него наступал и новый день. То тут, то там в небо поднимались столбы дыма от затопленных печей. Заскрипели отворяемые ворота, захрустел под ногами первых прохожих снег.
Утренняя суета коснулась и высившегося на круче камского берега хозяйского дома. Собственно, это был не просто дом, а основательно укрепленные огромные боярские хоромы, где двухэтажный дом с множеством горниц, светелок, покоев, сеней, клетей и подклетей был тесно соединён затейливыми переходами и плотно окружён амбарами, складами, конюшнями и разными пристройками для служб и охраны. Жизнь здесь не замирала ни на час, ведь чтобы огромное строение не простаивало без толку, в нём на постоянной основе жил вотчинный управляющий со своей семьёй.
Да, за прошедшие годы Игнат крепко врос в роль наместника, слегка раздобрел и даже выгодно женился на дочери купца из Усолья-на-Камском. Этот городок уже не был брошен поселенцами, как в иной реальности, а наоборот, продолжал жить и развиваться. Что, кстати, весьма не по нраву пришлось чердынским воеводам, ведь им было куда удобней сбыть со своих рук громаднейшие, но слабозаселённые территории, а вместе с ними и все заботы по обслуживанию местного беспокойного населения. Потому как если они не облагались податями и ясаком, то были в этом виновны именно воеводы. А заниматься примучиванием аборигенов на границе русских и казанских земель – удовольствие то ещё. Потому и появлению в этих местах княжеской вотчины они только обрадовались и были готовы уступить князю управление и Усольем, ведь тогда спрос за ясак полностью ляжет на чужие плечи. Впрочем, выделение Усолья-на-Камском в отдельное воеводство их тоже вполне удовлетворило.
А вот первый усольский воевода князь Фёдор Иванович Хотетовский свою должность рассматривал чуть ли не как наказание, но прибыв на место и осмотревшись, а особенно сведя знакомство с послужильцем князя Барбашина, управлявшего землями не меньше, чем его вовеводство, понял, что и в этих "диких" местах можно неплохо развернуться, особенно если подойти к делу с умом. Да, лучшие соляные места занял неплохо взлетевший при дворе князь, но кто сказал, что он забрал ВСЕ пригодные для соледобычи места? А соль – продукт, которого на Руси всегда не хватало, и снабжение ею населения было постоянной головной болью правителей. Ну и ясак с окрестных племён тоже мимо его ручек не прошёл. А собирать его оказалось довольно просто, ведь почти половина городского населения было вогульским или породнившимся с вогулами русичами. А через родственников ничего не стоило найти и племенное становище. И чего, спрашивается, чердынские воеводы жаловались?
А уж когда (пусть и совместно с барбашинским наместником) удалось отстоять городок от вторгшихся казанцев и не только не пустить их к Чердыни, но и нанести им огромный урон своими силами (хотя и не разгромить), воевода и вовсе уверился в том, что поймал удачу за хвост. Его победная реляция не осталась незамеченной, принеся князю небольшое поместье и угорский золотой. А городку, кроме того, что он остался цел, повезло собрать и кое-какие трофеи, на чём наварился уже игнатов тесть.
Впрочем, тесть Игната и до того, по местным меркам, разумеется, был не беден, а ныне и вовсе вышел в первые люди, перехватив то, что осталось от некогда сильного соледобытчика Третьякова. Этот промышленник так и не простил князю Андрею, что он буквально из-под его носа увёл наследие вдовы Прасковьи, да ещё и лучшего мастера заодно. Вот только сил своих не рассчитал. Точнее не учёл того размаха, с которым князь возьмётся за дела. И сторонний доход, как от того же каперства. Нет, будь Андрей обычным мелким князьком, то промышленник бы справился, не одни ведь Строгановы на своей делянке могли князей да бояр обламывать, но в длительном противостоянии побеждает тот, у кого мошна тяжелее. И вот тут Третьяков проиграл попаданцу вчистую. Правда, сумел вовремя образумиться и, продав всё, что ещё оставалось, уехал в иные места с надеждой начать всё сначала.
По утрам Игнат, по укоренившейся привычке, вставал ещё затемно. Часто, даже раньше жены. Едва проснувшись, он привычно, оборотясь к образам, осенял себя крестным знамением, благодаря Спасителя за то, что уберег и дал проснуться здоровым, после чего шёл на зарядку. Тоже больше по привычке, но и помня, что в вопросе физического развития князь отчего-то был весьма щепетилен. А терять доходную должность, просто выказав в ненужный момент немощь, как-то не хотелось. Привык он к местной жизни.
Окончив занятия, Игнат спешил ополоскнуться и одеться. Его исподнее каждое утро привычно лежало свежестиранным – чистоту послужилец соблюдал истово.
Переодевшись, он поднимался в кабинет, возле которого его уже поджидал дежурный дьячок, которого Игнат привычно спрашивал, прежде чем войти внутрь:
– Ну, как ночь-то прошла?
– Слава Богу, без происшествий. Пожаров не было, о татях тоже никто не донашивал. Под утро гонец от князя-хозяина прискакал. Срочного ничего нет. Велел в людскую отвести, попотчевать.
– Добро, – кивнул головой Игнат. Неустроенья, или как говаривал князь, ЧП, в вотчине случались редко, так что утренний доклад был по большей части пустой проформой. – Гонец пусть отдохнёт, а после завтрака ко мне отведёшь. Всё, ступай, чай службу несёшь.
Поклонившись послужильцу, дьячок быстро покинул помещение, а Игнат вернулся к оставленной вечером кипе бумаг. Работы было много. Черемисский набег хоть и отбили, а всё одно, многое врагам пожечь удалось. Особенно пострадал завод: от стрел зажигательных сгорел в великом пожаре. Но работных людей никого не потеряли, всех за стенами спасли. И потому за прошедший год все последствия уже устранили, плотину поправили, а амбары плавильные, как и печи, заново поставили. Так даже лучше получилось, чай за время работы мастерами многие недочёты были выявлены, вот их и исправили одним махом. Теперь завод вновь медь плавит, и пушки для хозяина льёт.