Вот тут рижан и прорвало. Они были согласны на многое, но беспрепятственный проезд русских с товарами мимо Риги их не устраивал никак. Потому что именно посредничество приносило городу огромную прибыль. Иначе, зачем кому-то понадобится плыть в Ригу, если русские и сами привезут всё, что нужно, да ещё и, возможно, дешевле, чем при посредничестве рижан. Но тут уже упёрлась русская сторона, а Андрей прямо пригрозил, что логистика, конечно, вещь великая, но политическая целесообразность куда важнее. И если рижане не желают торговать по-новому, то крюк в обход Риги по нашей территории в условиях перевозки товаров на своих кораблях и продажи его в Любеке или Западной Европе, становится более чем оправдан. Хотя поначалу и придётся очень сильно вложиться в восстановление волочной системы между Днепром и Ловатью, а потом и далее, в Лугу. Зато по окончании они быстро отобьют все затраты. А с окончанием войны и прямая литовско-русская торговля, идущая ныне через ливонцев, будет восстановлена. И что тогда достанется Риге?

Вопрос был непраздный. Ах, если бы взгляды могли убивать, то Андрей уже лежал бы бездыханным на полу, с такой ненавистью смотрели на него рижские послы, понимавшие, что их просто загоняют в угол. И что хуже всего, это делали те, от кого они меньше всего ожидали. Что-то явно сильно поменялось в том медвежьем углу, из которого выползли эти московиты. А ганзейцы, успокоенные веками господства, прозевали это изменение. И вот уже славных рижских купцов нахально возит словами по полу молодой князёк, играя фразами так, что и придраться к нарушениям заключённых с Ливонией и Ганзой договоров нет никакой возможности. Всё так чинно и благородно, вот только тянет от такой пристойности могильным холодом для ганзейского города.

В общем, переговоры шли тяжело и часто прерывались. Обе стороны искали точки соприкосновения, постепенно уступая в мелочах. Но на возможности перегружать свои товары в Риге беспошлинно с речных судов на морские и обратно русские стояли твёрдо. Это было надо Компании, это было надо Андрею, так почему бы и не воспользоваться моментом, тем более если государь дал новгородскому наместнику большие полномочия в ведении переговоров. Так что он давил сам и просил о том же Ростовского.

– А ты не перегибаешь, князь? – в конце концов, возмутился уже тот. – Что ты к этому порту привязался? В конце концов, есть же Норовское.

– Есть. Да только один порт – это не порт. Пока мы были оторваны от моря, мы позабыли одну истнину, которую хорошо помнили великие государи прошлого. Море – оно не разъединяет, оно соединяет. Цивилизации возникают и становятся великими именно на торговых путях, в удобных бухтах, на волоках и эстуариях рек. Всем известен Царьград, что тысячу лет был столицей мира, имея контроль над черноморскими проливами и пути из Европы в Азию. А вот у стран, не имеющих выхода к морю, нет шансов стать великой мировой державой.

Да что говорить, мы ныне тех же мастеров из закатных стран с большим трудом привозим, и при этом не всегда лучших. И то сколь много нового и полезного они на Русь привнесли! Так что непрямая выгода от заморских плаваний с каждым годом только расти будет, так и мы, чай, не новгородцы, что б только о мошне думать. Это им лишь прибыли подавай, оттого и Ливонии, как прокладки, хватало. Мы же мужи государевы и нам о помощи государю радеть надобно. И тем землям, что мы у литвинов отвоевали к Риге сам господь тяготеть, велит. Уж больно дорога туда по рекам лёгкая. И Рига про это знает лучше нас, к сожалению. Как и то, что богатство их города основано на контроле проливов, и ближайшего к ним эстуария рек. Э, я хотел сказать, что зависят они от товаропотока по Двине и через острова Моонзундские.

Раньше, чтобы вести активную торговлю приходилось постоянно договариваться с ливонскими городами, а те кичились своим положением и постоянно напоминали нам, что только у них есть возможность поставлять наши товары в закатные страны, а их к нам. И коли не будем с ними дружить, то они дорогу-то закроют и для товаров, и для мастеров, столь государю нужных. А теперь мы имеем возможность отплатить им той же монетой, помня, что тот, кто не развивает свою торговлю с миром идёт прямиком к вырождению.

В общем, нужна нам Рига как порт для своих кораблей. А то, что они в Смоленск или Полоцк приедут, так пусть. Конкуренция тоже не всегда плоха.

Ростовский, хмуро выслушав столь длинный спич, только молча покивал седой головою и… поддержал его предложения. В результате рижане поспешили убыть к себе для консультаций, а наместник схватился за голову.

– Послушал тебя, – бубнил он, наливая рубиновое вино в чашу.

– А что такого? Поверь, они ещё вернуться, ибо ныне не они нам, а мы им нужны. Пусть прекращают думать временами новгородской вольности. Нам нужно и точка! А то моду взяли, под страхом конфискации товаров запретили всем иностранным купцам заниматься в их городах торговлей между собой. Ну а коль не согласятся, то на такой случай есть договор от 1509 года, в котором Рига, как ливонский город, указана и права её, опять же, как ливонского города, прописаны. Так что либо они заключают новый ряд, либо выполняют ранее заключённое соглашение. В любом случае, мы в накладе не останемся.

– Странно, – усмехнулся Ростовский. – Что тебе чухонцы сделали? Вроде воевал ты с гданьчанами, а ливонцев не любишь больше, чем тех. Я бы даже сказал, ненавидишь.

– На то у меня свои причины.

– Вот и говорю, странно, когда они успели тебе дорожку перебежать? – Ростовский с интересом взглянул на Андрея.

– Не забивай голову, князь, – отмахнулся тот. – Ты, главное, в переговорах стой на своём, а рижане пусть сами думают, по каким уложениям им с нами торговать. Мы, повторюсь, в любом случае без выгоды не останемся. Лучше расскажи, что там рудознатцы мои доносят?

За прошедшие годы геологический класс старого Краузе неплохо разросся, но и территория, которую им приходилось обследовать, тоже выросла в разы. Большая часть учеников, во главе с самим немцем, работала в Камской вотчине, изыскивая новые месторождения. Но часть, из самых лучших, князь отправлял для практики в более далёкие места. Ныне такая вот экспедиция работала и возле Олонецкого погоста. Почему там? Так кто же из тех, кто изучал эпоху Петра, не помнит об Олонецких петровских заводах? О них ведь почти во всех монографиях пишут! Правда, всё, что помнил Андрей про них, это название, но, слава богу, сам Олонец уже существовал и давал подсказку, откуда стоило начинать поиски. Нет, понятно, что сразу отыскать богатые залежи это ненаучная фантастика, ведь местность, которую геологам придётся исходить, занимает десятки тысяч квадратных вёрст. Но, как оказалось, добыча руды с кустарной выделкой меди и уклада уже давно существовала у местных карел. И, хотя большинство из них не горели желанием поделиться сокровенными знаниями, всё же и розмыслы у Андрея были опытные и молчание хранили далеко не все. Так что вскоре на кроках появились первые значки, правда, определённый на глаз объём не способствовал скорейшей постройке домны. Хотя как временное решение подобный ход рассматривался. Впрочем, князь изначально понимал, что для полного изучения края понадобятся годы поисков и куда более многолюдные экспедиции. Сейчас его люди работали больше наскоком, ища место под первый завод, продукция которого и позволила бы профинансировать основательные геологоразведочные работы в крае. Ну а наместник был взят в долю, чтобы не волокитить вопрос владения и разрулить, если что, ситуацию с местным податным населением.

Хмыкнув, Андрей поймал себя на мысли, что во многих случаях он действует ровно так же, как и ненавидимые им в его прошлом-будущем, олигархи. Так же давит конкурентов (причём, чего уж греха таить, не всегда добросовестно) и напропалую использует административный ресурс (а один только княжеский титул в сословном обществе это о-го-го какая прерогатива). Хотя, утешил он сам себя, он всё же отличался от олигархов его времени, хотя бы тем, что полученную прибыль аккумулировал внутри страны, а не вывозил в офшоры. И производства не вывозил. И повсеместно внедрял новые технологии. А ведь когда тот же сельхоз всё-таки выстрелит, это позволит высвободить огромное количество рук столь нужных как для армии, так и для промышленности. Ну а подобность деяний это, возможно, просто веяния эпохи первоначального накопления? Или это просто бунтуют остатки прошлого воспитания, видя, как сам Андрей всё чаще и легче отбрасывает условности того мира? Но можно ли жить в прошлом по законам будущего? Для себя он давно уже решил, что нет, нельзя. Но кто бы знал, какие порой страсти бушевали в душе попаданца, вынужденного поступать вопреки впитанных, можно сказать, с молоком матери, условностей более продвинутого общества. Ведь за половину его нынешних деяний, там, в будущем, он бы давно уже отбывал свой первый пожизненный срок. А тут, наоборот, делает успешную карьеру, легко перешагнув тот рубеж, на котором остановился в том будущем.