В результате каракка рыскнула в сторону и потеряла ветер. Прямые паруса на обеих её мачтах обстенились – плотно облепили такелаж, а косая бизань затрепыхала, ловя воздушный поток. Судно стало заметно терять скорость, чем не преминул воспользоваться Андрей.

Нет, идти на абордаж он не стал, и без трубы было прекрасно видно, что в больших марсовых корзинах на мачтах было полно изготовившихся к бою стрелков из луков и арбалетов. По ним уже палили его марсовые, но большого урона пока не нанесли. Так и зачем подставляться?

– По рангоуту, залпом, пали! – скомандовал он, и вскоре "Новик" вновь содрогнулся всем корпусом.

Шхуна плясала вокруг потерявшей ход каракки словно охотничья собака вокруг добычи, каждый раз нанося укус и отбегая в сторону. К сожалению, высокий борт каракки не позволял эффективно выкашивать её экипаж картечью из бортовых орудий, но зато марсовые пушечки старались вовсю. Единороги же палили цепными ядрами и на пятом залпе им, наконец, повезло. С громким треском грот-мачта повалилась в строну, одним за другим обрывая ванты и снасти и с плеском рухнула в море. А вместе с ней упала и самая большая марсовая корзина, заодно предоставив набившимся в неё людям возможность не утонуть в морской пучине, куда их сразу потянули тяжёлые доспехи.

– К абордажу!

"Новик" резко взял в сторону и быстро развернувшись, оказался прямо под кормовым подзором каракки, оказавшейся совсем уж неповоротливой с таким плавучим якорем, как рухнувшая мачта. Вверх полетели абордажные крючья стараясь зацепиться за высокую корму. Первые смельчаки, заранее облепившие ванты шхуны, уже прыгали на чужое судно, паля по его защитникам из мушкетонов. Вслед за ними начали бешено карабкаться на борт корабля и остальные бойцы.

С криком и матом, корсары щедро сеяли смерть на широкой и залитой солнцем палубе. Как бы не были умелы купеческие охранники и простые матросы, но противостоять одетым в железо воинам они долго не могли. Абордажники пронеслись по палубе, словно раскалённый нож сквозь масло, оставив после себя неподвижные или корчащиеся тела, чья кровь от качки растекалась по палубе.

Дольше всех продержались стрелки в корзинах, но и они не хотели умирать, а потому хоть и последними, но сдались на милость победителя. И оказались самыми многочисленными из выживших.

– Ну и какого чёрта вы сопротивлялись, придурки, – выругался Андрей, с нетерпением ожидая доклада о потерях. Однако он оказался куда лучше, чем тот думал. Торопливый подсчёт показал, что только один дружинник был убит стрелой попавшей в горло, а ещё пара лишь слегка ранены, но остались в строю.

Это было просто великолепно, ведь на каракке, как выяснилось, было почти шесть десятков человек, выжило из которых едва два десятка. Капитан погиб одним из первых, а вот купцы оказались вполне себе живы. Их со смехом и зуботычинами вытаскивали из всех корабельных закоулков и сгоняли на корму, где устало облокотившись о фальшборт, стояла мрачная фигура князя.

Оглядев исподлобья порядком струхнувших купчиков, Андрей перегнулся через планширь и громко крикнул вниз:

– Вахтенный! Корабли расцепить и привести по ветру.

А потом вновь оглядел согнанных в кучу людей.

– Вы прекрасно видели мой флаг, но не отговорили капитана. На что вы рассчитывали? Молчите? Ну-ну. Думаете легко отделаться? Увы, господа коммерсанты. Открыв огонь по моему кораблю, вы подписали себе приговор. Теперь я не отпущу вас, как тех, кто покорно спускал предо мною паруса. Теперь вы все должны мне денег. И сейчас получите бумагу и чернила и начнёте писать письма родным.

– А если я откажусь, – вдруг подал голос рыжий средних лет, купец. – Утопишь?

– Зачем? – искренне удивился Андрей. – Знаешь, как мне не хватает рабочих рук. Да тот же лес валить нужно постоянно. Думаю, провести остаток жизни рабом-лесорубом тебя больше прельстит, чем платить мне деньги за выкуп. Как видите, я вполне демократичен и предоставляю вам самим выбрать свою судьбу, – добавил он с кривой усмешкой.

Купцы поняли всё правильно, и отказываться чиркнуть пару строк не стал никто.

Оставив их заниматься чистописанием, Андрей направился в сторону боцмана, который давно уже мялся в сторонке, остановленный властным жестом командира.

– Ну что?

– Это просто кладезь, командир! Бочки с золой и поташем на 30 лаштов, 3 сотни досок, бочки с дёгтем на 10 лаштов, 50 лаштов зерна, 20 пудов свинца и 125 пудов меди. Хорошо купчишки поторговали.

– Очень хорошо, – задумчиво согласился князь.

Теперь им предстояло срочно подготовить каракку к плаванию, потому как экспресс-опросом выживших выяснили, что корабли морской стражи ушли таки к Хелю и, если они там задержались, то вполне могли расслышать пушечную канонаду. А ходу им оттуда до устья три-четыре часа. Да и с крепости, чья высокая башня хорошо была видна отсюда, давно уже послали гонца в город. И если там ещё кто-то остался, то гостей, возможно, стоит ждать и пораньше.

Однако первым всё же появился "Пенитель морей". Ему тут же отсигналили, чтобы находился рядом. Вдвоём уже можно было и повоевать с любым, кто захочет отобрать у корсаров их приз.

Но таких желающих не нашлось. Видимо корабли морской стражи решили пробежаться вдоль косы и тем самым позволили двум волкам уйти самим и увести свою добычу.

Однако аппетит, как известно, растёт во время еды. А ведь приближалось время ежегодной ярмарки и количество кораблей, идущих в Гданьск, скоро должно было возрасти в разы. Следующие несколько дней экипажи каперов матерясь перегружали товары с одних призов на другие. То, что было необходимо самим или котировалось на родном рынке, отправляли под конвоем "Пенителя морей" домой. А всё остальное постарались по максимуму запихать на каракку и один из больших хольков, которые Андрей под охраной "Новика" и повёл в Любек.

На этот раз в Траве он заходил на небольшой пинассе, которая нашлась на каракке, оставив корабли на рейде недалеко от устья реки. Поставив парус в помощь гребцам, пинасса довольно ходко шла против течения, преодолев путь от Травемюнде до Любека за каких-то восемь часов. Несмотря на предварительные договорённости, Андрей всё же не был совсем уверен, что купец сдержит слово. Да, он помнил высказывание про триста процентов прибыли, да и из истории знал, что банальной скупкой пиратской добычи занимались даже короли. Деньги, как говорится, не пахнут. Но ведь всегда может найтись какое-нибудь "но".

Однако немец не подвёл и уже через сутки каракку и хольк ввели в реку и, не доходя до Любека, привязали у небольшого деревянного пирса на одном из многочисленных участков, приобретённых за последнее время Мюлихом.

Вообще купец на сделке неплохо заработал, ведь часть товара он, как крупнейший в Любеке торговец медью, оплатил именно металлом, причём если пиратскую добычу он брал со скидкой, то медь продавал вполне по любекским ценам – одна любекская марка за лисфунд – фиксируя её как вполне честную сделку. Но Андрей не возмущался, всё одно каждый пуд на Руси принесёт ему прибыли минимум в 50 новгородок, что с учётом перевозки и таможен давало князю не менее 30 % прибыли. А если учесть, что ему медь только для собственных нужд требовалась в огромнейших количествах, то такое решение вполне устроило обе договаривающиеся стороны.

Остальную часть Мюлих оплатил серебром: шиллингами, зекслингами и дешёвыми виттенами из низкопробного серебра в 5,5 лотовой пробы, что было тоже неплохо, учитывая тот серебряный голод, что царил на Руси. За небольшой процент на любом монетном дворе эти деньги легко можно было обратить в московки и новгородки, дабы оплачивать труд его людей и наёмных рабочих. Или использовать их для закупки наиболее ценных товаров, благо любекские деньги принимали в любых городах балтийского побережья.

В результате, погрузив всё на "Новик", князь покинул гостеприимный город и в очередной раз взял курс к мысу Хель.