Княжич, оставшись один, разулся и улегся на застеленную овечьими шкурами лежанку. В углу светила лучина, а горящие дрова в печке умиротворенно потрескивали. Однако ему было все так же не по себе: из-за чувства чьего-то чужеродного присутствия подле себя и от дурных новостей, которые сыпались на него от острожных воевод как из рога изобилия. Он ворочался с бока на бок, пока усталость не взяла своё и он не погрузился в глубокий сон.

— Олекса!..

Мальчик, услышав своё имя, распахнул глаза — кто же зовёт его? Почувствовав, как спину его колет жгучий холод и Александр поспешил вскочить на ноги. С потрясением он осознал, что больше нет ни светелки, ни стен избы, ни самого острога и что лежал он спиной на льду Чудьского озера. Над его головой мерцали серебряные звезды и ясная зимняя луна, а вокруг него кружит пробирающий до костей ветер, осыпая его снежной пылью.

— Олекса!..

Протяжный, похожий на подвывание, женский голос доносился от сиговицы у Вороньего камня. Ведомый этим голосом Александр двинулся туда, откуда он звучал, остановившись только тогда, когда заметил в слабом лунном свете, что льда перед ним больше нет — впереди темнела большая полынья. Вода в полынье парилась и была чернее самой ночи.

— Олекса! — зашептала черная вода.

— Кто ты? — спросил мальчик, не сводя глаз с омута.

— Мы сила, рожденная этой землей и этой водой… Мы то, чему молились твои предки… Мы то, что живёт во тьме и в ком течет тьма… Но кто же ты? Кто ты?.. Ты чуешь нас, ты слышишь нас! Ты похож на нас…

Александр отступил на шаг и возразил:

— Нет! Ничего нет во мне похожего!

От черной воды по воздуху пронесся тихий, нечеловеческий смех.

— Кровь… Ты одной крови с нами! Но почему?.. Дай нам узреть эту тайну!

Резкая боль пронзила голову мальчика и он, скрипнув зубами, сжал виски ладонями. И вдруг перед взором его вспыхнуло видение: страдающая от родовых мук женщина удивительной красоты, а над ней колдунья, положившая руки на её живот и шепчущая заклятия на неведомом языке. Александр, несмотря на боль, издал удивленный возглас: догадался он, что это его мать — та, что покинула этот свет, когда он был еще младенцем и которую он совсем не помнил…

— Вот какова твоя тайна! Колдунья обманула рок, отняла у смерти её добычу! — зашептала полынья со злорадством. — На тебе печать колдовства! И потому-то кровь твоя почернела! Потому ты породнился с нашей силой…

Боль отпустила Александра так же внезапно, как и нахлынула на него.

— Ты, княжич, получил красоту от матери, мудрость от отца, а от колдуньи чары… Дары эти защищают тебя, они спасительным светом ведут тебя во тьме… — продолжали бормотать черные воды тем временем. — Эти дары рождают в сердцах смертных любовь к тебе — и многие будут любить тебя и умирать за тебя! Но берегись, Олекса! Как будут любить тебя больше жизни, так и отыщутся и те, кто возненавидит до исступления! Стерегись их! Слышишь ли нас, Олекса?..

Вздрогнув, Александр проснулся: над ним склонился Мусуд, который что есть силы тряс его за плечи.

Кормилец слышал, как застонал от боли княжич и тут же ворвался в светелку — где обнаружил Александра, сжимающего во сне голову и стонущего сквозь зубы. Мусуд принялся трясти мальчика, пытаясь разбудить его, однако эти усилия оказались тщетными. Он собирался на руках вынести Александра на мороз, в надежде привести его в чувство — как тот вдруг распахнул широко серо-зеленые глаза.

— Олекса! Все ли хорошо? — воскликнул Мусуд.

Тот сел и отер лицо, чувствуя, что оно покрыто испариной. Ничего не отвечая на вопрос, Александр поднялся на ноги, ушел к сундуку, где сложил свое оружие и, прежде чем Мусуд понял его намерения, вытащил из ножен кинжал — и полоснул лезвием по своей ладони. Густая кровь горячими каплями потекла из раны. Кормилец, вскрикнув взволнованно, кинулся к нему и поспешил отнять кинжал.

— Что ты творишь-то?!

— У меня не черная кровь, видишь? — заговорил мальчик, взирая на него почти что безумным взглядом. — Она не черная!..

— Конечно, не черная! С чего бы? Что ж нашло-то на тебя, Олекса?! — татарин оторвал от своей сорочки лоскут и принялся перевязывать пораненную ладонь Александра. — Молю тебя, княже, не пугай меня так! Али забрать мне у тебя все оружие?!

Княжич прикрыл глаза, вздохнул полной грудью воздух, а когда снова посмотрел на Мусуда, то взор его прояснился.

— Сон приснился, — сказал он так, будто и не стряслось ничего. — Дурной сон…

Мусуд не сразу, но все же поверил ему и перестал крепко держать его за руку.

— Что ж такого приснилось тебе?

Александр покачал головой, давая понять, что не хочет рассказывать.

— Это нечисть какая опять? — прямо спросил кормилец, требовательно всматриваясь в его лицо. — Не виляй, заприметил я, каким ты стал, едва мы к Вороньему камню подошли!

Княжич промолчал и вернулся на лежанку, завернувшись в теплую овечью шкуру.

— Не тревожься, Мусуд, — заговорил он после очень долгого молчания. — Не буду я больше тебя пугать.

Сердито вздохнув, кормилец уселся на сундук и заявил:

— Будешь али не будешь — теперь спи под моим надзором! Никуда я теперь не уйду отсюда!

Делать нечего, пришлось Александру спать под присмотром Мусуда.

Когда разгулялось утро — морозное, но тихое и солнечное — конная княжеская сотня оставила позади острог на Вороньем острове. Княжич Александр лишь на короткий миг приостановил коня, оглянувшись на Вороний камень, будто ожидал увидеть возле него кого-то. Мусуд проследил за его взглядом, но не заметил там ни одной живой души — так что же там высматривал княжич?..

Александр натянул на лицо меховую повязку и, отвернувшись, направил коня в сторону Узмени.

______________

(1) Боёк — железный наконечник стрелы.

6. МЕЖ МОЛОТОМ И НАКОВАЛЬНЕЙ

6. МЕЖ МОЛОТОМ И НАКОВАЛЬНЕЙ

В Пскове бояре, предупрежденные гонцами от острожных воевод, уже ожидали Александра. Стоило княжеской дружине появиться под псковскими крепостными стенами, как навстречу ей уже спешили именитые бояре во главе с посадником. Вопреки опасениям Мусуда, бояре встречали Александра с показной сердечностью и должной почтительностью, устроив пышную встречу сыну князя Ярослава.

— Гляди, как расстарались! Значит, сохранился страх в их сердцах! — по-персидски сказал Мусуд при виде толпы бояр.

— Много ли того страха сохранилось? — отозвался княжич на том же языке. — Они низко кланяются, да только указы исполнять не спешат.

Псковские господа меж тем громко приветствовали его:

— Исполать тебе, князь Александр Ярославич! Здравия тебе и долгих лет жизни! И да славится имя отца твоего, князя Ярослава Всеволодовича, на землях русских!

Александр рассматривал лица бояр, искаженные сейчас угодливыми лицемерными улыбками. Он сомневался, как ему нужно держать себя с ними. То ли ответить им нарочито благосклонно, дабы не обидеть этих заносчивых господ; то ли держать себя свысока и сразу дать понять, что он не поведется на их льстивые речи. Спросив себя, какое бы решение принял сейчас отец, княжич выбрал второе — холодно кивнув, он поприветствовал бояр коротко и следом сразу заговорил о насущном.

— Моей дружине нужен постой и довольствие, — заявил он с железными нотками в голосе. — Озаботьтесь этим немедля.

Теперь на лицах бояр появилось беспокойство, они не ожидали, что отпрыск князя Ярослава поведет себя столь сурово с именитыми людьми. Но исполнить приказ поспешили поскорее, пообещав, что ярославовы ратники будут согреты и накормлены. Княжича пригласили в хоромы самого зажиточного боярина в Пскове — Твердилы Иванковича — занимавшего пост городского посадника. К вящему неудовольствию бояр личная охрана княжича проследовала за ним в хоромы, не оставляя своего господина без присмотра ни на миг.