Пришлось посаднику примолкнуть и грузно опуститься на свое место.

— Пусть владыка Спиридон увещевает бояр заняться богоугодным делом, — продолжил княжич тем временем. — Авось и без поблажек княжеских они захотят спасти народ от голода! На том и закончим разговор!

Резко встав с кресла, Александр размашистым шагом покинул думную горницу.

Снова проезжая по улицам Новугорода, опустошенным страшным пожаром, княжич уже не смотрел по сторонам, глядя только прямо перед собой. Между его бровей пролегла суровая морщинка, выдававшая его внутренний накал. Мусуд благоразумно молчал, понимая, что Александр может вспыхнуть сейчас от одного неосторожного слова.

Уже в Рюриковом Городище княжич обратился к кормильцу:

— Мусуд, отряди две сотни ратников в детинец для охраны зерна.

— Сделаю, — кивнул тот.

Александр ушел в гридницу, а Мусуд, отдав приказ Глебу Синице собрать дружинников для отправки в детинец и самому ехать с ними в качестве старшого, поспешил вослед княжичу. Александр восседал на кресле рядом с княжеским стольцом и выглядел утомленным, но отправляться на отдых в свою светелку явно не собирался. Татарин приблизился к нему и собирался занять место за его креслом, как и подобает телохранителю, как княжич заговорил с ним:

— Ты и сейчас скажешь, что я сделал все правильно? — сказал он по-персидски.

— Скажу, — без малейших колебаний ответил Мусуд.

Горькая улыбка появилась на устах Александра.

— Как же я рад, что воротился ты, Мусуд! — проговорил он вдруг. — Я благодарю тебя за всё — и за дела твои ратные и за слова добрые. Прости, что не благодарил тебя раньше…

Кормилец поклонился, тронутый в самое сердце его речью.

— Для меня честь служить тебе и отцу твоему, княже, — проговорил он чистосердечно. — И нет для меня радости большей, чем быть подле тебя.

В гридницу вошел ратник и доложил, что прибыл церковник для совершения отпевания над погибшими защитниками Городища. Александр поднялся с кресла и, оправив промокший от дождя плащ-корзно, твердо произнес:

— Пора отдать последнюю честь славным воинам!

Спрятав все свои чувства за показной сдержанностью, приличествующей князю, он отправился встречать церковника.

_________________

(1) Мыто — древнерусская торговая пошлина.

9. ВОЗВРАЩЕНИЕ ЯРОСЛАВА

Народные волнения поднялись в Новугороде спустя несколько седьмиц после пожара.

Смута, словно тлеющий до поры до времени огонь, постепенно разгоралась в сердцах людей, подспудно подстегиваемая боярством. Новугорские господари через своих многочисленных слуг среди ремесленников и черни распространяли слухи о том, что княжич Александр отказался спасти впавший в беду город. Простой люд, понимая, что открытых посадником запасников не хватит, чтобы спасти всех горожан от неминуемого голода, начинал роптать.

— Чего же стоило княжичу подписать указы те? Тогда бы спасли нас бояре от нужды! — шептались со злостью между собой люди. — Нисколько не думает о народе князь! Мы кормим его и княжескую дружину, а он и мизинцем не повелит, чтобы озаботиться нашими скорбями!

Александр знал о настроениях новугородцах от соглядатаев, засланных Мусудом в Новугород. Известия эти тревожили княжича, хотя он и понимал, что такой развязки и следовало ждать. Выбрав остаться верным отцу, он тем самым настроил против себя не только боярство, но и простолюдинов. То была плата за нелегкое решение, которое и без того легло на душу Александра темным пятном, отныне омрачавшим его существование.

— Коли смута разгорится, нужно подумать о том, как оборонить тебя и Андрея, — заговорил как-то раз Мусуд со своим подопечным. — Ты разделил дружину, отправив две сотни ратников в детинец. Еще две сотни у нас имеется в Городище. Но поручиться, что мы справимся с восставшим народом, я не могу…

— Я не побегу, — коротко и твердо заявил Александр.

— А если народ совсем уж разъярится?.. — обоснованно заметил телохранитель.

— Будем удерживать Новугород в своих руках столько, сколько сможем, — ответил на то мальчик. — Удерживать всеми силами — и надеяться, что мой отец со своей дружиной уже на пути в Новугород!

Меж тем, вестей от князя Ярослава не появлялось. И хотя половодье почти сошло на нет, реки вставали в русла, а дороги просыхали, однако никто ни в Новугороде, ни в Рюриковом Городище не знал, когда ждать возращения князя. Тем боярство и пользовалось! Желая натравить новугородский народ на княжича, они что есть силы раздували огонь гнева в сердцах людей.

И в день, когда стало окончательно ясно, что городские запасы скоро совсем иссякнут — поднялся люд на стихийное вече, намереваясь всем скопом решить, как им поступить со строптивым княжичем. Едва услышав звон вечевого колокола на Торговой стороне города, архиепископ Спиридон сразу же отослал гонца в Рюриково Городище, дабы предупредить Александра о начавшемся бунте.

— Владыка Спиридон отправился на Вече, желая вразумить потерявший страх люд и остановить их от кровопролития! — сообщил гонец, представ пред лицом княжича. — Но просил он сказать тебе, княже, чтобы настороже ты был и, коли так решишь, уехал из Городища сейчас, покуда на то возможность есть.

Александр, выслушав дурные вести, ответил гонцу:

— Возвращайся в детинец и передай моим ратникам, что я велю им нести службу и охранять зерно, как и прежде. Я с дружиной скоро прибуду им в поддержку. А если кто нападет на детинец до моего появления, то пусть обороняются что есть силы. Передай — зерно надо уберечь любой ценой!

Гонец, пришпорив коня, помчался выполнять это указание.

— Мусуд, пусть дюжина ратников возьмут под охрану брата моего Андрея и женщин — и поскорее вывезут их прочь городища. Пускай направляются в сторону Торжка — там они окажутся в безопасности, — повернувшись к своему кормильцу, распорядился княжич. — Все остальные ратники следуют за мной в Новугород! Надо нам сберечь запасы зерна от бунтовщиков какой угодно ценой.

Татарин помедлил, глядя на подопечного с тревогой — решительность и бесстрашие Александра сейчас вовсе не радовали его сейчас. Страшила его опасность, которой княжич мог подвергнуться, коли пойдет разъярившийся люд на детинец и устроит побоище. Однако возражать княжьему приказу он не стал — знал, что бесполезно пытаться переубедить теперь Александра! Придется примириться с его решением и делать то, что должно — изо всех сил пытаться защитить княжича от любой возможной опасности.

— Будет исполнено, — склонил голову в знак своего смирения кормилец.

Облачившись в доспехи, Александр сел верхом на своего любимого вороного скакуна и, возглавляя дружину, направился к столице Новугородской Вольницы. На сей раз он обогнул погоревшую Торговую сторону, предпочтя пройти по берегу Волхова к самому мосту, соединяющего два конца Новугорода. Александр оказался на мосту вовремя — разгорячившаяся от злобы и отчаяния толпа простолюдинов уже шла от вечевой площади в сторону Софийской стороны. Стражники успели пропустить в детинец Александра и его отряд и запереть ворота, прежде чем бурный людской поток, вооруженный топорами, рогатинами и кое-кто мечами, подошел вплотную к Пречистенской башне.

— Мусуд, бери командование на себя! — приказал Александр татарину, когда дружина оказалась за крепостными стенами. — Держи оборону детинца.

Потом, поняв, что кормилец страшится потерять его из виду, он прибавил:

— Обо мне не переживай, я поеду к владыке.

Оставив Мусуда руководить отражением нападения на детинец, княжич поскакал в сторону Софийского собора. Там его встречал бледный от переживаний владыка Спиридон — завидев княжича, тот стал истово осенять себя крестом.

— Княже! Поклон тебе, что не оставил нас на произвол судьбы! — воскликнул с чувством архиепископ. — Ума лишился Новугород, не иначе! Вот что беда с людскими сердцами делает! Да будут прокляты смутьяны, поднявшие народ на мятеж…