Управление автомобильного транспорта штата Мэн тоже имело возможность предоставлять подробные данные. Благодаря компьютерной сети услуги оказывал не только центральный офис в Огасте, но и любое городское отделение. Поэтому, когда Ласситер заполнил форму с просьбой сообщить имена и даты рождения всех зарегистрированных владельцев микроавтобусов «фольксваген» выпуска 1965—1975 годов, девица-клерк задала ему только один вопрос:

– Вы желаете получить данные на отдельных карточках или будет достаточно общей распечатки?

– Распечатки достаточно, – ответил Ласситер, вручая ей стодолларовую бумажку и три десятки, покрывающие стоимость запроса.

– За ответом можете зайти завтра утром после десяти часов.

Теперь Ласситеру предстояло убить целый день, и половину его он извел, разъезжая без всякой цели в окрестностях Портленда. Ласситер любил штат Мэн. В этой холмистой, заснеженной и поросшей соснами земле чувствовались какой-то особый простор, покой и чистота. Хотя и здесь оказалось чересчур много современной Америки с ее ресторанами «фаст фуд» и торговыми центрами, Джо все же проехал через дюжины городков и поселков, дома в которых, казалось, толпились вокруг катков и газетных киосков, стоянок яхт и книжных магазинов. Создавалось впечатление, что в некоторых до сих пор торгуют содовой водой. И даже когда по дороге изредка попадались заброшенные дома или нарочито эксцентричные строения, Ласситер по-прежнему ощущал близость со здешним краем. Возможно, это была ложная ностальгия, но ему казалось, что подобные простые, спокойные места больше отвечают требованиям цивилизованного существа, нежели уродливая роскошь, рассеянная вдоль побережья.

Ласситер вернулся в свой номер около пяти часов вечера, когда на улице уже стемнело. Сев в кресло и положив ноги на край стола, он приступил к чтению немногих оставшихся статей о Каллисте.

С материалами, предоставленными агентством «Кац и Джамма», Джо начал знакомиться в обратном порядке и наконец добрался до 1986 года. Вместо обычного пережевывания подробностей личной жизни с галереей дальних родственников и бывших друзей, рассказывающих анекдоты минувших дней, статьи о Каллисте, опубликованные за десять лет, в основном состояли из нелепых догадок о том, кто она такая, откуда явилась и почему ничего не рассказывает о своем прошлом.

Каллиста ворвалась на голливудские подмостки в 1984 году вместе с выходом на экраны ремейка «Потерянного горизонта», скромной картины, неожиданно ставшей хитом сезона. Многие полагали, что этим удивительным успехом фильм обязан захватывающему таланту молодой актрисы, сыгравшей главную женскую роль. Картина вполне могла стать очередной сопливой мелодрамой с бравурной музыкой и идеализированным ландшафтом, но озорной образ, созданный Каллистой, спас ленту от банальности и продемонстрировал гениальность помощника режиссера, ведавшего подбором труппы. Каллиста буквально освещала экран.

К 1990 году, незадолго до ее исчезновения, все признали право Каллисты хранить свое прошлое в тайне и перестали касаться этого вопроса. Но в 1986 году жгучая тайна юных лет восходящей звезды находилась в центре внимания всей бульварной прессы. Актрису постоянно цитировали, часто переступая грань между свободой слова и правом человека на личную жизнь. С теми, кто так поступал, Каллиста прекращала всякие контакты. Реакция на такое поведение была неоднозначной. Некоторые издания с уважением отнеслись к подобным желаниям и стали избегать задавать вопросы о ранних годах актрисы, другие, напротив, только тем и занимались, что поручали репортерам копаться в ее прошлом. «Это пойдет ей на пользу, – рассуждали они, – без рекламы любая карьера засохнет на корню».

«О’кей, – сказала тогда Каллиста, – у вас своя работа, а у меня своя, и если вы намерены копаться в прошлом, то это ваше дело». Однако добавила, что помогать никому не будет, а тех, кто попытается рыться в грязном белье, запомнит и никогда не простит. Вскоре после выхода на экраны «Дудочницы» таблоид под названием «Пути звезд» опубликовал интервью с личным секретарем Каллисты.

Каллиста никогда не опровергала это утверждение, но и не подтверждала. Она просто выгнала секретаршу и дала распоряжение новой помощнице впредь никогда не отвечать на звонки из «Путей звезд».

Потребовалось определенное время, чтобы бульварная пресса убедилась в серьезности намерений Каллисты. Два или три года в газетах продолжали появляться разные спекуляции, суть которых сводилась к тому, что молодые годы актрисы были просто ужасны и она старается вычеркнуть их из памяти. По меньшей мере дюжина родителей объявили Каллисту своим единственным чадом, а слухи плодились, как кролики. Одни писали, что она старается забыть о прошлом, так как случайно утопила любимого братика, другие утверждали, будто в молодости актриса снималась в порнофильмах, а третьи высказывались в том духе, что Каллиста в свое время отбыла срок за шантаж, мошенничество, магазинные кражи и даже нелегальную торговлю оружием.

Но одна газетенка переплюнула всех, опубликовав фотографию актрисы на стандартном плакате

Рядом с фотографией помещались номер телефонной «горячей линии» и несколько компьютерных изображений Каллисты, как она должна была выглядеть в шестнадцать, двенадцать, восемь, четыре года и при рождении. Под проекциями стояла подпись:

А весь материал заканчивался призывом:

Это было нелепо, безвкусно и оскорбительно, но в итоге принесло пользу. Каллиста стала центральной фигурой эссе, опубликованного в «Нью-йоркер» и посвященного «метастазам славы» и их пагубному воздействию на личную жизнь известных людей. Другие серьезные журналы последовали этому примеру и приветствовали позицию Каллисты, цитируя, однако, многочисленные высказывания о неизбежности вторжения в спальни знаменитостей.

В этих статьях не нашлось ничего полезного для расследования Ласситера. Каллиста могла быть и сиротой, и пятым ребенком в счастливой семье. Ни на то, ни на другое не имелось никаких указаний. Источники сведений в публикациях были анонимными или же весьма сомнительными. В большинстве случаев справедливым казалось и то и другое. Ласситеру стало ясно одно: Каллиста Бейтс не будет ему особо признательна, когда он ее отыщет.

Вечером он отправился в заведение, именуемое «Грязный руль», где полакомился омаром, запив его бутылкой «Пильзенского». «Они такие сла-адкие зимо-ой», – с местным акцентом пропела официантка. Только через минуту до него дошло, что девица имеет в виду омаров.

В десять часов вечера Ласситер вернулся к себе в номер и принялся за чтение «Бостон глоб». Но опубликованные в газете сведения для него новостями не оказались – он все слышал по радио, разъезжая полдня в машине. В газете было сообщение о гибели самолета, статья о развитии событий в Боснии, пара заметок об учетной банковской ставке, отчет о первичных выборах и рассказ о фальшивомонетчиках на Ближнем Востоке.

Путешествуя, Джо, как правило, не читал о местных событиях, и сейчас ему не было дела до политических маневров в Бостоне или жульничества с благотворительным фондом в Фоксборо. Однако в газете оказалась интересная статья о писателе Нике Оглсби. Перелистав газету до страницы, где статья продолжалась, Ласситер с изумлением увидел, что с газетной полосы ему улыбается Сильвио делла Торре.

Сопровождающая снимок заметка была озаглавлена:

БРОКТОН. Несмотря на чудовищно скользкие дороги и температуру минус двадцать градусов по Цельсию, тысяча прихожан явились в воскресенье в католический собор Пресвятой Богоматери послушать мессу на латинском языке, которую служил отец Сильвио делла Торре.