Тиходонск,

4 октября 2004 года,

8 часов 12 минут.

Всегда тяжело оказаться в незнакомом городе, особенно если первые минуты пребывания в нем выпадают на глубокую темную ночь. Разумеется, люди, привыкшие путешествовать по делам бизнеса, криминала или каким-то другим нуждам, не обращают внимания на подобные мелочи.

Но Маша не относилась к этой категории. В половине четвертого ночи, когда ее самолет приземлился в аэропорту Тиходонска, чужой город показался мрачным и пугающим. Она впервые летела одна, без багажа, без встречающих, без привычно определенной цели и сейчас чувствовала себя шпионкой, заброшенной на вражескую территорию.

По почти пустому залу она прошла к выходу с рамкой металлоискателя и милицейским нарядом. Какие-то темные личности предлагали такси, но она даже не поворачивала головы. Стюардесса сказала, что прямо на площади есть гостиница, и она прошла сто метров до пятиэтажного, облицованного туфом здания. Здесь было теплее, чем в Москве, и пахло югом.

В гостинице не давали ни халатов, ни зубных щеток; чтобы скоротать время, она легла в постель, но заснуть так и не смогла, ворочаясь с боку на бок до самого рассвета. Она никого не знала в этом городе, никто ее не ждал, потому ей было тоскливо и одиноко. Несколько раз Маша хваталась за мобильный телефон, но всякий раз перед глазами вставало лицо Каймаченко с фальшивой добродушной улыбкой и естественным взглядом — холодным и жестоким. Он запретил звонить в Москву без крайней необходимости. Только решив вопрос с Максом, она могла сделать звонок своему работодателю. И только получив инструкции, имела право позвонить Андрею. Не раньше! А она видела, как расправляются с теми, кто идет против Каймаченко и его команды. Это был хороший урок! Настолько хороший, что она даже выключила свой мобильник: вдруг позвонит Стаховский и придется нарушить строгий запрет?

Маша встала, приняла душ и подошла к окну. Дворники мели и без того чистую пустынную площадь. Она вынула конверт и распечатала его. Новенькие зеленые банкноты достоинством по пятьдесят долларов каждая согрели ее Душу. Не столько для проверки, сколько для удовольствия она пересчитала хрустящие купюры. Пять тысяч, как и обещано.

Еще в конверте лежал сложенный вчетверо блокнотный лист. Маша достала и его. «Мануфактурный, 9» — было написано мелким, убористым почерком, а напротив имя: «Антонина Крылова». Маша вспомнила, что Макс рассказывал ей об этой женщине, ее передернуло от отвращения. Почему Каймаченко решил, что Макс вернется к ней?

Кроме имени и адреса Антонины, тем же почерком на листке было написано: «Кузяевка. Психиатрическая больница». Еще одно место возможного появления Карданова. Кстати, зачем он вдруг им так срочно понадобился? Впрочем, это ее не касается.

Девушка вышла на площадь, подошла к стоянке такси и назвала адрес.

— Двести рублей, — ответил затрапезный мужичок с бугристым лицом. За эту сумму можно было пересечь центр Москвы. Но она только кивнула.

Через полчаса она стояла у дома по нужному адресу. Таксист быстро уехал, а она осталась в начале прошлого века. Неужели здесь живут люди?!

Да, живут. У мрачной подворотни сидел на разбитой скамейке похмельный мужичок в потрепанной замшевой курточке и грязных кроссовках. Рядом грузная женщина красила вонючей краской ставни вросшего в землю домишки. Что-то оживленно обсуждали три неопределенного возраста мужчины, то и дело сдобряя речь матерными словами. Они считали, что все нормально. Но Маша, которая всю жизнь прожила в благоустроенном районе Москвы, была шокирована. Это просто парагвайское гетто!

С отвращением войдя в замызганный подъезд с исковырянными стенами, она постучала в облупившуюся дверь.

— Вам кого? — вопросил сонный женский голос из-за закрытой двери.

— Макса. Он дома?

— Кого?!

— Макса Карданова.

Щелкнули замки, лязгнула металлическая цепочка, и дверь приоткрылась на расстояние, достаточное для того, чтобы взгляду Марии открылась неопрятная грузная женщина с наметившимися под глазами синими мешками. Ощутимо пахнуло перегаром.

— Ты кто? — грубо спросила Крылова, окидывая Машу долгим взглядом с головы до ног и снова с ног до головы. Хорошо одетая элегантная дама казалась здесь пришелицей из другого мира.

Под колючим изучающим взглядом Маша невольно отступила на шаг назад.

— Мое имя вам ничего не скажет, — попыталась объяснить она. — Я из Москвы.

— Да хоть с луны! Зачем тебе Чокнутый? Антонина с видом обиженной собственницы наступала, а Маша шаг за шагом пятилась назад.

— Я… Я его давняя знакомая, Маша. Мне надо…

И тут произошло нечто неожиданное. Во всяком случае, опыт Маши никак не позволял предугадать подобное развитие событий, хотя для Богатяновки оно было вполне обычным. Антонина стремительно ринулась на нее, и цепкие пальцы с обломанными ногтями крепко ухватились за отворот Машиной куртки. Крылова дернула ее на себя и принялась трясти, как трясут яблоню, чтобы с вершины опали спелые плоды.

— Маша, значит! На чужое рот разеваешь!

— Отпустите! Вы что, с ума сошли?! — Она пыталась вырваться, однако все попытки оказались напрасными. Антонина крепко держала свою жертву и выпускать явно не собиралась. Теперь она пыталась затащить девушку к себе в квартиру. Маша сопротивлялась: левой рукой она уперлась в косяк, правой зацепилась за ржавую дверную ручку. Пару минут борьба шла молча, но никто не мог взять верх.

— Ах ты, сука! — Крылова замахнулась и изо всей силы влепила Марии звонкую пощечину. На матовой коже отпечаталась короткопалая пятерня. Маша изо всех сил рванулась назад, ей удалось освободиться, и сила инерции бросила ее на грязный, заплеванный пол подъезда. Такого унижения она никогда не испытывала.

— За что? — На глазах Маши выступили слезы то ли боли, то ли обиды. — За что вы меня бьете? Что я вам сделала?

— Она еще спрашивает!

Как пикирующая сова бросается на беззащитного мышонка, так Антонина стремительно наклонилась к ней, почти вплотную приблизив к лицу Марии свою огромную заплывшую физиономию.

— Я кормила-поила этого Чокнутого, заботилась о нем, а потом он взял и смотался! Из-за тебя или такой фифы, как ты! Деньги появились, и я стала ненужной. А то, что я осталась с дитем на произвол судьбы без копейки денег, это его не колышет!

— Я-то при чем? Разве я его увела?

Маша слегка отползла в сторону и, нервно сглотнув, поднялась на ноги.

Но подобный ответ распалил Антонину еще больше.

— Ах ты, гадина! — глухо зашипела она и снова ухватилась за воротник Машиной куртки. — А кто виноват? Я с моим дитем?

«В рукопашных схватках главное не сила, а дух», — так говорил инструктор на престижных и дорогих курсах самообороны. На Машу вдруг накатила холодная волна злости, причем такой, какой она никогда не испытывала. Тут же включились рефлексы.

Ладонями она сильно хлопнула нападающую по ушам, та еще не успела ощутить резкую боль, как правая рука Маши накрыла Тонькину ладонь, левая ударом снизу сбила захват, используя силу инерции, она двумя руками выкрутила широкую кисть.

По-заячьи заверещав, Тонька согнулась, как будто хотела давно не мытыми волосами протереть пол в подъезде. Маша рванула надломленную кисть вверх, и соперница, издав отчаянный вопль, ткнулась-таки головой в заплеванные доски.

— Где Макс, отвечай! — приказала Маша, и оказалось, что Тонька хорошо понимает этот язык.

— Пусти, больно. Он заходил ненадолго и ушел, куда — не знаю.

Маша разжала захват, и Антонина Крылова с криками повалилась на пол. Инструктор учил никогда не останавливаться на полпути и добивать нападающего. В данной ситуации следовало острой шпилькой дорогого ботиночка ударить Тоньку в лицо. Но Маша этого не сделала.

— Что здесь происходит, дамы? — Прозвучавший за спиной Маши голос был тихим и спокойным. Она обернулась. В проеме двери стоял тот самый мужичок в замшевой куртке, который безучастно сидел на скамейке несколько минут назад. Только сейчас он уже не производил впечатления мучающегося похмельем алкаша. Напротив, взгляд открытый и осмысленный, черты лица заострились, спина ровная. Маше показалось, что и выглядел он теперь значительно моложе. Но главное — властные манеры и уверенный голос. Маша поняла, что это отнюдь не простой житель Богатяновки.