Так что обе стороны были довольны.

Терезия, красота которой расцветала с каждым днем, никогда не отказывала в ласках понравившемуся ей мужчине.

Поэтому у нее были самые разнообразные любовники. Однажды июльским днем, когда она прогуливалась по Парижу, ее застигла страшная гроза. По улицам побежали мутные потоки воды, и Терезии пришлось позвать переносчика, как это было тогда принято у знатных дам, не желавших мочить ноги.

Ей попался красивый и крепкий двадцатилетний савойяр. Он взял ее на закорки и, как водится, запустил руки под юбки, чтобы поддерживать под ляжки. Терезией немедленно овладело бешеное желание.

По тому, как тесно прижималась к нему прелестная «наездница», молодой носильщик понял, в чем причина волнения Терезии.

— Куда мне отнести вас? — спросил он свою очаровательную клиентку.

— Ко мне домой, — глухим от страсти голосом ответила молодая женщина.

Как только они добрались до ее дома, Терезия немедленно отвела возбудившего ее своими мускулами парня в спальню. Страшно возбужденная путешествием на спине мужчины, она бросилась на постель, и савойяр смог насладиться ее телом…

Однако молодая маркиза вовсе не все время валялась в постели. Ее дни были заполнены тысячей мелких дел: она принимала писателей, ставила спектакли на сцене дворца Фонтене, играла на арфе и сочиняла похабные стишки… В марте 1791 года она заказала свой портрет госпоже Виже-Лебрен. Благодаря этой идее у нее произошла любопытная встреча.

Однажды, когда она позировала у своего друга Ривароля, типографский рабочий принес писателю гранки.

— Исправьте их, пожалуйста, при мне, это, очень срочно, — попросил он.

Терезия взглянула на молодого человека — он оказался очень хорош собой, молодая женщина немедленно поняла, сколько удовольствия сможет извлечь из общения с ним, и спросила:

— Как вы находите этот портрет?

Юноша подошел поближе, взглянул и ответил:

— Он очарователен, потому что похож на оригинал.

Маркиза улыбнулась и взглядом дала понять любезному наборщику, что готова немедленно «предаться с ним радостям любви». К сожалению, в этот момент Ривароль закончил читать верстку. Он проводил юношу до дверей и вернулся в салон.

— Кто этот красивый мальчик? — спросила Терезия.

— Он старший мастер в типографии моего издателя.

— Как его имя?

— Тальен…

Так Терезия впервые увидела человека, который через пять лет станет ее мужем…

Взятие Бастилии и первые революционные выступления никак не изменили жизнь маркизы де Фонтене. Прекрасная испанка по-прежнему укладывала в постель всех мужчин, которых ей представляли, и слухи о ее любовных приключениях занимали весь Париж.

В апрельском номере «Скандальной хроники» за 1781 год анонимным автор писал, что «госпожа де Фонтене радостно и легко отдается всем близким друзьям дома». «Придворная и городская газета» подхватила эстафету, напечатав весьма скабрезные подробности интимной жизни Терезии, и вскоре весь Париж был в курсе «малейших движений бедер прекрасной маркизы», как пишет мемуарист-шутник.

Осенью 1792 года Терезия внезапно испугалась гильотины. То, что она когда-то была просто гражданкой Кабаррус, а теперь забыла о титуле маркизы и называла себя просто гражданкой Фонтене, не слишком успокаивало, она не чувствовала себя в безопасности. 5 брюмера стала известна новость, подтвердившая опасность: Конвент подписал декрет, предписывавший арест всех бывших советников при парламенте, которые «не высказали революционных взглядов». Господин де Фонтене оказался под угрозой.

Перепуганные супруги решили покинуть Париж вместе с трехлетним сыном. С огромным трудом им удалось получить паспорта, и 3 марта они уехали в Бордо, где Терезия надеялась разыскать своего дядю Максимнльена Галабера, сделавшего ее женщиной в двенадцать лет…

Попав в Бордо, супруги немедленно расстались. 25 апреля состоялся развод, Жан-Жак де Фонтене эмигрировал, а Терезия, вернувшая себе девичью фамилию, кинулась в новые любовные приключения.

Первое было очень странным. В Бордо молодая женщина встретилась с братьями, которых не видела с 1788 года. Старшему был двадцать один год, это был красивый широкоплечий молодой человек с блестящими глазами. Он нашел сестру очаровательной, она его — соблазнительным. В их жилах текла одна и та же горячая кровь, оба привыкли подчиняться инстинктам…

В их первом поцелуе было мало целомудрия.

В тот же вечер, вкусив прелести инцеста, Терезия в душе пожалела, что у нее нет нескольких кузенов, с которыми можно было бы организовать веселые «семейные» оргии; однако она довольно быстро вернулась к «нормальной» любви, став любовницей булочника и двух его подмастерьев.

В июле молодая женщина решила совершить путешествие в Баньер с Максимильеном Галабером, братом и двумя влюбленными в нее друзьями — Эдуаром де Кольбером и Огюстом де Ламотом.

Однако для Терезии не впервой было путешествовать сразу с четырьмя кавалерами…

Увы! Каждый ее кавалер ревновал к другому, и ситуация быстро осложнилась. Однажды вечером путешественники остановились на ночлег в трактире, где было всего три свободные комнаты. Дядя немедленно решил, что племянница должна занять первую комнату, во второй разместятся слуги, а в третьей — четверо мужчин. На пол положили четыре матраса, и все улеглись. Вот уже несколько дней Терезия выказывала особое расположение к Огюсту де Ламоту, и трое остальных с подозрением следили за ним.

Послушаем, как описывает эту ночь сам герой, прекрасный Огюст:

«Я заметил, что между Эдуаром де Кольбером, Кабаррусом-братом и Галабером составилось нечто вроде заговора. В тот вечер они отвели мне место в середине, так что я со всех сторон был окружен их постелями; у них были на то основания.

С самого начала нашего путешествия мы с госпожой де Фонтене нашли способ уединяться; я получил от нее позволение говорить о моей любви, а она слушала меня и не гневалась. В этот вечер мы должны были наконец решительно объясниться; я чувствовал, я верил, что она меня любит, хотя временами меня охватывало отчаяние — ведь пока она меня только слушала. Когда я понял, что мои спутники сознательно окружили меня, чтобы я не смог покинуть комнату, то пришел в бешенство, потерял выдержку и решил, что поговорю с Терезией или убью любого, кто захочет мне в этом помешать. У меня были прекрасные пистолеты; они были заряжены и всегда лежали возле моей подушки, но я понимал, что малейший шум насторожит моих «тюремщиков». Я взял с собой в постель большой кухонный нож, который нашел на столе во время ужина. Никто ничего не заметил, и мы легли спать. Прежде чем попытаться незаметно встать и бесшумно пройти между спящими, я решил убедиться, что все крепко спят.

Через час, когда мои сторожа крепко заснули, я встал. Но когда я решил обуться, то обнаружил, что мои сапоги исчезли. Брат Терезии спрятал их по совету Эдуарда де Кольбера.

Я так разъярился, что, если бы в это мгновение один из них встал, я ударил бы его ножом или попросту проломил голову. К счастью, никто даже не шевельнулся. Я понял, почему они были совершенно спокойны и безмятежно спали. Я решил не сдаваться и прошел мимо них с такими предосторожностями, которые наверняка насмешили бы моего читателя. После этого я наконец соединился с той, к которой так стремился…

…Когда я вернулся в комнату, проснувшийся де Кольбер заговорил со мной таким тоном, который я не мог спустить ему. В тот же час мы дрались на дуэли, и я имел счастье получить от него удар шпагой. Я говорю «счастье», потому что без этого удара никогда не узнал бы, насколько любим: госпожа де Фонтене пришла в совершенное отчаяние от моей раны, которую сочла очень опасной, и объявила брату и дяде, что будет единственной моей сиделкой, что она моя любовница и хочет поступать так, как сама найдет нужным.

Мы с Терезией были счастливы, как все любящие и свободные люди, и, пока я выздоравливал, пребывали в самой прекрасной стране, чувствуя в сердце ни с чем не сравнимую радость…».