Он зачитывал статью за статьей и с восхищением покачивал головой.

— Плеть им не понравится, но, черт побери, кому какое дело, что им нравится, а что не нравится? Четырнадцать лет и двадцать пять плетей за использование огнестрельного оружия с намерением убить! — Он присвистнул. — И это еще не все. Пятьдесят тысяч фунтов — о-го-го! — за сведения, позволяющие добиться осуждения лица или лиц, виновных в преднамеренном убийстве…

Джигс сложил газету.

— Сначала ловите кролика, обрываете ему уши, и он все выкладывает о лисице; затем ловите лисицу и обрываете ей уши. А вскоре добираетесь и до большого медведя. Что узнали сегодня о «Джейн и Кристабель»?

Терри рассказал о приключении на реке. Американец слушал не перебивая.

— Они знают каждый ваш шаг! Завтра, когда найдете этот буксир и вручите капитану повестку в суд за плавание без огней, окажется, что на борту новая команда. Вполне возможно, что буксир перешел не прямо в их руки и теперь принадлежит какой-то сошке. Ну, а я тем временем проверил склад. На вашу Лесли он, похоже, произвел впечатление.

— Так что со складом?

Джигс пожал плечами.

— А ничего. Со складом у них вышла промашка. Но эти парни могут позволить себе купить несколько складов и отдать на слом. Во всяком случае, дли них это не смертельная потеря: в конце концов, могут продать склад и потеряют совсем немного. Вот в другом могут потерять больше. Деньги сейчас потекли к ним рекой. — Джигс откинулся на спинку кресла, — сорок тысяч фунтов в день — двести тысяч баксов! Подумайте, дружище. И, боюсь, немало еще осталось таких, кого ни плети, ни страх угодить за решетку не остановят.

Прежний муж миссис Керки Смит, Эдвин Теннер, считал ее поразительной женщиной: она была глупа в такой же мере, как и красива. Когда у него появлялось желание поизощряться, он называл ее Гардум. Что это значило, точно никто не знал, но звучало очень похоже на ругательство.

Будь она поумней, уже поняла бы, что терпение ее мужа вот-вот иссякнет. После ее сотого «Ты собираешься это так и оставить?» он отложил газету, очень аккуратно сложил ее и опустил в корзину для мусора так, словно это была готовая взорваться бомба.

— Слушай, Кора! Я не часто говорю о своих делах, особенно с тобой. Но сейчас ты меня достала. Да, я знаю, в той темной комнате тебе пришлось пережить несколько очень неприятных минут. Хочешь знать, почему ты там оказалась? Слушай. Кто-то послал одно из тех писем Лесли Рейнджер. Ты знаешь, кто она, поскольку говорила с ней; знаешь, кто она, поскольку мы думали, что она станет моим секретарем; а раз ты знаешь, кто она, ни о чем больше не спрашивай, поскольку… поскольку знаешь, кто она!

— А я-то тут причем?

— Скажу. Они решили, что я могу иметь отношение к этому письму. Подержали тебя там, пока кто-то не забрал у Рейнджер письмо и не сказал ей, что это была просто шутка. Не забери тот парень письмо, знаешь, чем бы кончилось? Они собирались отрезать тебе голову.

Кора широко раскрытыми глазами смотрела на мужа.

— Мне?

Керки мрачно кивнул.

— Да, они собирались убить тебя, отрезать голову, детка, и прислать мне в качестве презента.

Кора презрительно улыбнулась.

— И не делай такого личика, детка. Можешь не сомневаться — они бы так и сделали. Ну, теперь ты будешь хорошей девочкой и перестанешь хныкать?

Но миссис Смит была далека от олимпийского спокойствия.

— Все из-за этой проклятой стенографистки! Керки, ты мне не все сказал.

— К этому я больше не возвращаюсь, ангел мой, и ты об этом больше ни слова. Что у тебя на душе, я знаю; а вот что на душе у меня, ты даже не догадываешься: так широко, как ты, рот я не раскрываю. Но можешь быть уверена: им это с рук не сойдет — и раньше, чем ты думаешь! Пока ничего мне в голову не приходит, но придумаю обязательно. Тогда он у меня попляшет!

— Я хочу, чтобы ты разобрался и с этой девкой.

— Все будет в лучшем виде, — мрачно усмехнулся Хозяин.

На следующее утро произошло событие, сразу же попавшее на передовицы всех газет, которое полностью выбросило Лесли Рейнджер из его головы.

Мало кто не слышал о полковнике Карберте Друде. Он прославился на весь мир как великий охотник, путешественник, храбрец и великолепный рассказчик. Его заслуги были отмечены высшей наградой, о которой только может мечтать настоящий герой — крестом Виктории.

Это был высокий мужчина с рыжеватыми волосами, который всю зиму проводил на охоте, а большую часть лета ходил на яхте. Он прекрасно боксировал, в университете был чемпионом по бегу, стрелял из пистолета и был холостяком. Многочисленные восхищенные родственники оставили ему в общей сложности около шести миллионов фунтов стерлингов. И вот такой герой получил сразу два письма, одно, отпечатанное голубой краской, другое — зеленой. Карберт Друд в полицию не побежал. Он фыркнул от удовольствия и позвонил в телеграфное агентство. Его сообщение было кратким, но энергичным.

«Мои сограждане, которые получают письма с угрозами, похоже предпочитают скрытничать. Так вот, не опасаясь последствий, открыто сообщаю вам: я получил такое письмо, и не одно, а сразу два!»

Через несколько минут полковник звонил Терри. Объяснил, что случилось, и добавил, что сообщил в прессу.

— Я понимаю, такое можно и не афишировать. За славой я никогда не гонялся, но обстоятельства требуют медных труб.

В библиотеке дома Карберта Друда Терри застал оживленное общество. В просторной комнате было тесно от собравшихся там крепких загорелых мужчин разного возраста; рядом с каждым стоял огромный фужер с напитком янтарного цвета. Приветствовали инспектора весьма бурно. Все были охотниками, закадычными друзьями великого Карберта.

— Мы зададим этим парням жару, — глухо произнес полковник. — Я себе прямо места не находил: лучшие люди страны получали эти письма, а я нет! Молодого Фертена, кстати, следовало бы выпороть — молча заплатил и удрал. Не поверите, он воевал в самом пекле и таких героев еще поискать.

— Здесь не на войне, здесь нервы надо покрепче иметь, — возразил кто-то из гостей.

— У меня нервы железные, — широко улыбнулся Карберт. — Вы, мои друзья, оказали мне честь поучаствовать в этой увлекательной охоте. Спать будете здесь; всем слугам я велел отправляться к дьяволу. Начнется пальба, мы еще посмотрим, кто кого.

Терри ушел немного обнадеженным. Этот орешек мог оказаться не по зубам ни «голубым», ни «зеленым».

Он узнал интересную подробность: голубое письмо было отправлено на день раньше, но по адресу на Ибаристрит, где у мистера Друда был второй дом, который он сдавал внаем. Письмо было переадресовано и пришло на день позже — одновременно с зеленым.

Для Джигса это новостью не стало.

— Читал, читал, — покивал американец. Любопытная получается ситуация: путает все карты. Раньше мне все было ясно: «голубые» и «зеленые» заключили соглашение. Не знаю, когда, но, видимо, вскоре после убийства старого Декадона. Фешенебельная часть Лондона поделена между ними, и действует что-то вроде джентльменского соглашения, что ни один не должен вторгаться на территорию другого. Но произошла ошибка, путаница, вот почему Друд получил два письма. «Голубые» направили свое на Ибаристрит, полагая, что он живет там, «зеленые» — на Парк-стрит. Меня сейчас больше волнует не то, отстреляются ли мистер Друд и его друзья, а как банды будут делить его между собой. Договориться они вряд ли смогут. Чтобы сейчас подключиться к нужной линии, не пожалел бы никаких денег!

Джигс Аллерман был прав. Линия, о которой он говорил, в эти минуты была занята. Мистер Керки Смит из своего роскошного номера говорил по телефону с Эдди Теннером. Эдди сидел в своем маленьком кабинете, перед ним, откинувшись в креслах и поигрывая на коленях шляпами, — три очень респектабельно выглядевших молодых человека.

— Разумеется, — ответил Эдди. — Читал… Один человек получил по письму с обеих сторон.