— Да… Но может ныть, мы сначала покажем всё это рапотникам музея^?

Словно в его душу вселились духи сомнения!

— Зачем? — спросил Василий Григорьевич. — Ты что, сомневаешься, что это такое? Ну извини! Разве не ты был с нами на Байн Дзаке^?

— Я был, — сказал Церендорж. — Но всё-таки мало ли что…

— Что?

Церендорж пожал плечами:

— Псё бывает…

Василий Григорьевич махнул рукой:

— Ладно.

И они побежали сквозь ливень в музей.

В музее, где поднимался из праха ещё один гигант древнего мира, их встретил высокий молодой палеонтолог. Выслушав неожиданных гостей, он спросил:

— Байн Дзак?

Гости кивнули. Учёный повесил рабочий халат на какой-то доисторический рог, сказал:

— Это может быть интересно, — и кинулся следом за ними.

Ливень смывал с улицы всё живое. Косые вихри полосовали воздух. Ревущие потоки ввинчивались в асфальт. Но три человека, завернувшись в плащи, мчались к необыкновенным находкам.

И едва они вошли в номер, палеонтолог шагнул к драгоценному обо, обошёл его со всех сторон, приподнял одну находку, другую, тонкое лицо его стало ещё тоньше, и он спросил:

— А где кости?

— Вот, — сказал в каком-то странном предчувствии Василий Григорьевич.

— Но это не кости, — возразил учёный.

— Как? — цепенея, спросил Василий Григорьевич.

— Так, — улыбнулся палеонтолог. — Это тоже ценные вещи, но это камни, которые образовались на месте разных пустот. Это окаменели глина, песок, соли в тех местах, где лежали раньше кости. Это конкреции.

— Не может быть! — прошептал Василий Григорьевич. — Не может быть!

Это всё злые духи! Это они вселились в камни и прикинулись динозаврами, парейазаврами, стегозаврами! Это они, духи безумия и алчности, вселились в него самого и заставили таскать эти центнеры песка и глины! И всё это (он посмотрел на своего гобийского спутника и друга), всё это, в конце концов, шуточки Церендоржа.

Бедный Церендорж развёл руками.

— Да, даже самые опытные геологи очень часто ошибаются, — сказал в утешение палеонтолог.

Но какое дело до геологов было ему, Василию Григорьевичу! Пусть себе ошибаются! Он не имел права ошибаться. Нужно было учиться, читать, знать!

И Василий Григорьевич так ударил по столу кулаком, что на нём подпрыгнул какой-то предмет.

— А это что? — Палеонтолог взял со стола оставленный Викой камень, потёр его и воскликнул: — Вот! Вот это настоящая находка! Видите в камне пятно? Настоящий коготь динозавра! — и он торжественно показал его своим спутникам.

— Где? — спросил Василий Григорьевич.

— Да вот…

Внутри просматривался темноватый заострённый предмет.

— Такой маленький коготь?

— Да. — сказал палеонтолог. — Так ведь и динозавры были разные — и маленькие и большие. С шагающий экскаватор и с кенгуру… Да и в палеонтологии нет мелочей. Всё гигантское из осколков.

Бывалый моряк опустил голову. Вот, читал стихи о черепках, учил других по крупицам собирать улыбку, а сам?! Одолела гигантомания, грандиозные черепа, глыбы! А ведь рядом лежало столько неприметных, но настоящих осколков, стоило только собрать!

Что же делать? Что он теперь скажет Коле, Генке, Светке, Вике?

А Церендорж так и спросил:

— Что же ми скажем репятам?

Молодой учёный сочувственно посмотрел на случайных коллег и кивнул:

— Пошли!

Тучи уже разбегались от города в стороны. Лучи снова освещали скачущего всадника Сухэ-Батора, пролетали над влажными волнами сопок.

Дышалось легко. И спутники быстро оказались в музейной мастерской.

На столах и под столами лежали глыбы глины, в которых желтели, белели громадные кости, раздробленные на мелкие пыльные крохи.

— Вот из этих кусочков, — показал молодой человек, — мы собираем гиганта. Соберём, склеим, поставим.

— И пусть жифёт, — разрешил Церендорж.

— А это, — палеонтолог приподнял груду продолговатых серых предметов знакомых очертаний, — это яйца динозавра…

Василий Григорьевич с надеждой протянул руки, но палеонтолог сказал:

— Конечно, их дать я не могу.

«Что же он привёл нас сюда? Слушать лекцию?» — подумал Василий Григорьевич.

— Но это, — сказал палеонтолог и достал из ящика коробку, — это, учитывая ваше особое положение, я вам подарю. — И он открыл коробку.

Из куска окаменелой глины полукругом торчали потрескавшиеся пластины серой яичной скорлупы.

— Ну что ж, — вздохнул Василий Григорьевич. — И на этом спасибо. Баирта!

— Баирта, — закивал палеонтологу Церендорж и пошёл провожать своего друга.

— Ну, что тут поделаешь? Пивает, — рассуждал Церендорж.

Но прийти в себя от такого потрясения было не так-то просто.

И через час, уже в поезде, Василий Григорьевич, рассматривая коготь и несколько скорлупок, с насмешкой думал: «Ну и что я скажу? Динозавра нет, помахал хвостиком семьдесят миллионов лет назад. Вот оставил коготь и жалкие скорлупки…»

И он, горько вздохнув, положил их на стол.

Вагон качнуло, и на красную глину упал луч закатного солнца, такой же, как неделю назад на Байн Дзаке. В памяти Алейникова возникла долина, красные скалы, воздух, похожий на умирающую воду. И вдруг он схватил коробку и вздрогнул: «Это же бог знает что! Это почти невероятно».

Он держал в руках пустое яйцо! Не просто окаменевшее заживо, а яйцо, из которого семьдесят миллионов лет назад, может быть, выбрался невиданный яшер и, печатая колоссальные следы, протащил по земле своё гигантское тело!

Может быть, он стал пылью. Может быть, его нашли и это он смотрит сейчас из окна улан-баторского музея. Но может быть, он лежит ещё весь, с ног до головы, окаменелый где-нибудь в глубине Байн Дзака, Нэмэгэту, Далан Дзадагада и ещё есть возможность его найти! Найти и поставить в павильоне, который начертила Вика вот этим самым когтем на красной байндзакской земле!

Значит, всё ещё впереди, значит, у него есть что сказать и что пожелать ребятам! Есть! Есть!

И, успокоенный, Василий Григорьевич, положив сокровище в чемодан рядом с летящей по козьему рогу ракетой, присел в угол, задремал, и навстречу ему из какой-то доброй глубины поплыло улыбающееся лицо Церендоржа.