– Отче, я тоже потерял брата. Что вы хотите, чтобы я сделал?

Монреале улыбнулся и хлопнул Тейра по плечу.

– Хорошо сказано! Да благословит тебя Бог, юноша. – Он откашлялся. – Нам известно, что подручные сеньора Ферранты разыскивают по всей Монтефолье людей, знающих металлы, а сам он объявил о награде, которую получит любой мастер литейщик, который теперь же явится к нему. Твой брат рассказывал о рудниках и плавильнях Бруинвальда. По-твоему, ты мог бы выдать себя за литейщика?

– Простого – да. Думаю, что выдавать себя за мастера мне долго не удалось бы.

– Сгодится и так. Я хочу, чтобы все было именно очень просто. Тебе надо только проникнуть в замок. И какую бы тебе ни поручили работу, высматривай укромные местечки, чтобы помещать там кое-какие мелкие предметы, которые я тебе дам. Там, где люди разговаривают. Там, где выставляются часовые, в обеденном зале. Если… если ты сумеешь попасть в кабинет герцога или в любую другую комнату, которой сеньор Ферранте пользуется особенно часто, это было бы лучше всего. Если бы тебе удалось передать один из них герцогине Летиции… ну, вряд ли простого литейщика допустят в башню, где заперты пленники. Но если сможешь, сделай!

– Но что это будут за предметы, отче?

– Это я должен обдумать и приготовить их. Сегодня ночью под защитой темноты и заклятия, которое я наложу, мы спустим тебя со стены. Стоит тебе отойти от монастыря, и вражеских солдат ты вряд ли встретишь. В Монтефолью постарайся войти, когда на заре откроют городские ворота.

– Зачем сеньору Ферранте нужны литейщики?

– Если бы я знал! Может быть, ты сумеешь разведать, э? Полагаю, он хочет привести в порядок пушки герцога Сандрино. Например, треснувшую бомбарду, которая разнесет бедный наш монастырь, если ее починят. Более легкие пушки все с отрядом незаконнорожденного отпрыска Сандрино в Неаполе, а то бы очи уже долбили наши стены. Кто мог предвидеть, что сейчас неподходящее время отдавать войско внаем? Они ведь даже дальше отсюда, чем папские войска. Но Милан поддерживает мир, Венеции в этом году хватает забот с турками на Адриатике, и ей пока не до Монтефольи. Лозимо же предстояло связать себя с нами узами брака. Мне следовало бы… – Монреале умок, слепо глядя на тени того, что могло бы быть. – Ну что же! – Он стряхнул с себя мрачность. – Какая у тебя есть одежда, сын мой?

Тейр развел руками:

– Только та, что на мне. Свой вьюк я потерял вчера ночью за стеной.

– Хм! Может быть, брат Амброз подыщет тебе что-нибудь не столь… деревенское у тех, кто нашел здесь убежище. Такую одежду, в которой ты больше походил бы на того, кого будешь изображать. Да, кстати… – Монреале помолчал. – Откуда у тебя это кольцо?

Тейр прикоснулся к маленькой львиной маске.

– Правду сказать, оно не мое, отче. Это кольцо мадонны Фьяметты.

– А! Это многое объясняет. – Лицо аббата просветлело. – Работа Просперо Бенефорте? Как я не догадался. Советую тебе оставить его у Фьяметты. Литейщики подобных колец не носят. Тебе не следует привлекать к себе внимание, ты понимаешь?

– Я не могу его снять, отче! – И в доказательство Тейр подергал кольцо.

– Хм? – Монреале взял левую руку Тейра и нагнулся над ней, вглядываясь. По внутренней стороне его тонзуры щетинились отрастающие волосы, но ближе к макушке начиналась лысина, гладкая и блестящая. – А-а! Заклятие истинной любви мастера Клюни, бьюсь об заклад. – Он распрямился, улыбаясь. – И оно действует.

– Разве? – сказал Тейр. – Объясните Фьяметте, она будет так довольна! Она думала, что с магией у нее ничего не получилось.

Он умолк. Заклятие истинной любви? Что это за заклятие? И как оно действует? Его охватил смутный страх. Так новое неясное томление – порождено магией? От этой мысли делалось не по себе… Да нет же! Странно, что Фьяметту у него могут отнять. Но она же ему не принадлежит! Его левая рука властно сжалась.

– Его отлила Фьяметта? Не мастер Бенефорте? Прости, но я должен посмотреть на него поближе. – Он взял руку Тейра, но не уставился на нее пытливым взглядом, а закрыл глаза. Тейр наморщил лоб. Аббат Монреале долго молчал, а когда выпрямился и открыл глаза, лицо его стало очень серьезным.

– Брат Амброз, будь добр, сходи за Фьяметтой Бенефорте.

Оставшись наедине с Тейром, Монреале скрестил руки на груди и прислонился к рабочему столу. Он задумчиво пожевывал нижнюю губу, глядя на свои сандалии. Потом пронзительно посмотрел на юношу:

– Тебе нравится эта девица, сын мой?

– Я… Очень нравится, отче, – твердо ответил Тейр. – То есть… так мне кажется. Нет, не кажется, а я знаю, что нравится. Но как воздействует на меня кольцо?

– На тебя? – Никак. А вот ты, однако, воздействуешь на него. Принуждаешь его. Пожалуй, это можно выразить так. Считается, что заклятие Клюни обнаруживает истинную любовь, но это не совсем верно. Точнее будет сказать, оно обнаруживает верное сердце. – И он улыбнулся Тейру, продолжая пристально смотреть на него.

Тейр облегченно вздохнул. Значит, он не околдован. Ну да он так и не думал.

– Но честны ли твои намерения? – спросил Монреале. – Клюни тут не всегда дает точный ответ.

– Мои намерения? – повторил Тейр растерянно. – Какие намерения?

– Ты помышляешь о женитьбе или поддаешься греховной похоти? – объяснил Монреале.

Женитьба? Его словно отбойным молотком ударили по затылку. Тейр заморгал. Он – муж? Как… Как взрослый мужчина? Внезапно перед ним разверзлась бездна зрелости.

– Но… я не… Отче, если бы все было, как задумывалось… как я думал, когда письмо брата позвало меня в Монтефолью… Ури устроил так, чтобы мастер Бенефорте взял меня в подмастерья. Понимаете? Ну а бедняку подмастерью ни о чем таком и помышлять нельзя. Много лет. А тогда она бы уж давно была замужем за каким-нибудь богачом. Смел ли я даже подумать, что мог бы… сделать ее своей. Правда, мадонна Бенефорте нуждается в ком-то… – Тейр умолк. Голова у него шла кругом. Похоть? Но женившись, он бы получил право на похоть. Благословение!

– Из-за смерти отца Фьяметта очень нуждается в ком-то, – сказал Монреале. – Родственников у нее здесь нет. Женщине не следует жить одной без хозяина в доме, а юной девушке и подавно. Положение же Фьяметты Бенефорте еще хуже. Ей отовсюду грозят опасности. Да, бесспорно, ты ей неровня, но свидетельство кольца… необычно. Впрочем, ты просто слишком молод и беден, чтобы думать о семейной жизни.

Но он же ни о чем таком не думал, пока сам Монреале не произнес этих слов.

– Но твоя молодость не мешает мне послать тебя навстречу опасности, которая, боюсь… – Монреале умолк. – Помилуй меня, Господи! – Это было сказано почти шепотом, как молитва, но затем его голос снова стал звучным. – Редким счастливцам, сын мой, дано найти свое истинное призвание, свою истинную любовь или истинную веру. – Он кивнул на кольцо. – В нем не таится никакого зла для тебя.

В кабинете послышались шаги, и, наклонив голову, в келью вошел Амброз, а за ним Фьяметта. Ее буйные кудри были на этот раз заплетены в толстую косу, что придавало ей более чинный и взрослый вид, хотя такому впечатлению несколько мешали соломинки, кое-где прилипшие к ее грязному бархатному платью. Если бы она выглядела не такой усталой и озабоченной, подумал Тейр. Накануне она засмеялась каким-то его словам, и ему захотелось, чтобы она опять засмеялась. Ее смех был как родниковая вода в жаркий день. К желанию как-то избавить ее от забот и тревог внезапно примешалась мысленная картина: она смеется на брачном ложе, ее смуглое нежное тело проглядывает в белой пене ночной сорочки…

Монреале придал лицу строгое выражение и указал на львиное кольцо.

– Его сделала ты, Фьяметта?

Она перевела взгляд с него на Тейра, а потом снова на него и сказала тихо:

– Да, отче.

– Под надзором своего отца?

Фьяметта сглотнула.

– Нет, отче. То есть и да, и нет.

Седые брови Монреале поднялись.

– Так как же? – да или нет?

– Нет! – Ее чеканный подбородок задрался. – Но он знал о нем.