Безымянное нечто может созвать помощников, не смевших выйти при дневном свете. Нам необходимо было найти какую-то защиту на ночные часы, и я надеялась, что та, с кем мы едем, тоже понимает это и позаботится обо всем.

Когда рентанцы остановились, я была поражена и могла только предположить, что они и в самом деле выдохлись, если подвели нас в столь опасном месте, как и то, из которого мы бежали. Мы оказались в открытой низине, где сухая трава была по колено рентанцам. Здесь не было никаких признаков поста Света — ни голубых камней, ни даже того ощущения добра, которое было в саду. Мы были открыты и беззащитны против любой атаки врага.

Зеленые люди сошли со спин своих союзников и предложили нам сделать то же.

Затем я наблюдала встречу Кемока с родителями. Кемок был таким же высоким и подтянутым как отец, только более стройным.

Он смотрел на отца, в его глаза, протягивая ему руки, и отец сжал их в приветствии пограничников, а затем они обнялись и приложились щеками друг к другу. Перед матерью Кемок опустился на одно колено, склонив голову, и она коснулась ее. Затем он поднял взгляд на нее, и она создала благословляющий знак.

— Хорошее приветствие в дурное время, — прокомментировал отец. — Похоже, что в этом месте у нас не будет защиты.

— Сегодня полнолуние, — ответил Кемок. — В эту ночь нам нужен Свет.

Но нам служила не только луна. Зеленый народ с уверенностью, показывавшей, что это делается не впервые, огнем своих хлыстов аккуратно нарисовал на земле звезду, достаточно большую, чтобы вместить весь наш отряд. На остриях звезды они зажгли костры из скрученной травы и поставили в середину каждого костра кубик смолы величиной с мужской кулак. Кубик загорелся, но не сильным, быстро коптящим пламенем. Из него выходил высокий столб голубого излучения, которое защищало от Зла.

Сидя в звезде, мы поели, а затем стали разговаривать. Нам было о чем поговорить.

Я узнала, что Кемок с Килланом были отнесены лавиной далеко в сторону. С ними был и Вальмонд, к сожалению, сильно пострадавший. Позднее они нашли переломанное тело Рокнара, а меня так и не могли разыскать. Их чуть не убила вторая лавина, засыпавшая место, которое они начали раскапывать. В конце концов они вернулись в Долину, надеясь, как и я, что наша связь сказала бы им, если я умерла.

Зима для Долины оказалась очень трудной.

Злые силы с наступлением холодов осмелели, и на границах той части страны, которая была очищена зеленым народом и его союзниками, что ни день происходили стычки.

Похоже, слуги Тени задумали измотать людей, держа их в постоянном состоянии тревоги.

Мои братья давно были знакомы с жизнью пограничников, так что легко вернулись к ней.

С приходом весны осаждающие силы Зла ослабли настолько, что патруль Долины продвигался с военными действиями все дальше и дальше. Кемок был занят как раз таким делом, когда мое прикосновение достигло его, и он тут же поехал искать меня.

Сейчас мы находились далеко от зоны влияния Долины, и нам следовало ехать очень быстро, чтобы оказаться под ее покровом.

Мы рассказывали друг другу о своей жизни, и все это заняло немало времени, хотя мы придерживались лишь голых фактов. Кемок вздрогнул, услышав о Хиларионе, и сразу посмотрел на меня. Я знала, что делается в его мозгу. Он думал, не придется ли нам снова бороться с другим Дензилом, только раз в десять более сильным. Я не могла сказать ни «да» ни «нет», потому что у меня не было никаких доказательств, только страх.

Рядом с Кемоком сидела Орсия и тоже смотрела на меня. Я избегала ее взгляда, потому что отлично помнила, как под влиянием Дензила желала ей зла. Могла ли я надеяться, что когда-нибудь она сможет на меня смотреть, не вспоминая о прошлом, о той стене, которая стояла между нами?

Когда мы наконец легли спать, она пришла ко мне, держа в руке маленький флакончик, не больше мизинца. Она осторожно открыла его и поднесла ко мне, так что нежный аромат коснулся моих ноздрей.

— Спи спокойно, сестра, и будь уверена, что сны, которые будут приходить, не будут иметь ничего от мрака.

Она увлажнила кончик пальца содержимым флакончика и провела им по моему лбу, векам и губам. Я поняла, что она дала мне свою магию, и поблагодарила ее.

Она улыбнулась и тщательно закрыла флакон. Затем сделала жест в сторону Айлии, которая сидела и смотрела в пространство невидящими глазами.

— Ей нужно побыть некоторое время в безопасном месте, — сказала Орсия. — Она не нашей крови, и то, что она видела, лежит на ней тяжелым грузом. Когда мы будем в Долине, Дахаун может дать ей лучшее лечение, чем мы.

Она повернула голову к ночному ветру.

В нем не было миазмов Зла, и хотя было холодно, чувствовалось возобновление жизни.

Глубоко вдыхая этот воздух, я чувствовала, как благодаря сердечной помощи Орсии с меня свалился один из моих тяжких грузов.

Большая часть нашей группы уже отдыхала.

Рентанцы, подогнув под себя ноги, пережевывали жвачку и думали свои думы, не похожие на наши, но столь же выразительные.

Орсия все еще сидела между мной и Айлией.

Она взяла меня за руку и испытующе взглянула на меня.

— Тебе лучше, сестра?

Если это означало вопрос, я ответила даже с большей твердостью, чем сама была убеждена.

— Да. Моя Власть вернулась почти полностью.

— Твоя Власть, — повторила она. — Если ты нашла то, что тебе дорого, береги это, Каттея.

Я поняла, что она в сущности имела в виду. Пожелав ей, в свою очередь, спокойной ночи, я завернулась в плащ и уснула.

Если в душистой жидкости Орсии было благо, то оно, похоже не сработало. Едва я закрыла глаза, как оказалась на гребне, где мы делали из земли наше маленькое войско. Я снова коснулась пальцами последнего шарика и назвала имя, которое не хотела произносить. На этот раз шарик остался просто землей, а тот, чье имя я назвала, вырос передо мной не такой, каким я его видела в последний раз в его пустой, разрушенной цитадели, а такой, каким он был в моем первом сне, когда он сидел в кресле и смотрел на открытые им Врата.

Он посмотрел на меня, и было что-то в его взгляде, от чего мне хотелось отвернуться, но я не могла.

— Ты вызвала меня на Битву Мертвых, — сказал он, не вслух, а мысленно. — Значит, ты боишься меня… или ненавидишь?

Я собрала все свое мужество, чтобы ответить честно:

— Я боюсь тебя, вернее, боюсь того, что ты можешь сделать, будучи тем, кто ты есть. Твои дни в Эскоре прошли. Не поднимай там снова своего знамени.

И как если бы моя настоящая мысль выплыла наверх, чего я боялась больше всего, я увидела позади него развернутое знамя, желтое, как солнечный свет на золотом песке, и на нем скрещенные жезл и меч.

— Не поднимать знамя, — повторил он задумчиво. — Значит, ты думаешь, Каттея, волшебница и колдовская девушка, что мои дни прошли? Я не сержусь на тебя, потому что между нами никогда не будет правителя и подчиненного. Но я предвижу, что ты еще пожелаешь этого знамени. Зови его, когда понадобиться.

Я собралась с мыслями, чтобы он не влиял на меня.

— Я хочу только, чтобы ты оставался в своем месте, Хиларион, и не ходил в наше. Я не призываю на тебя зла, потому что уверена, что ты никогда не шел с Тенью. Но оставь нас в покое!

Он медленно покачал головой.

— У меня нет армии, нет ничего, кроме меня самого. А за тобой долг, потому что ты назвала меня именем мертвых. Когда настанет время, весы уравновесятся.

Больше я ничего не помню. Остаток ночи я крепко спала и проснулась с неопределенным предчувствием, что наступивший день будет полон опасностей и злоключений, но в первые часы после того, как мы оставили лагерь, мне казалось, что я ошиблась.

Мы ехали прямо на запад. Рентанцы не мчались, как накануне, но все-таки бежали очень быстро и, казалось, не чувствовали веса всадников. Вскоре мы узнали, что если сарны-всадники и Серые потеряли наш след, то мерцающее нечто унюхало его. Скорость у него была не больше нашей, хотя оно вроде бы постепенно догоняло нас.