— Все горазды критиковать, — бросила Сюзанна. Вытерла слезу, скатившуюся из глаза. Стрелок, не поворачиваясь к ней, взял ее за руку.

— Да. Блейн, у меня есть еще одна загадка.

— ПРЕВОСХОДНО.

— Из ядущего вышло ядомое, а из сильного вышло сладкое.

— ЭТА ЗАГАДКА ИЗ БИБЛИИ, ТОЙ ЧАСТИ ВЕТХОГО ЗАВЕТА, КОТОРАЯ НАЗЫВАЕТСЯ «КНИГА СУДЕЙ». — В голосе Блейна слышалась насмешка, и остатки надежды Джейка испарились как дым. Он подумал, что сейчас заплачет, не от страха — от раздражения. — ЗАГАДАЛ ЕЕ САМСОН СИЛЬНЫЙ. ЯДУЩЕЕ — ЛЕВ, СЛАДКОЕ — МЕД, ПРИНЕСЕННЫЙ ПЧЕЛАМИ, КОТОРЫЕ ПОСЕЛИЛИСЬ В ЧЕРЕПЕ ЛЬВА. БУДЕШЬ ЗАГАДЫВАТЬ ЕЩЕ? У ТЕБЯ ЕЩЕ БОЛЬШЕ ВОСЕМНАДЦАТИ МИНУТ, ДЖЕЙК.

Джейк покачал головой. Выпустил книгу с загадками из рук, улыбнулся, когда Ыш поймал ее на лету и, вытянув длинную шею, протянул Джейку.

— Я загадал все. Больше нет.

— СТЫД И ПОЗОР. — В голосе Блейна вновь слышались интонации Джона Уэйна. — ПОХОЖЕ, Я ТАКИ ВЫИГРАЛ ЭТОГО ГУСЯ, ЕСЛИ ТОЛЬКО КТО-ТО ЕЩЕ НЕ ХОЧЕТ ЗАГАДАТЬ МНЕ ЗАГАДКУ. КАК НАСЧЕТ ТЕБЯ, ЫШ ИЗ СРЕДИННОГО МИРА? ЕСТЬ У ТЕБЯ ЗАГАДКИ, МОЙ МАЛЕНЬКИЙ УШАСТИК?

— Ыш! — ответил ушастик-путаник приглушенным голосом: он все еще держал книгу в зубах.

Джейк с улыбкой взял книгу, сел рядом с Роландом, обнял его.

— СЮЗАННА ИЗ НЬЮ-ЙОРКА?

Она покачала опущенной головой, смотреть на карту-схему не хотелось. Повернула руку Роланда своей, мягко погладила шрамы на месте двух пальцев.

— РОЛАНД, СЫН СТИВЕНА? НЕ ВСПОМНИЛ НОВЫХ ЗАГАДОК С ЯРМАРОК ГИЛЕАДА?

Покачал головой и Роланд… а потом Джейк увидел, как вскинулся Эдди Дин. Необычная улыбка заиграла на губах Эдди, по-особенному зажглись глаза, и Джейк понял, что надежда его не покинула. Вновь расцвела в душе, яркая, горячая, живая. Как… ну, как летняя роза во всей красе.

— Блейн? — хриплым шепотом заговорил Эдди. Словно ему сдавили горло.

— ДА, ЭДДИ ИЗ НЬЮ-ЙОРКА, — с нескрываемым презрением.

— У меня есть пара загадок. Ты понимаешь, чтобы скоротать время до прибытия в Топику. — Вот тут Джейк осознал: Эдди говорит таким голосом не потому, что ему сдавило горло — он старается сдержать смех.

— ГОВОРИ, ЭДДИ ИЗ НЬЮ-ЙОРКА.

Сидя и слушая, как Джейк загадывает последние свои загадки, Эдди размышлял над рассказом Роланда о ярмарочном гусе. Потом мысли его вернулись к Генри, проследовав из пункта А в пункт В по загадочной тропе ассоциативного мышления. Или, если угодно, маршрутом «фанс-берд[8] эйрлайнз»: от гуся — к индейке. Он и Генри как-то раз заговорили о том, чтобы завязать с героином. Генри заявлял, что заморозка (по его терминологии — стать замороженной индейкой) — не единственный способ. Можно просто остыть (стать холодной индейкой). Эдди спросил, а как назвать того, кто только что ввел себе убойный передоз? И Генри не задумываясь ответил: Его надо называть пережаренной индейкой. Как они тогда смеялись… но теперь, по прошествии времени, странного времени, если говорить о последних событиях, получалось, что поводом для смеха был не кто иной, как младший из братьев Дин, а также новые друзья младшего брата. Выходило, что именно им уготована роль пережаренной индейки, точнее, пережаренного призового гуся.

Если только ты не вырвешься из улета. Да.

Так вырывайся, Эдди. Вновь голос Генри, давнишнего визитера его головы, только теперь голос трезвый и ясный. Голос друга, а не врага, словно все прежние конфликты остались в прошлом, а топор войны зарыт в землю.

Вырывайся и заставь дьявола лезть в его же костер. Возможно, будет больно, но ты-то знаешь, что такое настоящая боль. Черт, да я сам причинил тебе столько боли, но ты выжил. Выжил как миленький. И ты знаешь, что от тебя требуется. Конечно. На том привале Джейку в конце концов удалось разжечь костер. Роланд своей загадкой снял напряжение, Джейк высек хорошую искру, растопка занялась, и вскоре они сидели у ярко пылающего костерка. Разговаривали. Разговаривали и задавали друг другу загадки.

Эдди знал и кое-что еще. Блейн разгадал сотни загадок, пока они мчались на юго-восток вдоль Тропы Луча, и остальные пребывали в полной уверенности, что на каждую он отвечал без малейшего колебания. Раньше Эдди соглашался с ними… но теперь, мысленно вернувшись к началу состязания, он вспомнил одну интересную подробность: Блейн дернулся. Однажды.

Он разозлился. То же случалось и с Роландом. Стрелок, которого часто выводили из себя выходки Эдди, по-настоящему выказал злость лишь единожды. После того как Эдди вырезал ключ. Роланд попытался скрыть свою злость, замаскировать ее под обычное раздражение, но Эдди ощутил ее в полной мере. Он достаточно долго прожил рядом с Генри Дином и безошибочно реагировал на отрицательные эмоции. И нему было больно не от самой злости Роланда, но от презрения, которым стрелок щедро ее сдобрил. Презрением Генри всегда пользовался с превеликим удовольствием.

Почему мертвый младенец переходит дорогу? — спросил Эдди.

Потому что сидит в курице, ха-ха-ха. Позже, когда Эдди попытался защитить свою угадку, говоря, что она, возможно, безвкусная, зато остроумная, Роланд отреагировал практически так же, как Блейн:

Плевать я хотел на вкус. Она бессмысленная и не имеющая решения, а потому глупая. О хорошей загадке такого не скажешь. Но когда Джейк иссяк, загадав все загадки, Эдди внезапно открылась удивительная, развязывающая ему руки истина: понятие «хорошо» — это для благородных. Так было всегда, так и будет. Даже если человеку, использующему это понятие, тысяча лет и стреляет он, как Буффало Билл. Роланд сам признавал, что в загадках он не силен. Его Учитель полагал, что Роланд слишком уж глубоко задумывается. Его отец считал, что причина — в недостатке воображения. Так или иначе. Роланд из Гилеада никогда не выигрывал ярмарочные состязания. Он пережил всех своих современников, и это, несомненно, тянуло на приз, но никогда не получал призового гуся.

Я всегда мог выхватить оружие быстрее любого из моих знакомых, но вот хитрые загадки мне не давались. Эдди, помнится, пытался сказать Роланду, что шутки и загадки предназначены для того, чтобы развить зачастую скрытый талант, но Роланд его проигнорировал. Точно так же, предполагал Эдди, дальтоник пропускает мимо ушей описание радуги.

Эдди подумал, что у Блейна могут возникнуть трудности с хитрыми, а вернее, нехорошими загадками.

Эдди слышал, как Блейн опрашивает всех, даже Ыша, не осталось ли у кого не загаданных ему загадок. Он слышал откровенную насмешку в голосе Блейна, очень даже хорошо слышал. Несомненно, слышал. Потому что он возвращался. Возвращался из улета. Возвращался, чтобы проверить, сможет ли уговорить дьявола прыгнуть в его же костер. Оружие на этот раз помочь не могло, но он мог прекрасно обойтись без оружия. Потому что…

Потому что я стреляю умом. Моим умом. Господи, помоги мне пришить этот раздувшийся калькулятор моим умом. Помоги мне обхитрить его.

— Блейн, — начал он, а потом, когда компьютер соблаговолил обратить на него внимание, добавил: — У меня есть пара загадок. — Когда он произносил эти слова, ему открылась еще одна удивительная истина: он с трудом сдерживал смех.

— ГОВОРИ, ЭДДИ ИЗ НЬЮ-ЙОРКА.

Эдди не успевал сказать остальным, чтобы они приготовились ко всяким неожиданностям, но, судя по их лицам, в этом не было необходимости. Эдди забыл о них и сосредоточился на Блейне.

— Что это такое, о четырех колесах и воняет?

— ГОРОДСКАЯ МУСОРОВОЗКА, КАК Я УЖЕ ГОВОРИЛ. — Неодобрение… или неприязнь? Да, похоже, голос пропитан и тем и другим. — ТЫ ТАК ГЛУП ИЛИ НЕВНИМАТЕЛЕН, ЧТО ЭТОГО НЕ ПОМНИШЬ? ЭТО ЖЕ ПЕРВАЯ ЗАГАДКА, КОТОРУЮ ВЫ МНЕ ЗАГАДАЛИ.

Да, подумал Эдди. И именно тогда мы упустили главное, потому что хотели победить тебя какой-нибудь архитрудной загадкой из прошлого Роланда или книжки Джейка. Иначе состязание тогда бы и закончилось.