— Верно. — Самюэль разбил яйца в миску.

— О, — Хлоя нахмурилась, покусывая губу, — ну, тогда, может быть, вы мне покажете мою спальню. Я могла бы убрать туда часть вещей из холла.

Самюэль прекратил разбивать яйца и изучающе посмотрел на нее.

— Рассчитываете остаться?

— Конечно, — сказала Хлоя с напускной уверенностью. — Мне больше некуда идти.

Самюэль проворчал:

— Здесь шестнадцать спален. Выбирайте.

— Шестнадцать!

Он кивнул и бросил щепотку соли в яйца.

Хлоя еще немного постояла в некоторой растерянности, но когда стало очевидно, что он не сдвинется с места, она вышла из кухни. За свою короткую жизнь она уже успела понять, что не всюду можно рассчитывать на теплый прием и дружеское участие, поэтому и сейчас ее не особенно обеспокоила странность нынешнего положения. Хлоя была прагматичным созданием и тут же поняла, что, как всегда, должна использовать ситуацию наилучшим образом, настолько, насколько это было в ее силах. Она была готова выдержать все что угодно… Все что угодно, лишь бы снова не оказаться в семинарии сестер Трент в Болтоне, где она томилась последние десять лет. Любым способом она должна была не допустить своего возвращения туда.

Для начала Хлоя отправилась на поиски библиотеки, где, как предположил Самюэль, она могла найти свои бумаги.

Библиотека была столь же неопрятной и пыльной, как и весь дом. Данте, следовавший за ней, стал обнюхивать углы, отчаянно виляя хвостом и царапая плинтус. Вероятно, он охотился на мышей. Хлоя подошла к столу, на котором лежала кипа писем. Перебирая их, она обнаружила, что некоторые были шестимесячной давности. «Может, он читает письма только в первый день Нового года или именно в этот день он выкидывает их, так и не распечатав?» — подумала девушка.

Она нашла конверт с печатью адвокатов из Манчестера. Она встречалась с ними — это они сообщили ей об условиях завещания ее матери, поэтому она и оказалась здесь. Хлоя спрятала письмо в карман и продолжила поиски. На одном из конвертов она сразу узнала тонкий, паутинообразный почерк мисс Энн Трент и тоже взяла это послание. Хлоя довольно хорошо представляла себе его содержание. Оно должно было быть явно не в ее пользу, так что она сама решит позднее, стоит ли передавать этот документ ее новому опекуну.

Закончив поиски, Хлоя отправилась знакомиться с остальной частью дома. Данте неохотно оставил свою мышиную охоту и последовал за ней по широкой лестнице с резными перилами. Оказалось, что дом состоял из целого лабиринта мрачных коридоров, с выцветшими гобеленами на панелях стен. В углах лежала пыль, и кругом стоял спертый, затхлый запах. Хлоя была уверена, что именно так пахли мыши. Судя по энергичным прыжкам и поискам Данте, и он думал так же.

Она открывала двери пустых спален с массивной резной мебелью и непременными кроватями с пологом, укрепленным на четырех столбиках. Покрывала и полога всюду были потертыми, кое-где даже оказались порванными и свисали с рам. Девушка даже и мысли не допускала, что сможет спать в одной из этих спален, пока не наткнулась на угловую комнату с тремя окнами и большим камином. Над кроватью свисал балдахин из канифаса, тоже довольно пыльный и выцветший, но все же он был целым. Кроме того, светлая ткань казалась ей более приятной, нежели гобелены и тяжелые покрывала в других комнатах. Вышитый ковер елизаветинских времен скрывал пыльный деревянный пол. Вид из трех окон был очаровательным: на пустошь с одной стороны и на долину — с другой.

Она распахнула окна, впустив в комнату свет и воздух. Данте с выразительным вздохом шлепнулся на пол у камина, как бы одобряя выбор хозяйки. «А теперь, — решила Хлоя, — нужно заняться кошкой — устроить ее с потомством подальше от конюшни. Если они не будут то и дело попадаться на глаза, возможно, хозяин дома забудет о них. И о попугае тоже».

Ей потребовалось пятнадцать минут, чтобы устроить клетку с попугаем на широком подоконнике, а коробку с кошкой и котятами в прохладном темном комоде. Затем Хлоя вышла из комнаты, решительно закрыв дверь перед носом Данте, который несколько минут отчаянно лаял, пока она удалялась.

В конце соседнего коридора она обнаружила двойные двери. Медные ручки на них были не такими тусклыми, как другие, и она поняла, что комната, в которую они вели, была обитаемой. Апартаменты, должно быть, принадлежали сэру Хьюго. А поскольку Хлоя была неисправимо любопытна, то тут же, даже не подумав, чем это может кончиться, тихо взялась за ручку и толкнула двери, молясь, чтобы они не заскрипели.

Еще мгновение — и Хлоя уже стояла на пороге, молча оглядывая комнату. Она была самой большой из всех, увиденных ею, с такой же массивной мебелью, как и во всем доме. Кровать сэра Хьюго была огромной, с резными столбиками в виде причудливых животных, балдахин и занавеси — из вышитой золотистой парчи. Но все это убранство имело весьма запущенный вид. Это была всего лишь тень былого великолепия. Полог кровати был открыт, и спящий мужчина даже не пошевелился, когда она осторожно вошла в комнату.

Окна были открыты, и она слышала, как кто-то насвистывал во внутреннем дворике. Очевидно, это был грум или рабочий конюшни.

Девушка вновь взглянула на постель. Густые темно-каштановые волосы прикрывали лицо спящего; простыня соскользнула с его плеча, обнажив темную загорелую кожу и выгоревшие от солнца волосы на его руках. Хлоя не могла не заметить, что под материей скрывалось мощное тело сильного мужчины. Еще в холле она обратила внимание на его высокий рост и широкие плечи, хотя была занята массой других вещей. А сейчас человек, которому предстояло отвечать за нее следующие четыре года, буквально поразил ее своей силой, хотя был совершенно неподвижен.

Неодолимая сила влекла ее в комнату. Она приблизилась к постели еще на шаг, и тут мир перевернулся.

Секунду назад она стояла и вдруг оказалась на кровати, лицом вниз, одна рука ее была с силой заведена за спину, а живот прижался к его крепким мускулистым бедрам. Хлоя отчаянно замолотила ногами, но тут ее руку заломили еще выше, отчего на глазах у девушки выступили слезы. Ей пришлось перестать двигаться, чтобы боль не стала еще резче, тогда хватка немного ослабла.

— Ах ты, маленькая проныра, — зашипел над ней негодующий голос. — Что, черт возьми, ты делаешь, рыская и вынюхивая в моей спальне? Что ты искала?

Еще один рывок за руку последовал за сердитым вопросом, и она едва сдержала крик от боли.

— Я ничего не искала. — Она попыталась повернуть голову, чтобы освободить лицо от мешающего говорить покрывала. — Пожалуйста… Вы делаете мне больно, — взмолилась Хлоя.

Хватка вновь незначительно ослабла.

— Я ничего не искала, — повторила она со слезами потрясения в голосе. — Я только хотела осмотреться, а ничего не искала.

Хьюго ничего не сказал в ответ, и она еще некоторое время оставалась в том же положении. Он крепко держал ее за запястье и тут внезапно начал ощущать тело, лежавшее у него на бедрах. Она была очень легкой… Такой же, как когда-то ее мать. На мгновение печаль острой болью сковала его сердце.

— Интересное объяснение, — сказал он через минуту. — И на что же ты смотрела?

Изящное тело, почувствовав некоторую свободу, слегка передвинулось, и, неприятно пораженный, он понял, что ее близость воздействует на него совершенно нежелательным образом. Он еще крепче сжал ее запястье.

— Ну?

— …На вещи… на все… на сам дом. Я хотела узнать, где что. Между прочим, я нашла письма адвоката и сестер Трент. — Слишком поздно она вспомнила, что еще не решила, отдавать ли последний документ. — Я собиралась отдать их вам… Пожалуйста, позвольте мне встать.

— Едва ли стоило отдавать их, пока я сплю, — заметил он, удивляясь, почему столь безыскусное объяснение звучит так убедительно. Он отпустил ее руку. — Можешь встать.

Она отстранилась, и он был освобожден от ее почти невесомого тела. Только когда она отдалилась, он понял, что только что ощущал аромат ее волос и кожи. «Лепестки роз и лаванда, — подумалось ему, — и чуть-чуть медового клевера».