Хлоя все еще сердилась на Хьюго за то, что он отчитал ее, и сейчас чувствовала себя неловко, как будто была ребенком, вторгшимся внезапно вмир взрослых.

— Можно и мне немного хереса?

— Разумеется, девочка. — Хьюго налил вина ей и вновь наполнил бокал леди Кэррингтон. — А гдезверь?

— На конюшне. Я должна извиниться, леди Кэррингтон, за то, что не встретила вас, как подобает.

— О, не извиняйтесь, — ответила Джудит, засмеявшись. — Убежавший медведь более чем оправдывает вас.

— А где твоя компаньонка? — спросил Хьюго у Хлои и пояснил Джудит: — Кузина моей покойной матери, леди Смолвуд, живет с нами в качестве дуэньи Хлои.

— Она лежит на кровати с нюхательной солью, — сказала Хлоя, и в ее глазах внезапно появились озорные огоньки. — Боюсь, Фальстаф вновь огорчил ее.

Джудит потребовала объяснить происхождение этого персонажа, и вскоре попрощалась, все еще смеясь.

— В четверг я устраиваю вечер, — сказала она. — Буду ждать вас обоих… и, конечно, леди Смолвуд.

Тем же вечером, переодеваясь к обеду, Джудит сказала своему мужу:

— Ты прав насчет Харриет, Маркус. Хлоя Грэшем приведет ее в полное недоумение. А вот Себастьяну она очень понравится. Конечно, она удивительно красива, но больше всего в ней привлекает это ее озорство. Она совершенно лишена притворства: думаю, она даже не подозревает, как она прекрасна. Я намерена сделать ее звездой сезона. Как ты полагаешь, мне это удастся?

— А как же может быть иначе, если за дело возьмешься ты. — Маркус взял изумрудное ожерелье у прислуги и сам застегнул его на тонкой и изящной шее жены. — С состоянием в восемьдесят тысяч фунтов, лицом и фигурой, как у Прекрасной Елены Троянской, ей необходимо лишь достойное покровительство.

— Значит, оно у нее будет. Ей понадобится поручительство для посещения Олмака, так что я представлю ее в четверг Салли Джерси. Она такая добродушная, что не станет осуждать необычные манеры Хлои, а вот принцесса Эстаргази могла бы и придраться к ним.

— Мне все-таки непонятно, почему ее опекуном стал Хьюго Латтимер, а не Джаспер Грэшем. Ты заметила что-нибудь особенное в их поведении?

— Только то, что она может вить из него веревки, — сказала Джудит, — хотя он и пытается изображать разгневанного опекуна.

— Занятно.

— Чрезвычайно. Там еще живет некая леди Смолвуд в качестве компаньонки. Кузина его покойной матери.

Маркус кивнул.

— Мать Латтимера была из рода Бошамп. Безупречная родословная. Леди Смолвуд подходит по всем статьям… Хотя, насколько я помню, она не очень умна.

— А когда это имело значение в свете? — спросила Джудит.

Маркус рассмеялся.

— Никогда. И возможно, именно это больше всего устраивает Хьюго и его необычную подопечную.

— Да уж, дом у него действительно необычный.

— Занятно, — вновь сказал Маркус.

— Чрезвычайно, — согласилась Джудит.

Взгляд девушки был устремлен на затененный сводчатый потолок. Она смутно ощущала своей обнаженной грудью тепло, исходившее от пламени свечей. Она лежала на возвышении в центре часовни, и тело ее освещали алтарные свечи.

Над ней навис человек в маске, и, слабо протестуя, она повернула голову в сторону, когда к ее губам кто-то поднес бокал.

— Не глупи, — резко сказал мужчина. Он приподнял ее голову и прижал бокал к ее губам.

Девушка приоткрыла губы и отпила жидкость с сильным запахом. Она снова откинулась на белую подушку. Сознание ее затуманилось, теплая истома разлилась по телу. Она потеряла ощущение времени и не могла бы определить, как долго пролежала обнаженной в полной теней пещере. Она не помнила, сколько раз ее заставляли пить эту резко пахнувшую жидкость. Она только смутно помнила, как перешел из рук в руки мешочек с золотом в домике ее дяди… Это было давно… очень давно. Ее дядя положил деньги в карман, и черная маска увела ее.

Она почувствовала чье-то прикосновение — это было приятное ласковое поглаживание, и услышала свой собственный стон. Несмотря на полусонное состояние, что-то подсказывало ей, что напиток, который ей давали, и вызвал это странное чувство возбуждения. Она не сопротивлялась, когда кто-то раздвинул ее бедра — сейчас она парила в чудном мире затененных фигур и неясных ощущений. Резкая боль, сопровождавшая проникновение в ее тело, была частью прекрасного сна, а ритмичные движения внутри нее, казалось, не имели к ней никакого отношения, но в то же время были ей приятны.

Криспин закрыл глаза от возбуждения, когда овладел бледным телом, неподвижно лежавшим под ним. Глаза присутствовавших были прикованы к нему: они наблюдали за ритуалом его посвящения в мерцающем свете свечей холодного подземелья. Закрыв глаза, он представил, что под ним лежит Хлоя, покорная и уступчивая, и он всласть может насладиться ею. Он представил, что использует ее тело на глазах у возбужденных, жаждущих плотского наслаждения членов Конгрегации и что он навсегда выбил из нее вызывающую непокорность. Джаспер обещал, что вскоре это произойдет. А Джаспер всегда выполняет свои обещания, как и угрозы.

Джаспер прислонился к колонне, сложив руки на груди: глаза, скрытые маской, скользили по tableau vivant[4] на возвышении. Как и пасынок, он мысленно представлял на месте крестьянской девушки совсем другую женщину. Хьюго Латтимер лишил Конгрегацию Элизабет Грэшем, но ее дочь восполнит потерю. И на этот раз никто не посмеет помешать. Он отомстит за каждое оскорбление, которое нанес ему Латтимер, завладев девчонкой и ее состоянием. Хьюго Латтимер не только испытает стыд унижения от того, что не смог выполнить просьбу покойной, которую он когда-то любил незрелой, сентиментальной любовью; ему придется еще и пострадать, узнав, что дочь займет место, предназначавшееся матери четырнадцать лет назад. А когда Джаспер насладится этим зрелищем в полной мере, кровь Хьюго Латтимера омоет гранитные надгробия часовни — так Джаспер наконец отомстит за смерть отца.

Стивен Грэшем знал о любви Хьюго к его жене. Он намеревался отдать ему в часовне Элизабет — порочный дар, который он счел достойным члена Конгрегации. Хьюго был связан клятвой, которая требовала от него абсолютного подчинения лидеру. Он должен был растоптать предмет своей нежной страсти и идеалистических фантазий на глаза у всех и таким образом еще раз подтвердить признание самого важного закона подземной часовни — ничто не свято.

Но вместо этого Хьюго убил Стивена и тем самым нарушил клятву. А теперь сын лидера придумал великолепное наказание.

Глаза Джаспера пробежали по лицам людей, окруживших возвышение и готовых насладиться поруганной девственностью вслед за Криспином. Его взгляд задержался на молодом, свежем лице Дэниса де Лейси. Глаза юноши блуждали, губы раскрылись в предвкушении страсти. Он мог сделать что угодно, лишь бы добиться признания у Конгрегации и у него было для этого все: молодость, приятная внешность, положение в свете и приличное состояние.

Джаспер оттолкнулся от колонны и, подойдя к молодому человеку, похлопал его по плечу. Дэнис тут же обернулся. Джаспер поманил его рукой, и, хотя юноше не хотелось покидать свое место у возвышения, он с готовностью последовал за ним в одну из небольших комнат часовни…

— Я сегодня пользовалась потрясающим успехом, Самюэль. — С этими словами Хлоя ворвалась в холл, как только Самюэль открыл дверь. — Леди Джерси обещала прислать мне поручительство для посещения Олмака, и я не пропустила ни одного танца, и у меня было столько партнеров, что никто не смог потанцевать со мной больше одного раза. — Она закружилась, и ее пышная шелковая юбка кремового цвета обвилась вокруг ее ног.

— Если будешь продолжать в том же духе, то у тебя голова пойдет кругом, — заметил Самюэль, закрывая дверь.

— Это крайне некрасиво, дорогая, — произнесла очень полная дама в кашемировой шали. — Прекрасно, что у тебя оказалось так много кавалеров, но ты их всех очень быстро растеряешь, если не будешь вести себя с подобающей скромностью.