— А может, мы еще встретим подобных.

— Гм... — промычал Талли и поспешно натянул на себя кольчугу. ни взяли себе по паре мечей и по легкому щиту. Два других щита Фангар разбил во время схватки. Они пошли дальше, а солнце на ярком небе все еще показывало четыре часа.

— День здесь длиннее... — начал было Талли.

Внезапно Фангар схватил его за руку и потянул вниз. По реке плыла вниз по течению баржа. С закрытой палубы доносилась музыка.

— Может, это друзья, а может, и нет, — поворчал Фангар и лежал, пока баржа не скрылась из виду. Талли начал думать о том, что солнце перегрело его непокрытую голову. Головная боль усилилась. Вообще, голова у него болела не переставая с тех пор, как они начали свое безумное путешествие по измерениям. Они шли все дальше и дальше. Наконец, он попросил Фангара об отдыхе. Они как раз проходили мимо очередных кирпичных развалин — каких множество встретилось им на пути. Фангар согласился, и они плюхнулись под уцелевшим углом строения.

У реки были разбросаны похожие на мелкие бассейны чаны, но теперь они были заброшенными и поросшими водорослями. Они постарались устроиться как можно удобнее.

— Это место выглядит так, словно здешняя цивилизация приходит в упадок, — заметил Фангар. — И это странно в свете того, что рассказала нам Рэта. У меня сложилось впечатление о сильной аристократии — что только полезно для страны, — мощной армии и рабочем классе.

— Я не собираюсь опять становиться рабом, — сказал Тал ли, удобно расположившись на нагретых солнцем кирпичах. — Тоб'клайки наглядно продемонстрировали мне, что это такое.

— Мне тоже, — рассмеялся Фангар. — У нас на Вилгегене нет рабов. Но мы понимаем силу рабочих. Талли рассказал Фангару, какие у его отца были проблемы с рабочими в Шароне, потом рассказал о футболе, боксе и рукопашных поединках, о двигателях внутреннего сгорания, Нью-йоркской подземке и Эмпайр Стейт Билдинг, а также об атомных подводных лодках. Пока он рассказывал, все это казалось ему очень далеким, однако, он знал, что жизнь в Америке идет своим чередом, пока он сидит здесь, на Ра, бьет ключом где-то там, за невидимыми стенами, отделяющими измерения друг от друга.

— Ты должен погостить у меня в Гаразонде, в моем доме на Вилгегене, — сказал Фангар. — Я понимаю, что никогда не смогу узнать все о твоем мире, как и об остальных мирах измерений, но мы можем с тобой прекрасно провести там время.

— Я с удовольствием. А ты можешь увидеть старые добрые Штаты.

Солнце, наконец, начало постепенно склоняться к горизонту. Жара спадала, но они уже знали, что ночью будет тепло. Перед тем, как сгустились сумерки, Фангар разобрался в их припасах и они приготовили ужин на костре из сухой травы. Поужинав, они легли спать. Свою вторую ночь на Ра они провели в развалинах, надежно укрытые от посторонних глаз. Утром их разбудил страшный стук от тысяч копыт. Из своего укрытия они увидели облако пыли, движущееся по равнине, залитой восходящим солнцем, В пыль что-то мелькало, сверкала на солнце бронза. Рэта что-то упоминала о подобном, но Талли не сразу сообразил.

— Колесницы! — воскликнул он, наконец.

Они пролетали мимо бесконечным потоком, с высокими передками, высокими колесами, украшенные резьбой, вздымая тучи пыли. Скрипели оси и звенели колокольчики. Тащившие их животные, казалось, плыли по реке из пыли. Их спины извивались по змеиному, сверкали спицы колес. Грохоча, они укатили по великой равнине к горизонту.

Путники пошли дальше вниз по течению, к Хамону и Апену, к сказочным сокровищам Амон-Ра.

— Интересно, друзья это или враги? — спросил Фангар.

Талли ничего не ответил. У него было какое-то холодное предчувствие, что эти колесницы вырвали сказочные сокровища Амон-Ра из тайных святилищ и увезли с собой по великой равнине.

Весь остальной путь вдоль реки они испытывали непрекращающийся голод. Они обнаружили невозможным говорить о чем-либо, кроме колесниц. Увиденное зрелище глубоко запечатлелось в их сознании.

Варварский инстинкт заставлял Фангара удерживать Талли от неразумных поступков в уверенности, что колесницы стремятся к Хамону. Только чем Хамон и Апен — два города — заслужили такой гнев, они не могли знать. Когда река расширилась, они встретили явные признаки упадка цивилизации. Заброшенные фермы, поросшие водорослями чаны, бронзовые орудия труда, полузарытые в землю и забытые, сгоревшие хижины — весь ландшафт кричал о насилии.

Они обходили стороной еще обитаемые поселки, поскольку не хотели новых встреч с человеческими существами. Зоны цивилизации и расширялись, и вскоре они встали перед выбором, оставаться ли на демаркационной линии, отделяющей эти зоны от великой равнины, или держаться ближе к реке.

— Мы можем идти вдоль реки, Рой, — сказал Фангар. — С другой стороны, можем повернуть и добраться до города полями и фермами. Это более прямой путь.

Талли уже взял за правило молча соглашаться со стратегическими идеями Фангара.

Они шли целый день. Ноги Талли постепенно привыкали к ходьбе и гудели все меньше. Фангар что-то ворчал о пеших прогулках, но тем не менее, его короткие кривые ноги установили весьма быстрый темп. Ближе к вечеру, после необходимой остановки для еды и отдыха, они увидели дым. Черный и клубящийся, он поднимался в небо, подсвеченный языками пламени, и, подхваченный наверху ветром, несся над их головами. Скорость летящего дыма уверила их, что города недавно горели. Они поспешили к реке, готовые прыгнуть в нее при первых признаках опасности.

С правой стороны, за зарослями заброшенного поля, они увидели людей, бегущих и падающих. Многие несли узлы, другие тащили детей, котлы, кухонные принадлежности. Никто из тех, кого видел Талли, не был вооружен. Они ждали в зарослях камыша, когда кончиться процессия, но это паломничество ужаса все тянулось и тянулось.

Ветер нес по небу дым. Люди болтали, плакали, бросали свои пожитки. Талли слышал их крики. Затем он услышал стук множества копыт и скрип колес. Среди беженцев появились колесницы Полетели стрелы, засверкала бронза, дым потянулся по земле.

— Проклятые клакки! — вырвалось у Фангара, поднявшего зажатый в кулаке меч.

В их направлении ковылял старик с длинной седой бородой. Его рубаха была вымазана грязью. Его поддерживали два молодых парнишки, бросающих назад испуганные взгляды. Из дыма, сверкая колесами, вырвалась колесница. Она неслась так быстро, что Талли уловил лишь отдельные детали. Его поразили твердые, жестокие, совершенно безжалостные лица колесничих. Один с профессиональной легкостью управлялся с поводьями. Другой натянул лук и послал стрелу. Стрела ударилась в землю у ног старика. Старик вскрикнул и упал ничком. Парнишки с искаженными лицами попытались поднять его. С безразличием, от которого по спине Талли прошел холодок, лучник достал ворую стрелу, натянул лук, прицелился... С боевым воплем Фангар рванулся из камышей. Бегущий с изумляющей скоростью на своих кривых ногах, он несся к колеснице, крутя над головой мечом. Талли ясно увидел азиатский лук, пальцы и натянутую тетиву... и тут Фангар метнул меч и отпрыгнул в сторону. Стрела рассекла воздух там, где он только что стоял.

Бронзовый меч попал точно в горло лучнику. Неспособный закричать, он откинулся назад и свесился через ограждение кормы колесницы. Колесница вильнула, животные фыркнули, когда возничий стегнул их. Колесница подпрыгнула, скрипя колесами, и перевернулась. Запутавшиеся в постромках животные кричали и бились. Фангар был уже рядом. Второй бронзовый меч дважды сверкнул в его руке, и покатились две головы. Когда подбежал Талли, Фангар уже вытирал меч о яркую, кричащую одежду колесничего. Два молодых парня попятились, когда Фангар направился к ним.

— Все в порядке, — сказал он непривычно тихим голосом.

— Но мы не можем оставаться здесь. Появятся другие.

Старик поднял взгляд. Его лицо было испещрено морщинами возраста, но в этот день они углубились от ужаса, который он испытал.