– Мне надо было повидаться кое с кем. Я не думала, что ты вернешься так рано.

– Сегодня я ушла с работы пораньше по случаю твоего приезда.

– Извини, мам.

– К кому ты ездила? – Джин, как всегда, хотелось знать, что делает ее дочь, с кем встречается, но Тана уже отвыкла давать отчет в своих поступках. Она помолчала, решая, надо ли рассказывать все. Потом заставила себя улыбнуться.

– Я была в отеле «Пьерра», у Гарри Уинслоу. Ты его вряд ли помнишь.

– Как не помнить! – Джин выказала живейший интерес. – Он сейчас в городе?

– У него там постоянный номер. – Тана сказала это по возможности безразличным тоном. В глазах матери отразились смешанные чувства. Это хорошо, что он такой состоятельный и такой солидный, чтобы платить за номер в дорогой гостинице, однако для Таны бывать там рискованно.

– Вы были одни? – озабоченно спросила Джин.

Тана рассмеялась.

– Конечно. Мы ели сандвичи и смотрели ТВ. И то, и другое абсолютно безопасно, мам.

– И все же… Мне кажется, что тебе не следует… – Она выразительно посмотрела в глаза своей красавицы дочери.

Лицо Таны помрачнело.

– Он мой друг, мам.

– Он – молодой мужчина. Никогда нельзя предвидеть, что может произойти в такой ситуации.

– Я знаю это лучше, чем ты думаешь! – Ее глаза вдруг стали жесткими. Она знала это слишком хорошо. Только случилось такое не в гостинице, а в заполненном гостями доме ее обожаемых Дарнингов, в собственной спальне отца Билли. – Я знаю, кому можно доверять.

– Ты слишком молода, Тэн, чтобы судить об этом.

– Нет. Я уже взрослая. – Тана сидела с каменным лицом. То, что сделал с ней Билли, перевернуло всю ее жизнь. Она теперь имеет печальный опыт, и если бы почувствовала хоть малейшую опасность со стороны Гарри, то никогда не вошла бы в его номер, тем более не осталась бы в нем. Интуиция ей говорила, что его можно не опасаться. Гарри совсем не то, что сын любовника ее матери. – Мы с ним просто друзья.

– Как ты наивна, Тана! Между юношами и девушками не может быть дружбы. Это противоестественно.

Глаза Таны изумленно распахнулись: она не верила своим ушам.

– Как ты можешь говорить это, мам?

– Но это правда! Если он приглашает тебя в номер, значит, у него есть что-то на уме. Может, он хочет улучить момент, а ты об этом и не подозреваешь. – Внезапно она улыбнулась. – Ты считаешь, у него серьезные намерения, Тэн?

– Что значит «серьезные намерения»? – Тана едва сдерживала себя. – Говорят тебе, мы только друзья!

– А я говорю, что не верю в такую дружбу. – Теперь Джин улыбалась почти интригующе. – Знаешь, Тэн, это был бы неплохой улов.

Это было уже слишком! Тана вскочила на ноги и окинула мать презрительным взглядом.

– Что он, рыба, по-твоему?! Я не хочу никого «ловить»! Я не желаю выходить замуж, не хочу, чтобы меня продавали, точно вещь. Я хочу учиться и иметь друзей. Можешь ты это понять? – В ее глазах стояли слезы, отражавшиеся в глазах Джин.

– Почему непременно надо так раздражаться по любому поводу? Раньше ты не была такой, Тэн. – Печальный голос матери разрывал ей сердце, но она уже не владела собой.

– Раньше ты не давила на меня так.

– Разве я на тебя давлю? – Джин страшно обиделась. – Ведь я тебя почти не вижу, Тэн. Мы встречаемся два раза в полгода, какое же может быть давление?

– Еще какое! «Выездной вечер», намеки в адрес Гарри, бесконечные разговоры о том, что надо не упустить добычу, «пристроиться», – что это, по-твоему? Ради всего святого, мам! Мне только восемнадцать лет.

– Тебе уже почти девятнадцать. А что впереди? Когда же ты собираешься думать об этом, Тэн?

– Не знаю. Может быть, никогда. И что из того? Может, я вообще не хочу выходить замуж. Если мне хорошо, какое кому дело?

– Матери до всего есть дело, Тэн. Я хочу видеть тебя женой хорошего человека, хочу, чтобы у тебя был свой дом, были дети…

Джин теперь плакала в открытую: она всегда хотела этого для самой себя и в конце концов осталась одна… Любимый человек навещает ее лишь изредка, а теперь она теряет и дочь… Она наклонила голову и зарыдала. Тана подошла и крепко ее обняла.

– Не надо, мам, перестань… Я знаю, что ты хочешь мне добра, но позволь мне идти своим путем.

Мать посмотрела на нее огромными грустными глазами.

– Ты хоть понимаешь, кто такой Гарри Уинслоу?

– Да, – негромко ответила ей Тана. – Он мой друг.

– Его отец – один из богатейших людей в Соединенных Штатах. Даже Артур Дарнинг нищий в сравнении с ним. – «Артур Дарнинг! – невесело подумала Тана. – Единственное мерило всему».

– Ну и что?

– Ты представляешь себе, какая жизнь у тебя может быть с ним?

Тану охватила грусть – за мать и за самое себя. Джин не понимает главного в жизни и, вероятно, не понимала никогда. При всем том она сумела дать дочери многое, и Тана чувствовала себя обязанной ей. Однако в дни каникул девушка редко виделась с матерью. Не признаваясь ей в этом, она почти каждый день встречалась с Гарри. Ее страшно разозлили сказанные Джин слова: «Ты хоть понимаешь, кто он такой?» Как будто Тане есть до этого дело! Интересно, сколько вокруг него людей, которые подходят к нему с такой меркой? Наверное, это очень противно, когда тебя оценивают по твоей громкой фамилии.

Один раз она осторожно спросила Гарри об этом, когда они отправились на пикник.

– Тебе это не претит, Гарри? Тебя не раздражают те люди, которые ищут знакомства с тобой только потому, что ты Уинслоу? – Ей казалось это ужасным, а он лишь пожал плечами. Они лежали на траве в Общественном парке, и он грыз яблоко.

– Так уж устроены люди, Тэн. Когда они видят сильных мира сего, это приводит их в восторженное состояние. Я уже насмотрелся на окружение моего отца.

– Они его не раздражают?

Гарри глядел на нее с улыбкой.

– Не думаю, чтобы его это трогало: он слишком бесчувственный. Я вообще сомневаюсь, что он может испытывать эмоции.

Тана уставилась на него в немом изумлении.

– Неужели он в самом деле такой, каким ты его представляешь?

– Такой. Даже еще хуже.

– Тогда почему ты другой?

Он рассмеялся.

– Наверное, мне просто повезло. А может, я унаследовал гены матери.

– Ты все еще помнишь ее? – Она спросила об этом впервые; Гарри посмотрел куда-то мимо нее.

– Иногда… очень смутно… Я не уверен, Тэн. – Он повернулся к ней. – Когда я был ребенком, я делал вид перед сверстниками, приходившими поиграть со мной, что она жива – ушла в магазин или еще куда-нибудь. Но они каждый раз меня разоблачали. Начинали спрашивать у родителей, и те им открывали глаза. Меня считали чокнутым, но я не сдавался. Мне так хотелось быть как все, хотя бы на несколько часов, и я начинал говорить, что она куда-то вышла… или поднялась наверх, в свою комнату. – В его глазах заблестели слезы, и он посмотрел на нее почти сердито. – Такая глупость – тосковать по матери, которую никогда не знал!..

Тана отозвалась на его печаль всем сердцем.

– На твоем месте я поступила бы точно так же, – мягко произнесла она.

Он промолчал, взор его блуждал где-то далеко. Но позднее, когда они гуляли по парку и говорили совсем о другом: о Фримене Блейке, о Шарон, о занятиях Таны в «Грин-Хилз», Гарри вдруг взял ее за руку и неожиданно сказал:

– Спасибо тебе за те слова.

Она сразу поняла, какие слова он имеет в виду. С самой первой их встречи между ними установилось полное взаимопонимание.

– Не за что. – Она сжала его руку, и они продолжили свой путь.

Тана не переставала дивиться, почему ей так легко с ним. Он не имел обыкновения на нее давить и больше не спрашивал, почему у нее нет парня. Он принимал ее такой, как есть, и она была признательна ему за это и за многое другое: за его веселость и юмор, постоянно заставлявшие ее смеяться. И кроме того, было так чудесно знать, что рядом есть человек, разделяющий твои мысли, твои взгляды на жизнь. В нем, точно в резонаторе, находило отклик все, что было у нее на душе. Это его качество она оценила сполна по возвращении в «Грин-Хилз».