– Кто это был? – истерически закричала она, он тоже явно нервничал.

– Что?

– Женщина, которая ответила мне по телефону, – она пыталась сосредоточиться, но голос не повиновался ей.

– Я не знаю, о чем ты говоришь.

– Дрю!.. Ответь мне… пожалуйста… – Она и плакала и кричала на него.

– Нам надо поговорить.

– О Господи, черт побери, что ты со мной сделал?

– Ради Бога, не разыгрывай мелодраму…

Тана пронзительным криком оборвала его:

– Мелодрама? Я звоню тебе в одиннадцать вечера, и женщина отвечает мне по твоему телефону, а ты говоришь, что я мелодраматична? А как бы тебе понравилось, если бы мужчина ответил на твой звонок мне?

– Прекрати, Тэн. Это была Эйлин.

– Очевидно, – инстинктивно она сама поняла это. – А где девочки? – она сама не знала, почему спрашивает о них.

– В Малибу.

– В Малибу? Значит, вы с ней вдвоем?

– Нам надо было поговорить, – это прозвучало ужасно поспешно.

– Наедине? В такое время? Что, черт возьми, это все значит? Она все подписала?

– Да нет… послушай, мне надо поговорить с тобой.

– О, теперь тебе надо поговорить со мной… – Тана была жестока с ним, и теперь уже оба были в истерике. – Какая гнусность происходит там?

Наступило долгое молчание, которое ему нечем было заполнить. Тана бросила трубку и проплакала всю ночь. Он появился в Сан-Франциско на следующий день. Была суббота, он нашел ее дома, да она знала, что так и будет. Дрю воспользовался своим ключом, вошел и обнаружил ее мрачно сидящей на столе и уставившейся на залив. Она даже не обернулась, услышав, что он вошел, но заговорила, сидя к нему спиной:

– Зачем ты утруждал себя приездом сюда?

Он опустился перед ней на колени и прикоснулся к ее шее кончиками пальцев.

– Потому что я люблю тебя, Тэн.

– Нет, не любишь, – она покачала головой. – Ты любишь ее. И всегда любил.

– Это неправда… – Но они оба знали, что это правда, фактически все трое. – Правда в том, что я люблю вас обеих. Ужасно так говорить, но это правда. Я не знаю, как мне перестать любить ее, и в то же время я влюблен в тебя.

– Это как болезнь. – Она упорно смотрела на залив, предоставив ему решать, а он потянул ее за волосы, чтобы заставить взглянуть на него, а когда она обернулась, увидел ее залитое слезами лицо. Это разбило ему сердце.

– Я ничего не могу поделать со своими чувствами. И не знаю, что делать со всем тем, что произошло. Элизабет чуть не исключили из школы, она так подавлена из-за нас, Эйлин и меня. У Джулии ночные кошмары. Эйлин ушла со своей работы, отказалась от посольского поста, на который они пытались ее уговорить, и вернулась домой с девочками…

– Они живут с тобой? – Тана посмотрела на него так, будто он только что вогнал ей в сердце кол, а он лишь кивнул. Больше не мог ей лгать. – Когда все произошло?

– Мы очень много говорили об этом в Вашингтоне в пасхальную неделю… Но я не хотел расстраивать тебя, когда у тебя была такая сложная работа, Тэн… – Ей захотелось дать ему пинка за то, что он это сказал. Как он мог не рассказать ей о таком важном для нее? – И тогда еще ничего определенного не было. Она все проделала, не советуясь со мной, и просто объявилась на прошлой неделе. И что ты предлагаешь мне теперь сделать? Вышвырнуть их вон?

– Да. Тебе не следовало принимать их обратно.

– Она моя жена, а они мои дети, – похоже, он вот-вот расплачется. И тут Тана встала.

– Полагаю, тогда решены все проблемы, не так ли? – она медленно подошла к двери и посмотрела на него. – До свидания, Дрю.

– Так я не уйду отсюда. Я люблю тебя, Тэн.

– Тогда избавься от жены. Это так просто.

– Да нет же, не просто, черт побери! – теперь он орал. Она отказывалась понимать, через что ему довелось пройти. – Ты не знаешь, каково это… что я чувствую… вину… агонию… – он заплакал, и она испытала приступ тошноты, глядя на него.

Тана отвернулась и проговорила, борясь со слезами в голосе:

– Пожалуйста, уходи…

– Я не уйду, – он притянул ее к себе.

Она попыталась его оттолкнуть, но он не поддавался, и вдруг, не желая того, она уступила, и они занялись любовью, плача, умоляя, с криками и проклятиями самим себе и судьбе, а когда все было кончено и они, опустошенные, лежали в объятиях друг друга, Тана посмотрела на него.

– Что же мы будем делать?

– Я не знаю. Дай мне время.

Она обреченно вздохнула:

– Я поклялась, что никогда не сделаю ничего подобного… – Но одна только мысль потерять его была невыносима, так же, как и он ни за что не мог отказаться от нее.

Они плакали, лежа в объятиях друг друга следующие два дня, а когда он улетал обратно в Лос-Анджелес, ничего не было решено. Оба знали только, что на этом все не кончалось. Тана согласилась подождать еще немного, а он обещал, что все уладит. На протяжении следующих шести месяцев они изводили друг друга обещаниями и угрозами, ультиматумами и истериками. Тана звонила тысячу раз и все нарывалась на Эйлин. Она сразу бросала трубку. Дрю умолял ее не решать и не делать ничего в спешке. Даже дети понимали, в каком ужасном состоянии он находился. А Тана начала избегать всех, прежде всего Гарри и Аверил. Ей невыносимо было читать вопросы в его глазах, ощущать милую заботливость его жены, видеть детей, которые напоминали ей о детях Дрю. Ситуация была невыносимой для всех, и даже Эйлин знала об этом, но она заявила, что больше от него не уйдет. Она будет ждать, пока он все как-то уладит, но не собиралась никуда уезжать, а Тана уже была на грани помешательства. Как и предполагала, в одиночестве она отметила день рождения, и Четвертое июля, и День труда, и День Благодарения.

– Чего же ты хочешь от меня, Тана? Хочешь, чтобы я просто сбежал от них?

– Может быть, и да. Может быть, именно этого я от тебя и жду. Почему я всегда должна оставаться одна? Это тоже очень важно для меня…

– Но у меня дети…

– Да пошел ты…

Но, конечно же, не это она имела в виду, пока не провела в одиночестве Рождество. Он обещал приехать и на Рождество, и на Новый год. Тана сидела и ждала его всю ночь, но он так и не появился. Она просидела в вечернем платье до девяти утра нового года, а потом медленно, с чувством безысходности, стянула его с себя и вышвырнула в мусор, как ненужный хлам. Она покупала это платье только для него. На следующий день она сменила замок и упаковала все оставленные им за полтора года вещи, затем отослала их ему, не указав имени отправителя. А потом отправила телеграмму: «Прощай. Больше не возвращайся». И лежала, утопая в слезах. Несмотря на всю ее стойкость, последняя соломинка сломала ее, а Дрю прилетел к ней, как только получил ее послание, телеграмму, посылку. Он пришел в ужас от мысли, что на этот раз все действительно очень серьезно, что она в самом деле подразумевала то, что говорила и делала, а когда его ключ не подошел к замку, он убедился, что все именно так и есть. В отчаянии он приехал к Тане в офис и настаивал на встрече с ней, а когда это ему удалось, он наткнулся на ледяной взгляд ее зеленых глаз, взгляд, которого он никогда раньше у нее не видал.

– Мне больше нечего сказать тебе, Дрю.

Какая-то часть ее умерла. Он убил ее вместе с несбывшимися мечтами, неисполненными надеждами, убил своей ложью им обоим, но прежде всего самому себе. Сейчас она поражалась, как ее мать столько лет терпела подобное положение и не покончила с собой. Это были такие мучения, через которые ей пришлось пройти, и больше она не хотела испытать ничего подобного. Из-за кого бы то ни было. А тем более из-за него.

– Тана, пожалуйста…

– Прощай, – она вышла из офиса в холл и исчезла в зале заседаний.

А потом почти сразу же она вообще ушла из здания, но домой не возвращалась несколько часов, а когда вернулась, он все-таки ждал ее у дома, на улице, под проливным дождем. Тана притормозила, увидев его, но тут же уехала снова. Ночь она провела в мотеле на «Ломбард-стрит», а когда утром вернулась к своему дому, он спал в машине. Инстинктивно проснувшись от звука ее шагов, он вылез из машины, намереваясь поговорить с ней.