– Захотели поиграть во власть, а не вышло. Мятеж не может кончиться удачей, правда? Как там в песне-то поется? «Каждый четвертый был расстрелян, каждый третий прошел сквозь строй». Я вас помню, Вернон, вы выжили. Изумительная сила духа, только она вас и держала. Ведь мясо со спины сходило…

– Вы нанесли мне первый удар, господин старший советник, – глухо откликнулся Вернон. Его глаза потемнели, а осунувшееся лицо обрело мертвенную бледность, словно он мысленно вернулся в тот день, когда победители терзали побежденных.

Аурика читала о проходе сквозь строй в каком-то историческом романе и две ночи после этого не могла спать. Ее терзали кошмары похлеще тех, что выпадали на долю Тобби.

Неудивительно, что Вернон так говорит. Неудивительно, что он ненавидит настолько яростно и неудержимо.

– Так полагалось, – Тобби пожал плечами. – Вам следовало подумать об этом прежде, чем забывать о присяге.

Вернон поджал губы и процедил

– Боюсь, нам не о чем больше разговаривать, господин старший советник. Вряд ли мы станем друзьями.

Тобби понимающе кивнул и с тяжелой липкой вкрадчивостью произнес:

– Еще раз подойдешь к моей жене – отрежу яйца. Зажарю с перцем и заставлю съесть. Жечь будет знатно, и спереди, и сзади.

И у Аурики не осталось никаких сомнений – отрежет и зажарит. Бывший министр был не из тех, кто бросает слова на ветер.

Ей почему-то стало легко от этого понимания. Очень-очень легко.

Местное отделение полиции состояло из семи человек, и они боялись вампира примерно в тысячу раз больше, чем заезжего инквизитора. Это было плохо. Сидя в кабинете, щедро выделенном ему полицмейстером, Дерек думал, что все должно быть наоборот. Семерым толстопузым господам следовало бояться его больше всех упырей на свете.

Вот полицмейстер, кстати, боялся. Настолько, что на время расследования взял и ушел в отпуск, от греха подальше. Благоразумное решение, даже очень. Лучше не маячить со своей трусостью там, где умные люди занимаются серьезными делами.

– Я ознакомился с результатами расследования, – дружелюбным тоном произнес Дерек, поддел пальцем крышку одной из папок и открыл ее, – и могу сказать только одно. Расследование не проводилось.

– Как же, ваша милость, – загудел один из полицейских, носивший погоны дознавателя. Судя по его физиономии, он чаще дознавал, как обстоят дела у пивного бочонка. – Расследование проводилось по всей форме. Свидетели опрошены, место преступления описано. А что там описывать, известно, кто может в запертую комнату проникнуть, да хоть в замочную щелку.

– Неужели? – Дерек улыбнулся ему той самой улыбкой, от которой люди обычно шарахались и переходили на другую сторону улицы. – Тогда где ваши подозреваемые? Где убийца?

Сперва ответом ему было гробовое молчание – такое, что было слышно, как на первом этаже охранник прихлебывает кофе из чашки. Затем джентльмен, стоявший позади остальных, мрачно пробормотал себе под нос гулким басищем:

– Не найдешь его, изверга. Давно в пещерах Дьявола отдыхает.

От джентльмена разило сивухой так, что Дерек с трудом подавил в себе желание закусить.

– Сударь, подойдите ко мне, пожалуйста, – негромко проговорил он. Эти мужики в два раза выше его ростом пока не воспринимают щеголеватого гастролера всерьез. Что ж, пожалуй, пора преподать им урок. – Да-да, вы.

Он никогда не думал, что будет наводить порядок в Эверфортском полицейском отделении. Никогда не знаешь, какой сюрприз тебе подбросит жизнь и чем заставит заниматься.

– Ваша фамилия?

– Мавгалли. Максим Мавгалли, – проворчал любитель сивухи. Дерек раскрыл папку на месте подписей тех, кто вел дело, развернул ее к полицейскому и попросил:

– Укажите, где ваша подпись, господин Мавгалли. Будьте любезны.

Полицейский прищурился, и ткнул толстым пальцем в одну из закорючек. Палец был отвратительным – с заусенцами, грязью под неровно обстриженным ногтем – и, когда этот палец захрустел и сломался в его ладони, Дерек испытал острое, почти физиологическое удовольствие, даже в паху сладко заныло.

Мавгалли рухнул на колени возле стола и тоненько завыл, прижимая к груди покалеченную руку. По запястью бойко струилась кровь, а сквозь вспоротую плоть торчали белые обломки кости – со своего места Дерек не видел их, но знал, что они есть. Коллеги несчастного Мавгалли дружно вытянулись во фрунт, и их взгляды стали оловянными. Ни следа мысли, только слепая готовность подчиняться.

Вот теперь их накрыло правильным страхом – тем, который не парализует, а заставляет действовать.

– Господа, если вы собственноручно подписываетесь в своем непрофессионализме, то я так же собственноручно сломаю вам пальцы, – с прежней сладкой вежливостью сказал Дерек и добавил: – Для начала. По опыту я знаю: когда дело валят на упырей, русалок, Царя Небесного – это значит, что дело и не открывали. Что вы трясетесь от страха, словно какая-нибудь кухарка, а вашу работу должен делать, пожалуй, как раз Царь Небесный. А вы, трусливые уроды, будете напиваться!

– Страшно же, господин старший советник, – пискнули из угла. Туда забился самый молодой полицейский, огненно–рыжий, с широко распахнутыми голубыми глазами. – Господь свидетель, ужас неописуемый.

– Ваша фамилия? – спросил Дерек, не глядя в сторону рыжего.

– Гресян, господин старший советник.

– Идите сюда, Гресян.

Рыжий послушно вышел из-за расступившихся коллег и оттеснил воющего Мавгалли от стола.

– Вы лично видели убитых девушек? – поинтересовался Тобби, задумчиво поигрывая обгрызенным пером, которое машинально взял с подставки. Действительно, глухомань – писать нормально, и то нечем.

– Так точно. Белые все, лежат, в чем мать родила, а на руке, – Гресян задрал голубой форменный рукав чуть ли не до плеча и потыкал пальцем в запястье, – вот тут… след от зубов! И двери закрыты изнутри, и следов нет. И собаки воют и скулят… ну вон как Мавгалли примерно. Я им такой: след! А они воют.

Кто-то нервно хихикнул. Дерек скользнул по собравшимся тяжелым равнодушным взглядом, и полицейские вытянулись во фрунт еще старательнее.

– Даю вам час, – произнес Дерек. – Вновь опрашиваете родственников, соседей, всех, кто мог что-то видеть и слышать. С отчетом – ко мне. И если в отчете снова будут ссылки на нечистую, неведомую и кружную силу – каждый лишится пальца. Потому что на службе надо не в носу ковырять, а дело делать.

– Простите, господин старший советник, – Гресян испугался до того, что даже осмелел настолько, что отважился задавать вопросы новому начальству. – Разве колдовство, всякая там магия – это не по части инквизиции?