Аурика почувствовала, что краснеет.

– Я уже говорила вам, что вы наглец? – спросила она.

– «Наглец» еще не означает «Прекратите», – улыбнулся Вернон и шутливым жестом приложил руку к сердцу. – Даю вам честное слово, что вы не замерзнете и не заболеете. Полчаса на свежем воздухе, потом сытный горячий обед в «Пафнутии» – вепрево колено и кружечка глинтвейна – и вы будете веселы, словно птичка.

– Хорошо, – сдалась Аурика. – Но если я простужусь, то пожалуюсь на вас мужу.

– И он превратит меня в крысу, – усмехнулся Вернон. – Не спорю, у меня ужасный характер, но с вами я буду идеалом. Идемте, дорогая! Устроим веселье.

К удивлению Аурики Вернон оказался прав – мороз был сильным, но его можно было вытерпеть. Экипаж быстро доставил их на набережную, и Аурика удивилась тому, сколько народу пришло посмотреть на скульпторов, которые лихо орудовали резцами, высекая из прозрачных ледяных глыб снежных дедов и русалок, волков и медведей. Среди веселой толпы сновали разносчики глинтвейна с канистрами на спинах, румяные торговки, надевшие на шеи веревки с калачами и бубликами, словно ожерелья, орали во всю глотку, предлагая свой лакомый товар, а возле маленьких прилавков можно было отведать горячих блинов с икрой – их пекли прямо здесь, на здоровенных черных сковородах, под которыми пылало почти адское пламя переносных печурок.

Аурика никогда не видела ледяных скульптур, и зрелище заворожило ее, пленило так, как ребенка пленяет наряженная новогодняя елка. Прозрачные, наполненные бело–голубым сиянием, скульптуры казались живыми, просто замершими на какое-то мгновение. И эта внутренняя живость испугала Аурику тогда, тогда она увидела череп.

Скульптор, закончивший свою работу, старательно наносил крошечной кисточкой какую-то прозрачную жидкость внутрь глазниц. Стоило Аурике шагнуть поближе, как глаза черепа вспыхнули золотым огнем, заставив ее вздрогнуть. Доктор Вернон, стоявший сзади, взял Аурику за руку, и она была ему искренне признательна за этот простой дружеский жест.

– Что это? – спросила она. Череп был высечен вместе с позвоночником, и Аурику вдруг пронзило уверенностью, что они были вырваны из живого тела.

– Это оберег от упырей, – охотно откликнулся скульптор. Молодой, бородатый, разрумянившийся от мороза, он выглядел по-настоящему счастливым. – Как в сказке. Взяла красная девица череп, засветила в нем огонь и пошла в темный лес. Хотели упыри ее сожрать – а череп сверкнул на них глазами, они и рассыпались.

Аурика поежилась. Ну и сказочка!

– А все потому, – подал голос доктор Вернон, – что это был череп ее погибшего жениха. Он и мертвый защищал свою любимую.

– Какой ужас! – воскликнула Аурика. Скульптор рассмеялся.

– Ужас, конечно, – ответил он с прежней охотой. – Но я надеюсь, что этот череп защитит город от упыря. Девушки и нам самим пригодятся.

Аурика поежилась. Ледяной череп так и притягивал взгляд, а страшная сказка не отпускала. К огромному сожалению Аурики, у нее было превосходное воображение. Она тотчас же представила, как идет по ночному лесу, среди деревьев стелется туман, и кто-то шагает за ней по пятам. В руке у Аурики дрожит окровавленный остов, вырванный из тела, и череп шевелится, рассыпая во все стороны огненные искры из глаз.

– Идемте, – выручил ее доктор Вернон. – Пожалуй, свежего воздуха довольно с нас обоих. Теперь обед!

«Пафнутий» оказался небольшим ресторанчиком на набережной. Несмотря на мороз в нем было столько народу, что Аурике и Вернону едва сумели подыскать столик в самом дальнем углу заведения. В ресторанчике было жарко натоплено, и Аурика, устроившись на деревянной скамье, сразу же забыла ледяные страхи. Возле огромного камина спала собака, на стенах висели старинные знамена и ржавые сабли – одним словом, это место не могло не впечатлять. «Древняя романтика», – подумала Аурика. Она никогда не была в подобных местах, ведь благородным барышням не следует ходить по кабакам, и теперь Аурика заинтересованно смотрела по сторонам.

Официант поставил на стол высоченные кружки с глинтвейном, и Вернон одобрительно произнес:

– Только в «Пафнутии» глинтвейн готовят правильно. Апельсины, корица яблоко – все, как полагается.

Аурика осторожно придвинула к себе кружку, сделала небольшой глоток и почувствовала, как по всему телу разливается огонь, окончательно изгоняя память о морозе снаружи. В ее родном доме никогда не варили глинтвейн – зимы в Запольских землях мало чем отличались от поздней осени, так что в дополнительном обогреве не было надобности.

– А почему ресторан называется «Пафнутий»? – поинтересовалась Аурика.

– О, это презабавнейшая история! – Вернон откинулся на спинку скамьи и, катая кружку в ладонях, продолжал: – Пафнутием звали мраморного дога короля Зернуса. И он прославился тем, что, когда короля пришли свергать его сыновья, Пафнутий лег на брюхо возле хозяина и зарыдал. Он не мог, разумеется, броситься на принцев – но отказался покидать Зернуса. Эта преданность так всех впечатлила, что собаку не разлучили с хозяином, они вдвоем отправились в изгнание, и Пафнутий умер от горя, когда скончался король.

Собака, лежавшая у камина, подняла голову, задумчиво посмотрела на гостей и снова опустила ее на тяжелые лапы.

– Этот пес тут в честь того Пафнутия? – предположила Аурика. Собака ей понравилась: она напомнила Хвата, который жил в будке рядом с флигелем сторожа. Гроза всей округи, Хват обожал Аурику, и, когда она появлялась возле его будки, всегда выбирался, грохоча тяжеленной цепью, потом бухался на спину, раскидывал в стороны лапы и приглашал чесать брюхо. Когда Аурика покидала дом, Хват тоскливо завывал, вскинув к небу громадную уродливую морду, словно чувствовал, что она уходит навсегда.

– Совершенно верно, – кивнул Вернон. – Здесь все очень верноподданное, символичное и монархическое.

Официант притащил здоровенный поднос, на котором, поддетое на специальные металлические рогатки, красовалось громадное вепрево колено: смуглое, ароматное, истекающее прозрачным соком. На подносе под коленом лежали маринованные овощи всех сортов и несколько соусов в белоснежных мисочках.

Запах действительно был просто невероятный, от него даже голова закружилась. Только теперь Аурика поняла, насколько проголодалась. И отчего-то ей стало очень весело.

– Ну, вот, – довольно произнес Вернон. – Берите вилку, нож и отрезайте себе кусочки. Тут все просто и по-свойски, так что не стесняйтесь. Приятного аппетита!

Тарелок действительно не было. Глядя, как Вернон лихо орудует столовыми приборами, Аурика решила, что тоже не будет скромничать.

– Вы очень скептически отозвались о верноподданном, – сказала Аурика, когда первый голод был утолен, а официант принес еще глинтвейна и выставил на стол вазочку с огненно-рыжими мандаринами.

Доктор усмехнулся, но усмешка вышла печальной.

– Я был наказан и прощен, потому что имел наглость выжить, – ответил он. – Но наказание не сделало меня другим, я по-прежнему не верю, что король назначен Господом, и что он символ нравственности и добра.