– Так распорядилась госпожа графиня фон Адлерштайн, – сообщил директор похоронного бюро.
– Отлично придумано! Обязательно скажу об этом графине! Этот бедняга на такое и не рассчитывал!
Рост Оскара Цендера был меньше его репутации. Приятное лицо под темно-белокурыми седеющими волосами, орлиный нос с чувственными ноздрями, круглые очки в черепаховой оправе, большой всегда улыбающийся рот и хитро поблескивающие глаза орехового цвета, а также забавная шляпа из бежевого габардина и пышный галстук-бабочка. Этот человек наверняка бы понравился тетушке Амели!
Пауза позволила Гаспару Гринделю прийти в себя. Он проговорил странным фальцетом:
– И в этом облачении намного удобнее изучать его тело! Взгляните на его спину, и вы увидите, что у него есть родинка в виде земляники на левой лопатке!
– Не делайте этого! – приказал профессор. – У Кледермана ее никогда не было… Зато…
Профессор подал знак, чтобы фонарь придвинули ближе, надел перчатки из латекса, приподнял белое одеяние, чтобы обнажить живот, осмотрел его и коротко хмыкнул.
– Вас что-то забавляет? – в голосе Вюрмли послышалось негодование.
– Я бы так не сказал, я всего лишь рад тому, что речь ни в коем случае не может идти о моем дорогом друге Кледермане. Я не знаю, кто этот несчастный, но у него хотя бы были красивые похороны!
– Интересно, с чего вы это взяли? – проворчал Гриндель.
– О, я вам сейчас покажу! Вы можете видеть, что на животе у этого человека нет шрама от операции. Но пять или шесть месяцев назад я оперировал Морица по поводу острого аппендицита. Зная, насколько его дочь Лиза беспокоится о здоровье отца, Мориц потребовал, чтобы ей об этом не говорили! Для всех он уехал на охоту… Об этом знали только Грубер и персонал клиники…
– Итак, – снова подал голос начальник полиции, – вы утверждаете, господин профессор, что это тело не принадлежит Морицу Кледерману?
– Да, я в этом уверен!
– Это безумие! – не выдержал Гриндель. – Я знаю то, что я видел! Впрочем, мои слова подтвердила моя кузина Лиза! Разве не так, господин Ланглуа?
– Она это сделала… но она явно была не в себе!
– Как вы можете судить о состоянии дочери, только что узнавшей о смерти своего отца?
– Достаточно! – остановил его Цендер. – Тут не о чем говорить. Я утверждаю, что это не труп Кледермана! Черт возьми, я пока могу узнать свою работу! Этого человека никогда в жизни не оперировали. Это совершенно ясно!
Профессор покраснел и стал похож на рассерженного петуха. Вюрмли поспешил его успокоить:
– Ваше заключение никто не опровергает… пока для этого нет оснований! Господин Гриндель, вы поедете со мной в управление. У нас с главным комиссаром Ланглуа есть к вам несколько вопросов. Что же касается вас, господа, – добавил он, обращаясь к служащим, – можете все вернуть на место!
Тут Гриндель осмелился хихикнуть:
– Раз это не мой дядя, то нельзя же оставлять незнакомца в этом склепе?
– Он останется здесь на некоторое время! Когда мы найдем настоящего Кледермана, мы его перенесем в другую могилу. Господин Морозини, вы сообщите об этом вашей супруге?
Альдо хотел было согласиться, но профессор положил руку на его рукав:
– Мне нужно с вами поговорить о ней. Вы не возражаете?
– Что вы, напротив! Возможно, вы сумеете ее убедить… Мне достаточно высказать свое мнение, как она сразу его опровергает!
И снова смех Гринделя встретил это внезапное признание слабости, о котором Альдо сразу же пожалел, но профессор Цендер сам ответил наглецу:
– Вам, мой мальчик, пора обратиться к специалисту! Если у вас начнутся видения, то вы скоро всюду будете видеть голубых карликов и розовых слонов!
Все с удовольствием вдохнули свежий воздух. Малые размеры крипты, смешанные запахи дезинфекции, горячего воска и остывшего табака делали пребывание в ней достаточно неприятным. Все начали разъезжаться. Ланглуа собирался вернуться в Париж после допроса Гринделя.
– Вы думаете, его арестуют? – спросил Альдо.
– Одного лжесвидетельства недостаточно, даже если добавить к этому то, что нам известно о его контактах с Гандия. Я лично засадил бы его на несколько дней в «холодную», чтобы он раскололся, но со швейцарскими методами убеждения я не знаком. В любом случае, если ему разрешат вернуться домой, то он будет под наблюдением…
– Он же с места не сдвинется!
– Я бы удивился, если бы Вюрмли пришлось учить азам профессии. Есть наблюдение и наблюдение: одно настолько явное, что возникает непреодолимое желание бежать, а другое почти не заметное… Ладно, посмотрим! Что будете делать вы?
– Попытаюсь с помощью профессора Цендера убедить жену уехать в Вену вместе с бабушкой и…
– Начать поиски коллекции Кледермана и, по возможности, того, кто похитил ее, – закончил за него Адальбер. – И мы будем очень стараться не переходить вам дорогу!
– Так как у меня нет никакой возможности вам помешать, я ограничусь тем, что пожелаю вам удачной охоты! – полусерьезно произнес Ланглуа. – И передайте от меня привет госпоже маркизе де Соммьер и ее маленькому Шерлоку Холмсу! Вам с ней очень повезло! – закончил комиссар и ушел, махнув на прощание рукой.
– О ком он говорит? – спросил Цендер, не упустив ни одного слова из этого разговора. – Или это слишком нескромно с моей стороны?
– Ни в коей мере! – ответил Альдо. – Это действительно феномен: Мари-Анжелина дю План-Крепэн, одновременно моя кузина и кузина маркизы де Соммьер, моей двоюродной бабушки, при которой она выполняет многочисленные и разнообразные обязанности. Она чтица, компаньонка, преданная душа, шпионка… У нее фотографическая память, знание шести или семи языков, плюс несколько дополнительных талантов, таких как умение ходить по крышам, невероятный уровень культуры и способность тремя штрихами набросать портрет с максимальным сходством!
– Впечатляет! Мне бы хотелось с ней познакомиться!
– Если хотите, это можно сделать завтра в полдень. Окажите нам честь пообедать с нами в «Бор-о-Лак»!
– Я буду счастлив!
Когда они вернулись к машине, Адальбер сел за руль, профессор и Альдо устроились сзади. Зная, что в резиденции графиня Валери не уснет, пока не узнает результатов эксгумации, они решили положиться на Оскара Цендера, чьи слова Лиза, пусть даже накачанная по горло наркотиками, никогда не поставит под сомнение. Но для этого профессора необходимо было ввести в курс дела, обрисовать сложившуюся ситуацию и то, что ее спровоцировало. Для Альдо это означало полное признание. Об этом он и рассказывал всю дорогу.
Его исповедь уже подходила к концу, когда Адальбер остановил машину перед ступенями крыльца, где дежурили двое полицейских. Оскар Цендер, слушавший историю молча, с закрытыми глазами – в какой-то момент Альдо даже подумал, не спит ли он – выпрямился на сиденье и улыбнулся:
– Тут и говорить не о чем! Если бы такая история произошла в семье простых людей, она бы разрешилась парой крепких оплеух, громким скандалом и несколькими ночами, проведенными в переживаниях и обидах. Но в просвещенных кругах нашего общества она превращается в пародию на греческую трагедию, где каждая из сторон старается превзойти другую!
– Вы суровы, господин профессор. Случается, что друг друга убивают и в семье посланника, и в семье дворника!
– Среди простых людей это редкость, потому что у них нет денег для того, чтобы нанять адвоката, зато есть повседневные заботы. Или они решают вопрос с помощью самоубийства… Возможно, для того, чтобы неверная супруга не отправилась шалить с первым же попавшимся херувимом! Если позволите, один вопрос перед тем, как я начну вмешиваться в то, что меня не касается. Вы уверены в том, что по-прежнему любите вашу жену?
– Да. Без колебаний.
– А эту соблазнительную Полину?
– … Очень приятное воспоминание, которое таковым и останется. Но должен заметить, что это уже два вопроса!
– А я бы предпочел, чтбы в вашем голосе не появилась этакая легкая дрожь! Как бы там ни было, я сделаю все, что в моих силах, чтобы склеить разбитые горшки!
