Он взглянул на Эваристо.

— Где ты это раздобыл? И кто сделал рисунок?

Эваристо глубоко вздохнул. Вместе с выдыхаемым воздухом он словно сбросил со своих плеч тяжкий груз ответственности.

— Это нарисовал принц Дагнарус, ваша милость.

Рейнхольт удивленно посмотрел на учителя. Потом вновь перевел взгляд на рисунок и еще сильнее нахмурился.

— Плохо, — негромким, встревоженным голосом произнес он. — Совсем плохо. Прошу тебя, Эваристо, садись. Когда это произошло?

— Утром, совсем недавно. Я немедленно поспешил к вам.

Эваристо с удовольствием сел на стул напротив восседавшего за столом Верховного Мага.

— Расскажи мне подробно, как все произошло, — твердым голосом велел Рейнхольт, намереваясь успокоить ошеломленного, перепуганного и подавленного учителя. — Но сначала ответь, почему ты уверен, что именно принц нарисовал... это?

Рейнхольт махнул рукой в сторону пергамента, не желая называть рисунок его истинным именем.

— Я вполне уверен, — со вздохом ответил Эваристо. — Когда я вошел в комнату, то увидел, что принц что-то рисует на пергаменте. Я не собирался застигать его врасплох, но принц был настолько поглощен рисованием, что даже не заметил моего появления, он вообще ничего не слышал. Я стоял над ним и видел, как его перо прорвало пергамент в центре рисунка. Потом я услышал, как он сказал... — Эваристо замолчал, чтобы освежить в памяти эти слова и как-то унять дрожь в голосе. — Он сказал: «Но если встать вот здесь, где я нарисовал метку, знаешь, что ты увидишь? Любой из четырех кружков! И вот еще что интересно: никто из стоящих в этих кружках меня не увидит. Потому что я здесь как будто спрятался».

— Так он и сказал? И ты за это ручаешься?

— Да, ваша милость.

— И что ты сделал потом?

Эваристо густо покраснел.

— Я... я потерял голову. Я закричал: «А ну, дайте-ка сюда!», и вырвал пергамент из-под его руки. Затем я потребовал, чтобы принц ответил, кто и где показал ему этот рисунок.

— И что он ответил? — Высокочтимый Верховный Маг был не на шутку встревожен.

— Его высочество вполне справедливо напомнил мне, что я являюсь его подданным и не имею права требовать от него ответа, — со стыдом признался Эваристо. — Тогда я сослался на плохое самочувствие, умолял позволить мне уйти и, получив разрешение, направился прямо к вам.

— Ты правильно поступил, — сказал Рейнхольт.

— Мне не следовало так себя вести, — продолжал самобичевание Эваристо. — Я поднял слишком много шума. Я должен был бы поступить с ним, как однажды поступил с Гаретом, когда тот произнес неприличное слово, то есть — не заострять на этом внимания. Тогда бы, я уверен, принц и его юный друг, вскоре потеряли бы к этому интерес. Однако своими действиями я лишь дал мальчикам понять, что здесь скрыто нечто важное.

— Согласен, тебе следовало бы хладнокровнее вести себя в этой ситуации, — сказал Рейнхольт. — Но не надо так себя казнить, Эваристо. Судя по твоим словам, его высочество уже осознаёт важность этого рисунка. Как ты думаешь, кто его научил? Этот эльф Сильвит?

— Мне не нравится Сильвит, — признался Эваристо, и в голосе появилась жесткость. — Я убежден, что он каким-то образом замешан во внезапном исчезновении господина Мабретона. Однако то — политические хитросплетения эльфов. Господин Мабретон был предан Божественному, тогда как Сильвит предан Защитнику Божественного. Мы знаем, что между этими двумя происходит борьба за власть, и в данный момент Защитник оказался на вершине. Но при всей моей нелюбви к Сильвиту, при всем моем недоверии к нему у меня язык не повернется обвинить его в совершении ритуалов магии Пустоты.

— А что служит основанием для твоей уверенности? — спросил Верховный Маг, поскольку слова Эваристо не до конца убедили его.

— Хотя бы то, что Сильвит является доверенным лицом Защитника Божественного. Эльфы не питают любви к магии Пустоты. Если уж на то пошло, они еще сильнее настроены против нее, нежели мы, люди. Эльфы почитают жизнь, все формы жизни, а магия Пустоты для обретения силы требует принесение жизни в жертву. Уверен: если бы Сильвит увидел рисунок принца, он бы переполошился еще больше моего.

— И можешь не сомневаться, он нашел бы способ воспользоваться любопытством принца в интересах эльфов. Так что порадуемся тому, что он не увидел рисунка.

Рейнхольт постукивал пальцами по крышке стола. Его взгляд снова и снова возвращался к небрежному детскому рисунку, чреватому ужасными последствиями.

— Если не Сильвит познакомил малолетнего принца с этим рисунком, тогда кто же?

— Трудно сказать. Его высочеству предоставлена почти полная свобода. Он в дружеских отношениях с Даннером, дворфом из Пеших.

Рейнхольт покачал головой.

— Я достаточно хорошо знаю Даннера. Этот рисунок вызвал бы у него отвращение.

— Тогда, возможно, солдаты. Принц проводит в их обществе немало времени. Возможно, кто-то из солдат является тайным адептом, — неуверенно произнес Эваристо. — Их ремесло тесно связано со смертью.

— Допустим.

Рейнхольт выглядел почти спокойным, если не считать негромкой барабанной дроби, которую он выбивал по столу пальцами. Эваристо молчал. С его мокрой одежды на пол продолжали капать редкие капли.

— Мы должны узнать, каким образом принц познакомился с этим рисунком. Ты не имеешь права расспрашивать его высочество. Но мне думается, ты бы мог задать кое-какие вопросы его другу, этому мальчику для битья. Кстати, как его зовут?

— Гарет. Боюсь, мои вопросы только разбудят его любопытство.

— Этого не избежать.

— А если он сам начнет меня расспрашивать? Гарет — смышленый мальчик.

— Ответишь ему честно. Ложь ни к чему хорошему не приводит. Но не вдавайся в подробности. Как ты думаешь, он тебе скажет правду?

— Обычно он не склонен лгать. Но если его высочество приказывает Гарету солгать или придумать какую-нибудь историю, тот всегда подчиняется. Он обожествляет принца.

— Тем хуже для него. И все же, мы должны надеяться на лучшее. Стоит ли нам посвятить камергера принца в наши замыслы? У него мог бы оказаться доступ...

— Ни в коем случае, ваша милость, — кратко ответил Эваристо.

— Полагаю, ты прав. Чем уже круг знающих, тем лучше. Вряд ли мне стоит тебе напоминать, что об этом ты не должен рассказывать никому, даже своей жене.

— Я не скажу ни слова, — ответил Эваристо, которого снова пробрала дрожь.

— Сегодня вечером я приглашен на обед к его величеству. Надеюсь, к тому времени ты сможешь рассказать мне о результатах разговора. Естественно, соблюдая осторожность. До того, как в зале зажгут свечи, я буду находиться в Королевской библиотеке. Там и встретимся.

Эваристо отправился выполнять поручение Верховного Мага, вовсе не уверенный в успехе. Он с удовольствием отложил бы это поручение до завтра, но Высокочтимый Верховный Маг произнес «сегодня вечером» таким тоном, который не допускал возражений. Эваристо молил богов, чтобы застать Гарета одного.

Либо боги вняли молитвам учителя, либо ему просто повезло. Гарет стоял у окна в классной комнате один. Сложив руки на груди, он глядел на дождь.

— Гарет, — негромко, чтобы не испугать мальчика, обратился к нему Эваристо. — Можно мне с тобой немного поговорить?

Мальчик отвернулся от окна. Лицо его было бледным, глаза — измученными.

— Вам уже лучше, учитель? — также тихо спросил он.

— Да, мой мальчик, — ответил Эваристо. Он сел. — Где его высочество?

— Пошел к своей лошади. Ему нужно трижды в день натирать ей ногу особой мазью.

Эваристо с облегчением кивнул.

— Я опасался, Гарет, что утром напугал вас обоих. Мне хочется извиниться за это. Конечно же, я не хотел ни пугать, ни обижать кого бы то ни было. Меня просто несколько взволновал рисунок принца.

— А почему, учитель? — удивился Гарет. — Что плохого в этом рисунке?

— Я расскажу тебе, Гарет. Но вначале я хочу, чтобы ты кое-что мне рассказал. Где принц мог увидеть этот рисунок? Мне думается, он откуда-то его скопировал. Может, из какой-нибудь книги? Или ему показал эти кружочки кто-то из живущих в замке?