Гарет, пристально наблюдавший за госпожой Мабретон, заметил огонек в ее синих глазах и едва проступивший румянец на щеках. Скорее всего, она понимала гораздо больше, чем соглашалась признать. Возможно, гордость не позволяла ей заявить о своем знании эльдерского диалекта, считавшегося среди эльфов грубым и неблагозвучным.

— Моя уважаемая мать и наша королева глубоко обеспокоена состоянием вашей жены, — сказал Дагнарус.

С этими словами он извлек из украшенного драгоценными камнями поясного мешочка небольшой сверток. Содержимое было скрыто под черным бархатом, перевязанным пурпурной шелковой ленточкой.

— Я взял на себя смелость от имени моей матери вручить этот подарок, который, как надеется ее величество, сможет красноречиво сказать ее светлости, насколько мы ценим ее общество. Господин Мабретон, не будете ли вы столь любезны передать подарок вашей супруге?

Изящно поклонившись, Дагнарус протянул сверток эльфу. На супругу посла он даже не взглянул.

— Как это любезно со стороны вашей матери, ваше высочество, — сказал польщенный Мабретон. — Но вручить подарок моей жене должны вы сами. Дорогая, — нежно проговорил Мабретон, переходя на язык эльфов, — у принца есть для тебя подарок. Ты доставишь мне огромную радость, приняв его.

Госпожа Мабретон перевела взгляд со светильника прямо на Дагнаруса. Выражение ее лица не изменилось. Глаза оставались такими же спокойными и безмятежными, как садовый пруд. Она поклонилась принцу так, как требовал этикет эльфов, но подарок не взяла.

Дагнарус вспыхнул. Он не привык к столь надменному отношению к своей персоне. Но вместо того чтобы оттолкнуть его, равнодушие госпожи Мабретон еще больше взбудоражило принца.

— Ваша светлость, вы все же позволите мне раскрыть этот подарок в вашем присутствии? — спросил Дагнарус и, не дожидаясь ответа, грациозным движением руки развязал ленточку.

На черном бархате блеснуло серебро и вспыхнул небесно-голубой камень. Недаром пеквеи утверждали, что бирюза — это упавшие на землю кусочки небес.

Камень был крупным; во всяком случае, Гарету еще не приходилось видеть бирюзы такой величины. Неведомый пеквейский мастер придал ей совершенную форму распустившегося цветка лотоса, оправив его в тонкую серебряную филигрань. Глаза госпожи Мабретон округлились. Возможно, она и была ледяной девой, но устоять против столь прекрасного и ценного подарка не смогла. Тем более что украшения пеквеев считались наделенными магической силой.

Дагнарус поднял кулон с бархатного ложа, прикрепил пурпурную ленточку и повернул бирюзу к свету. Госпожа Мабретон не могла отвести глаз от небесного камня. Выражение ее лица мгновенно изменилось: щеки порозовели, взгляд стал теплым и мягким. Обращаясь к мужу, она произнесла мелодичным низким голосом:

— Прошу тебя, передай принцу мою благодарность. Право, не знаю, могу ли я принять столь дорогостоящий подарок.

— Ты должна его принять, дорогая, — ответил улыбающийся муж. — Ведь это — подарок королевы. Твой отказ обидит ее величество.

Дагнарус стоял и с беспокойством наблюдал, словно понимая ее сомнения.

— В таком случае, — уже более уверенно сказала госпожа Мабретон, — передайте ее величеству, что я с удовольствием принимаю ее подарок.

Господин Мабретон перевел слова супруги. Дагнарус возликовал.

— Господин посол, я прошу об одолжении. Не будет ли считаться оскорбительным, если я попрошу позволения самому надеть этот кулон?

— Конечно же, не будет, ваше высочество. Дорогая, его высочество желает сам надеть кулон тебе на шею.

Госпожа Мабретон наклонила голову. Дагнарус связал концы ленточки. Подойдя к жене эльфа ближе, несколько ближе, чем было действительно необходимо, он надел ленточку с кулоном на ее шею. Руки принца двигались медленно, стараясь не касаться ее волос. Внимательный наблюдатель заметил бы, что они слегка дрожат.

— Пусть магия камня будет действовать сообразно замыслу того, кто создал это чудо, — негромко произнес Дагнарус— Пусть камень оберегает вашу светлость от зла.

Госпожа Мабретон подняла голову и посмотрела на принца. Гарету стало ясно, что женщина понимает эльдерский диалект, хотя, возможно, и не говорит на нем. Во всяком случае, она поняла сказанное принцем. Пальцы Дагнаруса как бы невзначай коснулись ее щеки. Губы госпожи Мабретон раскрылись, дыхание участилось. Щека покраснела, как будто его прикосновение вызвало прилив крови.

У Дагнаруса тоже участилось дыхание. В глазах появился неестественный блеск. Вспыхнувшее между принцем и женой посла чувство было настолько сильным, что Гарет ощутил, как у него зашевелились волосы на руках и на шее, точно поблизости ударила молния. Ему показалось, что все вокруг заметили эту ослепительную вспышку, и в особенности господин Мабретон. Но посол как раз в этот момент повернулся в другую сторону, чтобы ответить на чье-то приветствие. Пока он поворачивался и отвечал, молния погасла. Гарет с тревогой ожидал раскатов грома.

Гарета охватили мрачные предчувствия. Пусть не сразу, но гром обязательно прогремит. Единственное, что его утешало, — это то, что в любовных интригах Дагнаруса никогда не присутствовала любовь. Эти интриги были для него чем-то вроде охоты, а любовницы — охотничьими трофеями. К любви же принц относился как к чувству, способному захлестнуть разум, ослабить мужество и лишить человека целеустремленности.

Но сейчас Дагнарус как раз и выглядел ослепленным и опаленным любовью. Он, столь часто и громко потешавшийся над любовью, переступил черту и безоглядно пал в бездну этого чувства, не издав ни звука.

Госпожа Мабретон опустила глаза. Когда муж вновь повернулся к ней, она восхищалась подарком и не более. Дагнарус так и продолжал бы заворожено глядеть на нее во все глаза, если бы Гарет с силой не ткнул его в ребра.

Опомнившись, Дагнарус с улыбкой выслушал благодарность, переданную госпожой Мабретон через мужа, и в ответ тоже сказал какую-то банальную учтивость. Приглашение к столу уберегло их всех от ужасающей необходимости говорить что-то еще. Госпожа Мабретон изящно поклонилась и, положив свою руку на руку мужа, направилась к почетным местам за столом. На принца она даже не оглянулась.

— Это самая прекрасная женщина из всех, каких я видел в своей жизни, — негромко признался Дагнарус, провожая ее пристальным взглядом. — Даже не подозревал, что существует такая красота!

— Уверен, ее муж испытывает те же чувства, — с грустным укором, но язвительно произнес Гарет.

Дагнарус резко обернулся к другу. Лицо принца побелело от гнева, зрачки расширились. Он оттолкнул руку Гарета, попытавшегося его утихомирить.

— Я не желаю слушать твоих нравоучений, Меченый! — сказал он. — Ни сейчас, ни вообще. Иначе нашей дружбе конец.

Взметнув полы плаща, принц резко повернулся и двинулся прочь от праздничного стола, за которым только-только начинали рассаживаться гости. На требовательный вопрос матери, куда это он уходит, принц коротко ответил, что неважно себя чувствует и просит позволить ему удалиться. При этом он не сводил глаз с госпожи Мабретон, и та чувствовала на себе его взгляд, хотя и старалась казаться равнодушной. Ее рука поднялась к бирюзовому кулону. Она крепко сжала подарок, наверное, взывая к его защитной магии.

Народная магия пеквеев имеет силу. Это Гарет знал из того, чему его учили в Храме. Но достаточно ли она сильна? Достаточно ли сильна любая магия вообще, чтобы противостоять могущественной магии сердца?

Вслед за принцем Гарет тоже покинул зал. Никто не окликнул его, и ему не пришлось объяснять причину ухода.

Дагнаруса он нашел там, где и рассчитывал найти. Принц лежал, вытянувшись на своей роскошной кровати. Снять парадный костюм он не пожелал. Настроение его высочества было мрачным и подавленным. Сильвит, двигаясь неслышно, бережно сворачивал плащ принца, который тот швырнул на пол. Попутно он давал распоряжения слугам, жестами показывая, куда ставить принесенные ими подносы с холодными закусками, фруктами, хлебом и кувшинами вина. После этого он сразу же выпроводил слуг. Похоже, что Сильвит, как всегда, знал о случившемся, словно сам был тому свидетелем.