В женском лагере постоянно были во всех отношениях самые плохие условия. С начала транспортировки евреев из Словакии [111] он в течение нескольких дней оказался набит до отказа. Помывочных установок и отхожих мест хватало едва ли на треть необходимого объема. Для наведения порядка в этом кишащем муравейнике понадобились бы другие надзирательницы вместо тех немногих, которых мне выделили от Равенсбрюка[112]. Должен заранее сказать, что мне прислали оттуда далеко не лучших. В Равенсбрюке надзирательницы весьма изнежились. Для них было сделано всё, чтобы удержать их в ЖКЛ. Новых надзирательниц получали путем создания очень благоприятных условий. Их устраивали наилучшим образом, им платили деньги, которых они никогда не смогли бы заработать в другом месте. Они также не переутомлялись на службе. Одним словом, РФСС и особенно Поль [113] хотели, чтобы к надзирательницам относились с величайшим вниманием. К тому времени условия в Равенсбрюке еще были нормальными, о перенаселенности говорить еще не приходилось. И вот теперь эти надзирательницы прибыли в Освенцим, — причем добровольно не приехала ни одна, — где они должны были работать в тяжелейших условиях. С самого начала большинство из них захотело сбежать, вернуться к спокойно-безмятежной и удобной жизни в Равенсбрюке. Тогдашняя старшая надзирательница фрау Лангефельд еще не доросла до сложившейся ситуации, а при этом упрямо отклоняла каждое указание шутцхафтлагерфюрера. Убедившись в том, что иначе сложившееся положение не улучшить, я, не долго думая, на свой страх и риск подчинил ЖКЛ шутцхафтлагерфюреру. Едва ли один день обходился без того, чтобы количество заключенных не совпало с их списком. Надзирательницы бегали в суматохе как переполошившиеся куры и ничего не могли сделать. Три-четыре добросовестных надзирательницы сходили с ума из-за остальных. Но поскольку старшая надзирательница считала себя самостоятельной начальницей лагеря, она пожаловалась на то, что ее подчинили равному по чину. И мне пришлось фактически отменить это подчинение. Во время визита РФСС в июле 1942 я в присутствии старшей надзирательницы указал на сложившийся непорядок и заявил, что фрау Лангефельд никогда не могла и не сможет руководить женским концлагерем Освенцим и обустраивать его, и попросил впредь подчинять ее первому шутцхафтлагерфюреру. Но он отказал мне, несмотря на самые убедительные примеры непригодности старшей надзирательницы и надзирательниц вообще. Он хотел, чтобы в женском лагере начальствовала женщина, мне же следовало выделить ей в помощь офицера СС.
Но кто же из офицеров захотел бы подчиниться, так сказать, женщине? Каждый, кого мне приходилось командировать, просил меня как можно скорее вернуть обратно. Когда прибывали большие транспорты, я, если позволяло время, присутствовал на месте, чтобы управлять процессом. Так женский лагерь с самого начала оказался в руках самих узниц. И чем больше становился лагерь, тем менее он оказывался подконтрольным для надзирательниц, тем очевиднее становилось самоуправление заключенных. Поскольку в этой системе преобладали «зеленые», а также просто продувные и бессовестные личности, именно они, собственно, и управляли женским лагерем вопреки «красным» фигурам лагерэльтесте и прочих функционеров. «Распорядительницами» — так стали называть женщин-капо — были в основном «зеленые» или «черные». Так и стало возможным, что в женском лагере всегда господствовал самый подлый из порядков.
И старые надзирательницы были еще на голову выше тех, что пришли позже. Поскольку добровольно — несмотря на усиленную вербовку через национал-социалистические организации женщин — на службу в КЛ приходили лишь очень немногие претенденты, возраставшую с каждым днем потребность пришлось удовлетворять путем принуждения. Каждая оружейная фирма, в распоряжение которой посылали женщин-заключенных, должна была поставить и соответствующее количество женщин-надзирательниц. Понятно, что эти фирмы отдавали не лучший материал — с учетом всеобщей нехватки пригодных работниц, что было обусловлено войной. В течение считанных недель они проходили «обучение» в Равенсбрюке, а затем их спускали на заключенных. Поскольку отбор и распределение проходили через Равенсбрюк, Освенцим снова оказывался в конце. Вполне естественно, Равенсбрюк оставлял казавшиеся лучшими кадры у себя, для службы в женских рабочих лагерях, которые там вновь создавались.
Так обстояло с надзором в ЖКЛ Освенцим. Соответственно, и моральные качества надзорсостава почти всегда были очень, очень низкими. Многие надзирательницы предстали перед судом СС за воровство во время акции Рейнхардта[114]. И это были только немногие из пойманных. Несмотря на самые страшные наказания, они продолжали воровать, продолжали использовать заключенных в качестве посредников. Вот яркий пример. Одна надзирательница дошла до того, что вступала в половые связи с мужчинами-заключенными, преимущественно с «зелеными» капо, и за это получала от них в дар драгоценности, золото и т. п. Чтобы скрыть свои фривольные действия, она вступила в связь с одним штабным офицером, у которого и прятала приношения, заработанные тяжким трудом. Этот дурак не догадывался о делишках своей возлюбленной, и был весьма удивлен, когда у него нашли эти милые вещицы. По распоряжению РФСС надзирательница была пожизненно заключена в лагерь, а также приговорена наказанию палками — два раза по 25 ударов.
Подобно гомосексуализму в мужских лагерях, в ЖЛ свирепствовала эпидемия лесбийской любви. Тут не помогали ни суровые наказания, ни отправка в штрафную команду. Мне регулярно докладывали о случаях сношений такого рода между надзирательницами и женщинами-заключенными. Все это свидетельствует об уровне надзирательниц. Совершенно очевидно, что они не относились должным образом к своим служебным обязанностям, что они были крайне ненадежны. Возможностей наказывать их за служебные проступки было крайне мало. Они даже считали поощрением домашний арест, поскольку он позволял не ходить на службу в плохую погоду. Все наказания утверждались инспектором КЛ, то есть Полем. То есть наказывать следовало как можно меньше. Все эти «шероховатости» следовало сглаживать путем увещеваний и надлежащего руководства. Надзирательницы прекрасно знали об этом и в большинстве случаев вели себя соответственно.
Я всегда относился к женщинам с огромным уважением. Но в Освенциме мне пришлось отложить свои взгляды подальше и приучиться к тому, что женщину надо сначала хорошенько узнать, прежде чем почтительно относиться к ней. Сказанное выше относится к большей части женского надзорсостава. И всё же среди них изредка встречались надежные, в высшей степени порядочные женщины. Не стоит и говорить, что им приходилось очень тяжело в такой среде, в обстановке, которая царила в Освенциме. Но уйти от этого они не могли, поскольку были военнообязанными. Не одна из них приходила со своими жалобами ко мне, а еще чаще к моей жене. Но утешить их можно было лишь тем, что война когда-нибудь кончится. Воистину слабое утешение.
Команды заключенных женского лагеря, работавшие за его пределами, охранялись с собаками. Ради сокращения количества надзирательниц собак для конвоирования внешних команд использовали уже в Равенсбрюке. Надзирательницы были вооружены пистолетами, но РФСС рассчитывал на устрашающий эффект от использования собак. Ведь обычно женщины относятся к собакам с большим почтением, тогда как мужчины обращают на них внимания меньше. В Освенциме с его массами заключенных охрана внешних команд всегда была проблематична. Сил охранных подразделений никогда не хватало. Цепи сторожевых постов помогали при охране больших рабочих площадей. Но их применению мешали постоянная смена рабочих мест, а также менявшиеся в течение дня места работы на объектах сельского хозяйства, по выемке грунта и в других местах трудоиспользования. Предполагалось всё большее использование проводников собак, ведь в распоряжении оставалось всё меньшее количество надзирательниц. Даже примерно 150 собак было недостаточно. РФСС надеялся заменить одной собакой двух охранников. Возможно, при охране женских команд это получалось из-за всеобщего страха, вызванного присутствием собак.