Перейдя по мосткам над бушующим потоком, в который превратилась одна из улиц, Ленька запрыгнул на гулкий тротуар и зашел в пекарню. Такое дело надо отметить, и для этого мало что лучше хорошего торта подходит. А мадам Куимби, супруга мэра, печет великолепно. И ее помощницы тоже.
— Добрый вечер, мэм, — Ленька поздоровался с хозяйкой пекарни, веселой изящной женщиной чуть за пятьдесят. Красивая брюнетка с эффектной проседью в волосах, не скажешь по ней, что кондитер от бога. — Хороший торт, относительно небольшой, найдется?
— Бисквит пойдет? — улыбнулась кондитер, доставая из стеклянного прилавка небольшой торт, изукрашенный кремовыми розами. — Леонид, повезет девчонке, которая тебя выберет. Парни, которые не притворяются, что любят сладкое — не любят обманывать. И если полюбят, то навсегда. Никто в тебя пока не влюбился? Вроде как ты в Красный угол не бегаешь?
В Аламо, как в обычном городке Тексаса, было два борделя. Переулочек, в котором они были выстроены, назывался Красным, от чего так Ленька не знал. Да и его это мало интересовало, Ольга его мысли четко заняла, а бегать к блядям в крохотном городке, где все про всех знали при серьезном интересе к девушке строгих правил — глупость неимоверная. И то, что Ольга ему ответила взаимностью — есть и некоторая заслуга в его воздержании.
— Нет, мэм. Есть одна девушка, по которой сохну, — Ленька улыбнулся. Все-таки хоть и техасская, но деревня, и любопытство женщин есть величина неизменная. — Но это пока секрет. Не скажу, не пытайте.
— Ну-ну, — засмеялась супруга мэра, завязывая бантик на картонной коробке. — Леонид, я могу поименно перечислить всех молодых девчонок, по которым стоит сохнуть в радиусе в полсотни миль от этой кондитерской. И поглядеть на твою реакцию.
— Мэм, у нас во время службы был очень строгий офицер, курирующий нашу ракетную базу от контрразведки, — Ленька тоже засмеялся. Нравилась ему мадам Куимби, отличная дама. — Так он нам привил здоровую паранойю и способность честно врать, глядя в глаза. Честное слово, неохота применять эти умения по отношению к вам. Все в свое время сам расскажу.
— Ну, погадать мне с подругами ты все равно не запретишь, — заметила мадам, принимая от Леонида деньги и отсчитывая сдачу. — И привет твоей сестренке. Пусть приходит в среду после полудня, буду учить девчонок печь эклеры.
— Хорошо, мэм, передам. — Супруга мэра учила девчонок печь всякие вкусности, взяв над ними шефство. От них требовались только желание, так мэрша даже продукты им со скидками предоставляла. В прошлый раз Лиен принесла здоровенный шоколадный пирог. Ленька объедался им два дня, но героически добрал до последней крошки. — Обязательно передам.
Дорога до дома заняла немного, и вот Ленька толкнул дощатую дверь с большим стеклянным окошком. Вообще ему двери в Аламо непривычны. Слишком хлипкие. Много стекла, тоненькая фанерка, даже крупного хищника не удержит. Хотя против хищников и лихих людей здесь рулит огнестрельное оружие. А репутация у города очень серьезная, потому именно здесь с преступностью глухо. Остаются дикие звери, которым законы не писаны, и мозгов не хватает понять, что с людьми не стоит связываться. Иногда даже в Аламо пробирается всякая кусачая мелочь. Тем более сейчас, когда видимость резко упала, в полусотне шагов сложно разглядеть за пеленой дождя хоть что-нибудь. И потому у Леньки и Лиен в прихожей и кухоньке висят по АК-74 в дереве, вместе с подсумками, набитыми снаряженными магазинами. Так, для душевного спокойствия. Лучше бы, конечно, дробовики двенадцатого калибра, но в здешних магазинах дешевых не осталось, висит парочка дорогущих полуавтоматов для стендовой стрельбы, «Косми»-двухзарядки.
— Привет, сестренка, — Панфилов поздоровался с девочкой, валяющейся на диванчике около камина с планшетом в руках. — Опять вошку по экрану гоняешь?
— Не вошку, Лень! А в тетрис играю! — возмущенно пискнула девочка, вставая с дивана и чмокая брата в щеку. — Иди, переодевайся, мойся. Я сейчас на стол соберу.
— Держи тортик. И это, тебя мадам Куимби просила предупредить, в среду занятия. Не завтра, в следующую. — И Ленька полез к себе в комнату.
За эти несколько месяцев он серьезно обжил чердак. Точнее, мансарду. Трофейное и купленное оружие тщательно вычищено, составлено вдоль стены и на ней же развешано. В так называемом шкафу, а на самом деле грубом ящике из досок, висит Ленькина одежда, также вычищенная, выстиранная и выглаженная. Это уже Лиен постаралась. Моноблок «Леново» на грубом столе из толстых плах, пара десятков книг на полке из таких же досок. Несколько распечатанных на цветном принтере фотографий линкоров и самолетов, дирижаблей и космических кораблей развешаны по стенам.
Большая карта этого мира, разложена на здоровенном старом столе посредине этой комнаты и прижата патронами от крупнокалиберного пулемета. Небольшая горка золота на исписанной шелковой тряпице, две флешки, обычные телефонные карты памяти еще от старых «Сони», и пять довольно крупных синих вроде как алмазов на ней же. Уютно вышло, прямо скажем.
Алмазы, кстати, наследство от того, почившего старателя. И загадка, доставшаяся в наследство от него же.
После Нового Года Ленька случайно снял с испанского FR-8 стальную накладку с затыльника приклада и в придачу к золотому песку из подствольного пенала получил еще горсточку золота плюс восемь цветных алмазов, пять синих и три коричневых. Ну, и флешки с запиской на шелке. Да еще зашифрованные, что флешка с паролем, что на тряпочке сплошь цифры. Золото, кстати, здорово отличается по цвету от того, что было в пенале.
Что золото, что алмазы прикрыты журналом. Просто, чтобы в глаза не бросались. В Аламо сейчас чужаков нет, городок как остров в бушующем море, отрезан от окружающего мира. Лиен камешки видела, про золото знает, и как убедился уже Ленька, умеет молчать. А больше никого на Ленькином чердаке и не бывает, даже кошки нет, разве порой град стучит по крыше. К постоянному дождю и ветру Леонид уже привык, а вот крупные градины пару раз его по ночам будили.
Собственно, Ленька до недавнего времени и не знал, что эти цветные камешки, размером с небольшую фасолину — алмазы. Буквально на той неделе он решил-таки отнести три коричневых камушка доку Хагри, учителю географии в школе.
Таких удивленных глаз у уже немолодого профессора Ленька не ожидал увидеть. Док затащил парня в свой кабинет, вытащил из сейфа набор каких-то оптических приспособ и пару серых полированных каменных пластинок. И на сорок минут выпал из реальности, разве сам с собой на голландском разговаривал.
— Леонид, откуда эти камни у тебя? — профессор, наконец, оторвался от микроскопа и поднял глаза на крутящего в руках старый шведский маузер молодого мастера.
— Док, не поверите. Купил у старателей, наследство от их умершего партнера. Точнее, купил карабин, испанскую переделку маузера, FR-8. Перебирал его недавно и чистил, нашел два тайничка. А что, они из себя представляют что-то интересное? — Панфилов взял один из камушков, густо-коричневый, раза в полтора больше крупной горошины. Покрутил его в пальцах. Посмотрел на исчирканную пластинку. Профессор каждой вершинкой каждого камешка пару полосок прочертил.
— Это алмазы, молодой человек. Великолепные ювелирные алмазы. Наверное, это лучшие камни, что я видел в своей жизни. — Док Хагри посмотрел сквозь один из камней на рассеянный свет матовой лампы. — И я тебе так скажу, Леонид, — я не имею сведений о том, что здесь, на Новой Земле массово добывают цветные алмазы. — Док взлохматил пятерней волосы и стал здорово похож на киношного профессора.
— И дорогие они? — Ленька тоже поглядел на свет сквозь камушек.
— Обработанные бриллиант высокого качества коньячного цвета, если сделать его из того алмаза, который ты крутишь, будет стоить примерно триста-четыреста тысяч долларов в магазинах Амстердама. В Нью-Йорке или в Москве дороже. Но это на той Земле, к тому же, пока просто камень, Леонид. Его нужно огранить и при этом не испортить. Но тысяч сорок экю каждый из этих камушков стоит точно. Я не спрашиваю у тебя, есть ли еще камни и какие, это твое дело. Просто будь осторожен, большие деньги могут принести большие проблемы. — Профессор встал и завел кофемашину. Налил две чашки, в свою бухнул приличную горку сахара и налил сливок. Леонид взял свою чашку, он пил просто черный кофе, без всяких сладких присадок. Хотя вприкуску мог смолоть с десяток-другой кусочков сахара.
