А вот со старостой мне всё же пришлось поговорить о делах сердечных ещё в колхозе.

Тему амурных похождений поднял сам Аверин, когда мы с ним очутились на железнодорожной станции — грузили в вагон капусту. В тот раз Славка впервые отправился на погрузку. И как я подозревал, не случайно. Потому что уже несколько дней замечал его задумчивые взгляды — так обычно смотрели, когда решали: казнить или помиловать. Мои догадки подтвердились, когда Славка по надуманной причине послал на станцию входившего в наш квартет грузчиков парня и поинтересовался у Пашки Могильного, «как его дела с Олей Фролович».

— Женюсь на ней, — заявил Павел.

Я постарался скрыть удивление.

Славка Аверин выронил кочан капусты, который собирался бросить Могильному.

— Нет, я серьёзно, — сказал Пашка. — Она клёвая девчонка. Я ещё первого сентября в институте на неё обратил внимание. Подумал: повезёт же кому-то. А там, в автобусе, понял: у меня тоже есть шансы.

— Эээ… шансы на что?

— На женитьбу на ней. Ну а почему нет? Красивая. Папа у неё нормировщиком на шахте имени Кирова работает. Оля говорила, что его обещали в следующем году повысить до зама по экономике. Нет, с таким тестем я в простых мастерах долго ходить не буду — гарантированно.

Пашка ухмыльнулся.

— Да и налог на бездетность платить не собираюсь, — сказал он. — Летом женюсь. Ну а потом… Нормально заживём. Съеду от вас на этаж к семейным. Ольга уже будет нянчить пацана, когда я пойду работать на предприятие. А может и двоих. Кукиш им, а не налог на яйца!

Мы со старостой переглянулись.

— Эээ… Ольга знает о твоих планах? — спросил Аверин.

Могильный вытер о штаны ладони, пригладил рыжую шевелюру, будто прихорашивался перед встречей с подружкой.

— Нет, а зачем? — сказал он. — В нашей семье всё будет решать мужчина. Мужчина — это я, если вы не догадались. Как решу, так и будет.

Я хмыкнул. Отогнал от лица мошкару. Смотрел на Могильного и вспоминал своего старшего сына. Тот тоже воображал себя главой семьи. Главным добытчиком и опорой. Семейным диктатором. Хотя я невооружённым глазом видел, что его похожая на серую мышку юная подруга вертела им, как хотела. Благо, девица сразу отнесла меня к числу «полезных» (понимала, что лишний источник денег их семье не помешает) — ездила моему старшенькому по ушам в мою пользу.

— Ага, — произнёс Славка. — Хочешь сказать: она и сейчас с тобой во всём соглашается? Да? Разочарую тебя, товарищ сержант: со стороны так не кажется.

Пашка махнул рукой.

— Кажется, не кажется… сами знаете эти женские выдумки.

Он вздохнул.

— Приходится соответствовать. Быть культурным и галантным, как этот их… Ален Делон.

— Эээ… Делон из тебя получается… рыжий, — сказал Славка.

Мы со старостой уже не прятали улыбки.

— Выйдет она за меня замуж, — сказал Могильный. — Никуда не денется. Я же вижу, что ей понравился. И её родителям тоже понравлюсь. Нет, ну чего? Так и будет!

Он стал загибать пальцы.

— Не курю, почти не пью, не урод. Отслужил. Будущий инженер! Для Ольги я просто идеальный жених. Её родители же не глупые… надеюсь — поймут, какого замечательного зятя могут получить.

Он снова погладил себя по волосам.

— Как вернёмся в город, приглашу Ольгу в кино: она говорила, что любит смотреть фильмы. Конфет шоколадных ей куплю — ленинградских: «Белочку». Моя мама сможет их достать. Потом поведу в кафешку на Крупской — напою молочным коктейлем. Ну а там…

Махнул рукой.

— Нет, этот Делон в сравнении со мной покажется ей слабаком и неуклюжим уродцем!

Могильный стукнул себя кулаком по груди.

— Серьёзные у тебя планы, — сказал Аверин.

В словах старосты мне послышалась ирония.

Не только мне — Могильному тоже.

— Нет, вы зря смеётесь, — сказал Пашка. — Мне один умный товарищ объяснил, как именно нужно ухаживать за девушками. Так что я всё сделаю по-умному.

— По-умному — это правильно, — сказал Славка. — По-глупому делать не стоит. Правильно говорю, Сашок?

Я кивнул.

— Эээ… поделишься наукой с неразумными товарищами? — спросил Аверин.

Он метнул в вагон кочан капусты. Могильный не стал ловить снаряд — уклонился, позволил капусте врезаться в кучу за его спиной. Капустные листья разлетелись по сторонам подобно искрам. Опускавшееся к горизонту солнце светило мне в спину — в лицо Могильному. Заставляло Пашку жмурить глаза. Павел опёрся рукой о стену вагона, взглянул на нас с демонстративным превосходством.

— Вся хитрость в том, парни, — сказал Павел, — что женщины не похожи на нас, мужчин.

— Эээ… это мы и без тебя знали.

— Не перебивайте меня, студент Аверин.

Славка поднял руки.

— Простите, профессор, — сказал он. — Продолжайте.

Пашка потёр переносицу — будто поправил оправу очков.

— Нет, они отличаются от нас не только внешне, — сказал он. — Они… с чудинкой. Женщины, как та Фемида у древних греков — всегда носят с собой воображаемые весы.

— Не замечал.

— Аверин!

— Молчу!

— Нет, парни — я правду говорю, — продолжил Пашка. — На тех весах женщины измеряют поступки и достоинства мужчин. Красивый — гирька на правую чашу. Умный — ещё одна туда же. Трусливый — гирька на левую. Какая чаша перевесит — так девчонки и определят, стоит ли парень их внимания.

Могильный ногой подвинул к куче откатившийся в сторону кочан капусты.

— Но знаете, в чём тут весь фокус? — спросил он.

— Эээ… просветите нас, профессор.

— Всё дело в том, что все гирьки у женщин — одинаковые.

Пашка многозначительно замолчал, указал в потолок вагона пальцем.

Я кашлянул (спрятал за кашлем усмешку): вспомнил, как сам впервые услышал похожую теорию — когда учился на третьем курсе института. И ведь тогда поверил в неё, не сделал поправку на то, что в каждой теории бывают и исключения. За что вскоре и поплатился: симпатичную сокурсницу из Тулы увели у меня из-под носа одним лишь благородным жестом, пока я малозначительными поступками терпеливо расставлял на её весах те самые «одинаковые» гирьки.

— Что нам даёт это знание, многоуважаемый академик? — спросил Слава.

— Очень многое, студент, — ответил Могильный. — Оно вам поможет добиться успеха у девчонок и счастья в семейной жизни.

— Эээ… обещаете?

— Обещаю.

Пашка подпёр кулаками бока и провозгласил:

— Просто помните, студенты, что подаренный на рассвете букет ромашек весит столько же в глазах женщин, сколько и убитый в их честь дракон!

Я оторвал от кочана чистый лист, откусил от него кусок — вместо попкорна.

— Не может быть! — притворно ужаснулся Аверин.

Он всплеснул руками.

— Поверьте умному человеку, юноша.

— Эээ… мы требуем объяснений! — сказал Славка. — Как же нам быть?

— Парни, рубите головы дракону одну за одной, — заявил Могильный, — чтобы за каждую получить на чашу весов по гирьке. А лучше… оставьте бедное животное в покое. Используйте для завоевания сердца женщины поход в кино, молочный коктейль и шоколадные конфеты (ни в коем случае не одновременно!). Они добудут для вас столько же гирек, сколько и три срубленные драконьи башки.

— Всё ясно, учитель, — сказал Аверин. — Благодарим за науку.

Он отсалютовал Пашке воображаемым мечом — должно быть, тем самым, которым собирался рубить головы дракону.

— Надеюсь, мои слова помогут вам избежать налога на бездетность, — сказал Могильный. — Нет, я не шучу. Считаю неправильным отдавать ни за что ни про что кровно заработанные. Как, кстати, продвигаются твои дела со Светкой Пимочкиной?

— А то ты не знаешь.

Славка взглянул на меня, нахмурился.

— Ольга мне по секрету сказала, что папа Пимочкиной вот-вот станет большой шишкой в горкоме: мол всё уже решено — для нового назначения ждут подходящую дату.

— Да что мне её папа? — сказал Аверин.