Конан бросил поводья выбежавшему откуда-то из темноты гвардейцу и, убедившись, что Коня уже на земле, соскочил с коня.

— Не отходи от меня ни на шаг,— бросил он сыну и шагнул навстречу бегущему к ним сотнику.

Стараясь не отставать, за Конаном поспешил принц Кони, вооруженный небольшим мечом, который мог бы служить его отцу разве что кинжалом.

— Сотник пуантенских егерей, Жар!— отсалютовал воин королю и тут же добавил: — Мои арбалетчики оцепили Лирон, и только что нам на помощь подоспели гвардейцы, хотя… Все это уже ни к чему. Единственное, что мы можем сделать,— это не пускать людей в город, пока убитые не будут похоронены.

На землю опустилась ночь, но городок был ярко освещен: тут и там виднелись разожженные прямо на площади и посреди улиц костры. На дрова явно не скупились. Конан подумал, что, пожалуй, огня было даже слишком много, но больше пожара люди, похоже, боялись остаться в темноте. Огромными шагами король шел вперед, желая поскорее увидеть все своими глазами, так что сотник с факелом в руке едва поспевал следом, на ходу давая пояснения, но при последних его словах Конан остановился.

— Там, в самом деле, есть что скрывать?

Он обернулся и требовательно посмотрел в глаза воину.

— Я сказал бы так: людям лучше этого не видеть,— уклончиво ответил тот, хотя взгляда и не отвел,— и,— тут он немного помялся,— надеюсь, мой король не рассердится, если я осмелюсь дать совет…

— Разве твой король похож на кретина?— огрызнулся Конан, но его грубый ответ, похоже, вполне удовлетворил сотника.

— Я ничуть не сомневаюсь в мужестве принца,— заметил тот извиняющимся тоном,— но ему лучше остаться здесь.

— Отец!— воскликнул Конн.— Я приехал сюда для того, чтобы видеть!

— Тогда пошли,— коротко бросил Конан, не желая тратить времени на лишние споры.

Принцу исполнилось одиннадцать лет. К этому возрасту сам Конан давно уже добыл первого волка, и видом крови его напугать вряд ли было можно. Если парень считает, что способен выдержать и не испугаться, значит, так тому и быть.

— Твоя воля, король.— Сотник вздохнул.— Надеюсь, что тела уже успели прикрыть.

Город, как помнил Конан, был, мягко говоря, невелик. Десяток домов, разделенных между собой узкими улочками, широким кольцом охватывал площадь. Еще два десятка образовывали второе, внешнее кольцо, вплотную примыкая друг к другу, представляя собой сплошную крепостную стену, в которой существовало лишь два прохода, перекрываемых воротами.

Через один из них король въехал, а через второй покинул гостеприимный Лирон. Правда, были это, скорее, не дома, а усадьбы, населенные многочисленными семействами с работниками, слугами и служанками, и, когда они, приветствуя короля, высыпали на площадь, она оказалась забитой до отказа. Сейчас здесь тоже было очень много людей, но все они, еще совсем недавно радостно встречавшие обожаемого монарха, были мертвы.

— Я надеялся, что ты дождешься меня.

Запыхавшийся Троцеро догнал их и теперь шагал рядом. Обернувшись, Конан увидел, что и Мэгил здесь, но жрец шел молча, хмуро оглядываясь по сторонам. Они направились по широкой улице, разделяющей внутреннее и внешнее кольцо домов, и Конан сам бы не смог ответить на вопрос, почему сразу не идет на площадь. Подсознательно старается отдалить неизбежное? Или хочет лично увидеть все, чтобы найти что-то, что, быть может, упустили другие?

Костры были разведены через каждые пятьдесят локтей, и возле них стояли посты — как правило, егерь и гвардеец. Некоторые из костров оказались столь велики, что тяжело было пройти мимо, не опалив лицо, и тогда Конан хмуро выговаривал караульным, что так недалеко и до пожара.

Тишина стояла почти полная. Лишь изредка со стороны площади доносились людские голоса, приглушенные расстоянием и разделяющими людей домами, да трещали цикады, которым не было дела ни до чего. Однако эти естественные звуки ночи лишь усугубляли мрачное настроение людей, придавая нависшей тишине зловещий оттенок, словно напоминая о том, что беда еще не ушла.

Незаметно Конан оказался у ворот, через которые совсем недавно въезжал в город, и именно здесь он увидел первые трупы.

— Мы ничего не трогали, повелитель,— поспешил уверить его сотник,— лишь прикрыли тела, не сдвигая их с места.

Двое мужчин, которых они увидели у самых ворот, оказались пришпиленными к стенам в первый же миг, и, похоже, бедняги не поняли даже, что произошло. Одному из них стрела пробила лобную кость и, выйдя из затылка, глубоко вошла в бревенчатую стену. Второму прошила голову от виска к виску. Несчастный так и остался стоять, прижавшись ухом к стене, словно прислушиваясь к тому, что происходит внутри дома.

Конан внимательно осмотрел черные стрелы с красным оперением. Древки их оказались гораздо толще и длиннее обычных. Он подумал, что лук, выпускающий подобные стрелы, должен быть очень мощным, а стрелок, соответственно, могучим, потому что силой, чтобы из такого оружия посылать стрелу за стрелой, нужно обладать воистину немалой.

— Лихие люди в наших местах давно повывелись,— объяснил Троцеро, но традиция запирать ворота на ночь осталась.

— Их она не спасла,— мрачно заметил король.

— Да,— кивнул граф.— Видно, неурочные гости не вызвали подозрений.

Они двинулись дальше, но вокруг царила пустота. Дома, костры, молчаливые мрачные люди и треск цикад, ставший уже нестерпимым.

— Когда это началось, люди бросились на площадь,— заговорил сотник, успевший уже уяснить для себя, как все происходило.— Женщины и дети укрылись в храме, надеясь, что покровительство всеблагого Митры, особенно сильное в таком месте, защитит их.

— Защитить их могли только мужчины,— хмуро обронил Конан.

— Ты прав, мой король,— согласился сотник,— но они не сумели.

— Сколько было нападавших?— спросил киммериец, который думал уже о другом.

— Не знаю,— задумчиво покачал головой егерь.— Рассказать-то некому. Все погибли.

К этому времени они успели сделать круг, и вышли, наконец, на площадь. Здесь их взорам открылась совершенно иная картина. Площадь оказалась завалена трупами, лежавшими отдельно и вповалку, частично прикрытыми рогожей, чтобы скрыть изуродованные части тел.

Король окинул площадь мрачным взглядом. Везде лежали мертвецы, еще недавно гулявшие вместе с ним на празднике обильного урожая. И здесь были лишь мужчины. Почти все они сжимали в руках оружие: как видно, до последнего вздоха защищали свои семьи.

— Похоже, у нападавших все было рассчитано заранее,— заметил Конан.— Они вошли в ворота, намеренно производя побольше шума. Подождали, когда люди соберутся на площади, разделались с мужчинами, обыскали дома, а тех, кто рассчитывал укрыться в храме, сожгли, хотя там были только женщины и дети.

— Странно, что все как один покинули дома, не попытавшись отсидеться,— заметил Троцеро.

— Я думаю, их что-то очень сильно напугало,— ответил киммериец.— Что-то или кто-то, увидев кого, люди превратились в мечущееся в панике стадо, которое от страха сбилось в кучу.

— Обычно вместе люди становятся сильнее,— заметил сотник.— Здесь этого не произошло.

Конан кивнул, соглашаясь, и молча, огляделся. Посреди площади все так же бил фонтан, а за ним, как раз напротив того места, где они стояли, совсем недавно высился храм Митры. На стальном фонарном крюке, вмурованном в его стену, висела обнаженная женщина.

Ее непомерно распухшее тело казалось надутым. Руки были неестественно растянуты в стороны, как у ватной куклы, и это придавало ее облику нелепый и вместе с тем жуткий вид.

Конан отметил про себя, что этой женщине почему-то предназначили иную смерть, отличную от прочих. В таком поступке было что-то, по крайней мере, бранное, но киммериец тут же перестал думать об этом, как только начал осматривать трупы убитых.