Слайдер улыбнулся, видя его возбуждение.

– Такие зацепки имеют свойство с шипением испаряться при ближайшем рассмотрении. Я поручаю это дело тебе – ты становишься здесь главным экспертом по скрипкам. Кстати, кому-нибудь надо заскочить в «Собаку и Мошонку» и поболтать с Хильдой и постоянными посетителями. Я знаю, что все они заявили, что в тот вечер не видели Анн-Мари, но это был официальный допрос. Частная неофициальная беседа должна помочь вытянуть из них правду, ту или иную. Думаю, – добавил он неуверенно, – что это более или менее мне по пути...

– Проезд запрещен! – сладким голосом прервал его Атертон. – Вы ведь больше не ездите этой дорогой и сами это знаете. Я сам сделаю это, шеф, а вы сматывайтесь к вашей молодой любовной мечте.

– Это страшно мило с твоей стороны, старина, – серьезно сказал Слайдер. – Я думал, ты меня не одобряешь.

– Когда вы достаточно присмотритесь к ней, вам, может быть, станет скучно. Как бы то ни было, вы знаете, что Хильде я нравлюсь. Она с большей вероятностью разговорится со мной, чем с вами. А все мое свежее юное лицо и обаяние молодости – она просто не может устоять перед ним.

– Как насчет охранников у ворот телецентра?

– С ними работал Биверс. Один вроде вспомнил, что она не садилась в машину, только подошла к ней и кинулась бегом обратно, как будто чего-то испугалась.

– Возможно, под дворниками на стекле была записка, назвавшая встречу с убийцей в пабе?

– Нет, если убийцей был Томпсон.

– Ну, ты знаешь, что я об этом думаю, – ответил Слайдер.

– Может быть, ей захотелось куда-нибудь в другой паб просто ради смены обстановки. Вы можете придавать слишком большое значение некоторым вещам, знаете ли.

Слайдер встретил его взгляд, и между ними в обоих направлениях пронеслось слишком много предупреждений, в которых ни тот, ни другой, по всей вероятности, не нуждались.

– Эй, – позвала Джоанна, садясь и глядя на него сверху вниз в отблесках пляшущего пламени.

– М-м-м? – Один его бок перегрелся, другой заледенел от сквозняка из-под двери в гостиную; лопатками он ощущал жесткость половиц, а ягодицы чесались от лежания на ворсистом ковре. И все равно, он предпочел бы не двигаться еще несколько часов. Он слишком мало спал в последнее время.

– Ты спишь на своем инструменте, – заявила Джоанна, – а предполагалось, что ты должен развлекать меня.

– Да я только что именно это и делал, – пробормотал он, не открывая глаз. Он ощутил прикосновение ее густых волос и мягкое короткое давление на свой член, когда она наклонилась поцеловать его.

– Секс – это очень хорошо, но я хочу, чтобы ты еще и разговаривал со мной.

Он со стоном перекатился на бок и чуть-чуть приподнял голову, подложив под нее ладонь.

– Что?

– Ты такой милый и взъерошенный, – усмехнулась она. – Такой невинный.

– А ты похожа на опасное дикое животное. Большинство людей выглядят уязвимыми, когда снимают одежду, а с тобой все наоборот. Ты выглядишь так, как будто вполне можешь съесть меня.

– Могу и съесть, если тебе это нравится, – спокойно пообещала Джоанна.

– Сначала дай выпить. Все вы такие, женщины. Это и отличает вас от нас, мужчин.

– Вы, женщины! – фыркнула она. – Сказано из глубин твоего гигантского опыта, я полагаю?

– Не обязательно самому иметь ребенка, чтобы быть гинекологом, – с достоинством парировал Слайдер.

Текучим движением она поднялась с ковра.

– Ты как, будешь пить джин с тоником?

– А будет ли обезьяна есть орехи?

Оставшись один, он сел и повернулся к огню застывшим боком. Он осмотрелся вокруг и который раз задумался над тем чувством мира и покоя, которое приносила ему эта комната. Никогда, насколько он помнил, он не сидел на полу в своем доме, хотя и делал так в ранние дни своей семейной жизни, когда он и Айрин жили в маленькой однокомнатной квартирке. Но в своем доме он уже не мог позволить себе усесться на полу возле огня, поскольку там не было ни очага, ни камина. А эта комната не была ни элегантной, ни нарядной, она даже не была особенно чистой, но она была местом, где можно было побездельничать в совершенном покое, местом, которое ничего от тебя не требовало и ничем тебе не досаждало.

Звяканье возвестило о появлении Джоанны со стаканами в руках. Ледяные кубики плавали на поверхности напитка, сталкиваясь подобно маленьким айсбергам, кусочки лимона желтели, как луны, облепленные сверкающими пузырьками воздуха, а сама жидкость мягко светилась голубоватым сиянием от чертовски большой доли джина в напитке. Божественный аромат достиг его ноздрей.

– Дивно, – пробормотал он. Джоанна присела рядом с ним и подняла стакан на уровень глаз.

– Эстетическое наслаждение, – подтвердила она.

– Ты – как какое-то вольное и прекрасное животное. Все доставляет наслаждение рядом с тобой, наслаждение и комфорт.

– Дискомфорт может создать любой дурак.

– А как насчет ответственности и долга?

Она отвернула голову, чтобы почесать о плечо кончик носа. Даже нельзя было представить, чтобы Айрин когда-нибудь была способна на нечто подобное.

– И это тоже может. Кому-то это подходит, кого-то это даже может устраивать, ты знаешь. А кто-то выполняет долг сперва по отношению к себе самому.

– Хорошо тебе говорить. У тебя-то нет жены и детей.

– Ох, уж эти жены и дети! – Видя его раздражение, она все же решила продолжать. – Ладно, подумай сам, если ты не можешь сделать самого себя счастливым, то, вероятнее всего, ты не преуспеешь в этом и по отношению к кому-нибудь другому, разве не так? И какая тебе от меня польза, если бы я была несчастна?

– Если б каждый рассуждал так, как ты...

– Каждый так не рассуждает. Все дело в том, что философия безответственности безопасна только в устах морально устойчивого человека. Так что пей свою распрекрасную выпивку и не беспокойся ни о чем. Нужно порядком попрактиковаться, чтобы стать заправским гедонистом.

– Другими словами, ты не хочешь обсуждать эту тему?

– Ага. – Она наклонилась к нему для поцелуя, держа стакан на отлете. Он поразился быстроте своей эрекции, когда она просунула ему язык между его губами. Чтоб мне провалиться, подумал он, адресуясь к своему восставшему органу, ты что-то слишком оживлен для своего возраста. Гордишься собой, не так ли? Он пошарил позади себя, ища, куда бы поставить стакан и освободить руки, и в этот момент зазвонил телефон.

Джоанна прервала поцелуй.

– Время подглядывает из тени. И покашливает как раз тогда, когда можно было бы поцеловаться.

– Можно мне снять трубку? Это, наверное, меня.

Но она уже была на ногах.

– Надо было мне включить автоответчик.

Это звонил О'Флаэрти, начавший свою неделю ночных дежурств освеженным после выходного дня.

– Однако найти твои следы становится чертовски трудным занятием, мой драгоценный Билли, – бодро начал он, умышленно говоря с подчеркнутым ирландским акцентом. – Я даже звонил в «Собаку и Чертову Мошонку», пока Голубоглазый Малыш не подсказал, что я могу тебя отыскать в Чужой Постели, и я сказал ему тогда, я сказал, что это паб, о котором я и не слыхивал никогда...

– Послушай, мне очень не хочется прерывать твое представление в стиле «Деревенщина в Сортире», но что тебе, собственно, нужно? Здесь холодно, знаешь ли, вдали от камина.

– Кажется, у меня для тебя кое-что есть. – О'Флаэрти мгновенно вышел из роли. – Тут какой-то молодой парень тебя спрашивал. Он говорит, что должен рассказать тебе что-то важное, но только тебе, потому что он готов испачкать штаны перед Атертоном. Говорит, что Атертон уделал его, и хочет поговорить с тобой наедине.

– Как ты его оценил?

– Думаю, у него действительно что-то есть. Его зовут Томпсон.

– Иисусе!

– Ты что, глухой? Я сказал – Томпсон, – насмешливым тоном ответил О'Флаэрти.

– Он сейчас у тебя?