— Ого-го-го-го-о! — радостно раскатилось по реке и отдалось в верхах, между крутоярами берегов.

— Пошла-а!

— Жми-и!

Спало общее напряжение, и сплавщики, что стояли но всей длине протоки, с обеих ее сторон опустили вниз натруженные руки с баграми, отдувались, просовывали ладони под рубахи, отлепляя их от тела, давая поласкать горячие мышцы свежему воздуху.

Но отдыхать было еще рановато. То в одном, то в другом месте снова образовывались пробки, затирало лес: слишком густо шел он. Приходилось опять то и дело пускать в ход багры.

Тереха стоял несколько в стороне от протоки, очухивался. Хотелось сесть или, еще лучше, лечь прямо тут, на бревна и подышать всей грудью, вытянуть ослабевшие ноги, уронить вдоль туловища вконец уставшие руки. Но Тереха стоял, держась обеими руками за багор и опершись на него: так лучше отдыхала спина. Он видел, что от верхнего конца затора, где рабочие под началом главного инженера все возились с бонами, идут к нему директор и молодой инженер. Тереха видел их, хотя смотрел на протоку, и поджидал, когда они подойдут.

В эти минуты стала образовываться пробка почти на середине прохода. Сначала чуть задержалась большая группа бревен, шедших кучно. И сразу же быстрая струя поднесла еще партию стволов. Бревна сшибались, лезли друг на друга, подныривали одно под одно, отскакивали от удара немного назад и снова громоздились на идущие впереди. Пробка росла.

Со всех сторон к этому месту бежали сплавщики с баграми, как с пиками, наперевес, на помощь не успевавшим распихивать бревна товарищам. Подхватив багор, зашагал туда же и Тереха.

Но непослушные от переутомления ноги донесли его до места лишь тогда, когда десятки багров пораспихали пробку и проталкивали бревна дальше. Не желая оставаться безучастным наблюдателем ответственного момента работы, Тереха встал попрочнее на толстом сосновом стволе у края протоки, изловчился и взмахнул багром, целясь в бойкое бревнышко, которое поворачивалось, собираясь встать поперек потока.

И оплошал Тереха. Или рука дрогнула, или нога скользнула по гладкой сосновой коре, но только промазал старый. Острие багра едва задело бревнышко, отщепив кусок коры. А Тереха, потеряв равновесие, полетел в воду.

Дружный хохот сплавщиков приветствовал появление Терехи, когда тот, отфыркиваясь, вынырнул метра на два ниже по течению. И в тот же момент два или три голоса, покрывая хохот, рявкнули с отчаянно-суматошной интонацией одно и то же:

— Берегись!

Но Тереха не успел попять значения этого окрика и как-то отреагировать на него. Здоровенное еловое бревно, несомое с большой скоростью буйным потоком, комлем вперед, со всего маху ударило Тереху в голову.

Если бы не добрый десяток рук, дотянувшихся до Терехи и ухвативших его, да не целый частокол багров, вонзившихся в злополучное бревно, его голова неминуемо попала бы между торцом бревна и грудой стволов у края протоки. И лопнула бы она, как яичная скорлупа…

Несколько человек осторожно понесли Тереху на берег. Он был без сознания. Рубаха и штаны облепили тело, из сапог тоненькой струйкой сбегала вода. С виска Терехи на бревна крупно капала кровь. Остальные сплавщики окружили несущих, а когда Тереху положили на песок, встали вокруг бессильно раскинувшегося тела кольцом.

— Са-ня-я! — вдруг, словно очнувшись, заорал худой и сутулый пожилой сплавщик, поворачиваясь» лицом к верхнему концу затора. — Сюда-а!

— Саня! Давай сюда! Живо! — поддержало его сразу же несколько голосов.

— Что тут у вас произошло?! — крикнул еще издали директор, сопровождаемый молодым инженером. — Что случилось? Чего кричите?

— Саню кричим, — ответил за всех тот же пожилой сплавщик. — Медик у нас есть, студент. На каникулах с нами подрабатывает. Худо дело, Василь Владимирыч. Не поостерегся Терентий у нас. Беда с ним…

Прибежал Саня — небольшой паренек, русый, весь в веснушках. Спросил, отдуваясь.

— Захлебнулся кто?

Увидев Тереху, присел около него на песок, щупал руку, прикладывал ухо к груди. Послал к своей сумке, висевшей на кусте, — за индивидуальным пакетом. Кто-то уже рвал более или менее чистую нижнюю рубашку. Сделав перевязку, Саня сказал:

— Плохо. Жив-то жив, да боюсь: кости черепа повреждены. Давайте машину, Василий Владимирыч. Спешно в город надо.

— Да бери ты ее, — сказал директор. — Только как положим-то его?

Подогнали «газик». Туловище Терехи, повернутого на левый бок, еле уместилось на заднем диванчике. Ноги протянули на отогнутую спинку переднего сиденья, рядом с шофером.

Саня кое-как разместился на полу машины, у головы Терехи, поддерживая ее, чтобы не сползала с ватника, подсунутого вместо подушки.

— Жми быстрей, но осторожней, — сказал директор шоферу. — Как-нибудь уж постарайтесь живым довезти.

А с верхнего конца залома спешил к рабочим главный инженер, еще не знавший, почему приостановили работу сплавщики, и кричал:

— Эй, ребята! Чего встали? Опять ведь забьет. Ну, нажмем напоследок, потом и отдыхать. Пошли!

Рабочие молча двинулись каждый к своему месту. На берегу остались лишь директор и молодой инженер. Директор смотрел в, след «газику», который катился уже в отдалении на подъем. Молодой инженер сказал:

— Д-да, несчастный случай. Неприятно.

В тоне его ясно прозвучало: «Говорил же я… Было бы лучше… А теперь вот…»

— Помолчите! — вдруг резко бросил директор, круто повернулся и зашагал на затор, к рабочим.

Молодой изумленно вскинул брови, отчего несколько надменное выражение его темно-карих глаз сразу переменилось на растерянно-наивное. Недоумевающе повел плечами. Постоял, раздумывая, и направился вслед за директором.

На большой выбоине «газик» тряхнуло. Тело Терехи дрогнуло. Он открыл глаза. Перед ним в желтом тумане качалось, расползаясь, чье-то круглое, веснушчатое, как будто знакомое лицо.

Тереха старался припомнить, где он видел это лицо. В памяти постепенно всплывали отдельные картины дня. И вдруг совершенно отчетливо Тереха вспомнил затор, потные лица людей на нем, а среди них и это круглое лицо. Припомнилось сразу и падение в воду, и неожиданный удар откуда-то сбоку.

— А здорово, видно, меня чикнуло, — сказал Тереха.

Ему казалось, что выговорил он это громко и ясно. На самом же деле из его губ послышалось лишь неразборчивое сипение и бульканье.

— Лежи, не говори ничего, — приказал Саня. — Скоро доедем.

Этого Тереха не услышал. В его памяти проплывал весь сегодняшний день, а особенно работа на заторе, удачная работа, сделанная, как обещано, к сроку и на совесть.

Тереха видит разгоряченные трудом лица сплавщиков, видит лица директора, главного инженера, молодого инженера. Гордость поднимается в душе у Терехи. Ему хочется поделиться с кем-нибудь, услышать слово, согласное его настроению, и он говорит плохо различимому веснушчатому лицу. Но говорит без похвальбы, скромно:

— Пошел ведь лесок-то. Ничего работнули… А?

— Лежи, лежи, — уговаривает Саня в ответ на невнятное Терехино бормотание. — Потерпи маленько.

Он придерживает Терехину голову, чтобы не болталась, поправляет осторожно под ней ватник и с горечью думает: «Нет, не довезти живым. Эх, и старик был!»

А Тереха, как наяву, видит протоку и плывущие по ней деревья. Радостно ему, что все получилось — лучше не надо, — к приговаривает он про себя: «Денек-то какой! Работа-то, любота-то какая! Да за такой день три последних года, что за так прошли, не пожалел бы. Бери… Только вот шлепнуло, видать, сильно. Ну ничего, чай, отлежусь…»

Рисуется мысленному взору Терехи момент, когда заплясали бревна в протоке, подхваченные напористой струей. Провожает Тереха плывущий лес довольным взглядом.

Бревна не плывут, а прямо-таки летят по протоке. Пенится между ними бойкая вода. Вот бревна выходят из протоки на речной простор и плывут себе дальше.

Постепенно они заполняют всю реку. «Сейчас снова заломит, — тревожно думает Тереха, — глянь-ка, и воды не видно…» Но нет, ничего. Опять сверкает речная гладь. А бревна идут узкой лентой. Все тесней они: дерево к дереву.