Большое, на всю стену окно терминала выходило на поверхность Наюгиры, раскаленную, сухую, изнуряюще ослепительную в лучах безумного светила. Глядя отсюда, кто бы догадался, что глубоко внизу теплится жизнь, вгрызается в толщу скал, расползается по каньонам, используя все силы, чтобы не отступить перед натиском жара и песка.

Ректор сидел спиной к окну, он сразу сказал, что ему неприятен вид мертвой поверхности, и Кромин не видел его лица. Лишь темное пятно напротив. Бот с орбитальной станции был уже в пути.

— Я понимаю, — прервал долгое молчание Кромин. — Не мне судить традиции иных цивилизаций. Когда-то и земляне были каннибалами.

— Какой ужас! — сказал ректор, а Кромин чуть не выругался. — Мы никогда не были людоедами! — продолжил ректор. — Другое дело, что по причинам, которые никто уже не помнит, письменность у нас была запрещена. В усвоенных знаниях мудрейшие иногда вспоминают какие-то страшные картины разрушения и смерти, превращения некогда цветущей Наюгиры в средоточие ужаса. Каким образом это было связано с письменностью, неизвестно. Но перед нами оказался трудный выбор — научиться передавать знания или выродиться, а потом исчезнуть. Долгие века в изустных преданиях от отца к сыну передавались знания, секреты мастерства и тайны ремесел, но с каждым поколением что-то забывалось, что-то искажалось, а сравнить было не с чем… Мы стояли на грани исчезновения, и это было за века до того, как прилетели первые люди со звезд.

— Но кто вам мешает сейчас ввести письменность? — вскричал Кромин. — Вы-то все понимаете!

— Таких, как я, мало, и понимаю я это благодаря мудрости, переданной мне профессором Горбиком. Но предложи это сейчас наюгирам, мгновенно вспыхнет бунт, да и правители не пойдут на это. Есть страх, который у нас в крови. Со временем, когда кровь наша будет разбавлена иной…

— Так вот в чем ваша методика!..

— Всего лишь передача знаний, — наклонил голову ректор. — Мы и представить себе не могли, что вы рассматриваете это как принятие пищи! Передача знаний: очень быстрая, почти без потерь, со временем память усвоенного отдает принявшему все ценное и нужное. Вот и вы постепенно начинаете более терпимо относиться к методике наюгиров. Прошло много веков, эстафета знаний передается от лучших к лучшим. У вас, конечно, все не так, но ваш мир больше пригоден для жизни. Поэтому у вас главная ценность цивилизации — человек. Личность. А у нас — сохранение расы наюгиров. Вот почему каждый из нас со всеми нашими личными интересами — исчезающе малая величина по сравнению со всей расой. Вот почему законы и воспитание у нас исходят из того, что наюгир рад, счастлив отдать себя на благо всех. Если бы это было злом, мы бы исчезли, а ведь жизнь каждого из нас удлиняется, население постепенно растет, мы не отступаем, а наоборот, осваиваем новые территории. Со временем, когда многие постигнут ваш язык, мы, возможно, станем терпимее относиться даже к письменности. Видите, я уже не вздрагиваю и не озираюсь, когда произношу это слово.

— Так значит, из-за меня того преподавателя…

— Вы полагаете, долгие и прочные, а главное — взаимовыгодные отношения не стоят такого самопожертвования?

— Боже мой, — пробормотал Кромин. — Один убитый обучает одного живого…

Он чувствовал какую-то раздвоенность сознания: с одной стороны, он возмущался такой чудовищной практикой, с другой — следил, чтобы слова произносились в уместно-сожалеющем ключе, однако ни в коем случае не переходящем в грустное неодобрение.

— Нет, не один к одному! — возразил ректор. — Методика пути знаний не стоит на месте. Один преподаватель позволяет обучиться теперь уже двадцати наюгирам.

— Хорошо, что хоть двадцать! — сказал Кромин, подумав при этом: «Велика радость!» — Да. И не менее пятнадцати из них уже возведены в сан преподавателей. И каждый из них с радостью и благоговением отдаст…

— Я понял. Скажите, а какие у вас связи с Федерацией Гра?

— Теперь уже никаких, — сказал ректор. — На ваших глазах мы прервали с ними всяческие связи.

— Но почему?

— Трудно сказать, — замялся ректор. — Мы разумны, но не рациональны. Для нас имеют значение не только знания, но и настроение, нюансы. Считайте, что вы нам понравились больше.

Свист и рычание турбин за переборкой возвестили о прибытии бота.

— У меня есть сильное подозрение, что меня хотели использовать сразу в нескольких взаимоисключающих целях, — сказал Кромин, отхлебывая прохладное пиво.

Муллавайох испытующе поглядел на него.

— Нет, просто в тебе проснулись старые программы. У тебя была простая и ясная задача — научиться языку. Все остальное — шутка биохимии нейронов.

— Ты знал о том, что ждет Горбика?

Кромин ожидал, что Муллавайох будет долго и тяжело молчать, а потом начнет косноязычно врать. Но тот и не думал отмалчиваться.

— Это, в общем-то, секретная информация, но какие от тебя секреты! И я знал, и Горбик знал, но дело того стоит. Без тяжелых металлов Федерация Гра нас быстро задвинет в угол. Кстати, к твоему сведению, эта методика не так уж и оригинальна. У нас ее изучали, кажется, чуть ли еще не в двадцатом веке. Тогда эта штука называлась «Транспортом памяти». Вводили необученному животному экстракт мозга другого, обученного, и второе животное получало все то, что хранилось в памяти первого. На молекулярном уровне, понятное дело, поэтому и передавались в основном только знания, а не свойства личности. Мы остановились на животных, кажется. А эти ребята пошли дальше…

— Но это же варварство! Жестокость!..

— Вселенная жестока, — вздохнул Муллавайох. — А ты отдыхай. Скоро начнется такая интенсивная работа по Наюгире, что люди со знанием языка будут нарасхват. Тебе придется подучить наших ребят.

— Э-э, — Кромин чуть не поперхнулся пивом. — Надеюсь, меня не будут есть с потрохами? В целях быстрейшего изучения?

— Скорее всего, нет, — начал Муллавайох, но, увидев лицо Кромина, быстро добавил, — я пошутил, расслабься! Ты немного одичал у наюгиров и забыл, что у нас есть клон-машины.

— Ффух! — шумно выдохнул Кромин. — С тебя станет и на живодерню послать! Погоди, — вскинулся он, — а почему мы не предложили им репликаторы? Тогда действительно одного клона, да не клона даже, а частички его хватило бы размножить на всю ораву!

А вот на этот раз Муллавайох замолчал надолго. Он сопел, разглядывал свои пальцы, переводил глаза с иллюминаторов на Кромина и обратно, а потом негромко сказал:

— Ты забыл и о том, что информация по репликаторам засекречена. Не хватало еще, чтобы наюгиры узнали о технологии клонирования. Вот тогда их не остановить! Наши свары с Федерацией Гра покажутся мелкой склокой, если эти «самураи» вырвутся отсюда, да еще в придачу с такой методикой усвоения информации.

Муллавайох вышел из кабины для отдыха, а Кромин прижался к иллюминатору и долго смотрел на желтый шар Наюгиры, что плыл в черной, враждебной жизни пустоте. Кромину казалось, что если он сильно прищурится, то разглядит, как там копошится неугомонный Изольд, разыскивая столь нужные Терре минералы. А в узких каньонах трудолюбивые жители ущелий изо дня в день отстаивают свое право на лучшую жизнь, крестьяне пашут, ремесленники трудятся, мудрецы обучают и обучаются, правители управляют… Есть в этом гармония и смысл, или жалкий кусочек белковой массы вцепился в каменистый шар и просто существует? И еще он подумал, что все-таки терране весьма несправедливо поступают по отношению к благородным наюгирам. Кромин вдруг обнаружил, что последняя мысль в нем прозвучала в ключе отложенного негодования. Он усмехнулся и решил, что это ему показалось…