— Великий Боже! — изумился Француз. — Что это?

— Петерсон говорит, это вуб, объяснил Джоунс. — Он его купил. Од дал вубу пинка, вуб, пыхтя, поднялся, но лапы его дрожали.

— Чего это он? — Француз подошел поближе. — Его не вырвет?

Все окружили вуба, а тот, скорбно закатив глаза, оглядел всех собравшихся.

— Он пить хочет, — предположил Петерсон и пошел зал водой. Француз покачал головой.

— То-то мы еле поднялись. Пришлось пересчитывать балласт.

Петерсон принес воды. Вуб с благодарностью начал лакать, брызгая на людей. В дверях возник капитан Франко.

— Ну-с, взглянем. — Он критически прищурился. — Ты его, говоришь, за пятьдесят центов купил?

— Так точно, сэр. Он ест почти все. Я ему дал зерна, и он скушал. И картошку съел, и кашу, и остатки обеда, и молоко. Ему вроде как нравится кушать. Когда поест, ложится и спит.

— Понятно, — сказал капитан Франко. — Так, теперь касательно вкуса его мяса. Это серьезный вопрос. С моей точки зрения, откармливать его больше не стоит. Для меня он уже очень хорошо откормлен. Где кок? Позовите его сюда. Нужно выяснить…

Вуб перестал лакать и пристально посмотрел на капитана.

— В самом деле, капитан, — сказал вуб, — не лучше ли обсудить другую проблему?

Стало тихо.

— Что это было? — спросил капитан Франко. — Вот только что?

— Это вуб, сэр, — сказал Петерсон. — Он заговорил.

Все посмотрели на вуба.

— Что он сказал? Что?

— Предложил поговорить о чем-нибудь другом.

Франко приблизился к вубу, обошел, внимательно осмотрел его со всех сторон.

— Нет ли внутри туземца? — задумчиво предположил он. — Надо открыть и проверить.

— Ну сколько же можно! — воскликнул вуб. — У вас что, навязчивая идея! Резать, резать и резать?

Франко сжал кулаки.

— Эй ты, вылезай! Вылезай, как там тебя!

Никто, конечно, не вылез, а чтобы хоть как-то разрядить атмосферу взаимного непонимания, вуб помахал хвостом, икнул и рыгнул.

— Прошу прощения, — смущенно сказал он.

— Кажется, внутри никого нет, — тихо сказал Джоунс. Все посмотрели друг на друга.

Пришел кок.

— Вызывали, капитан? А это что еще такое?

— Вуб, — сказал Француз. — Будем его кушать. Ты его, пожалуйста, осмотри, прикинь, где…

— Нам необходимо побеседовать, — перебил Француза вуб. — Я желал бы поговорить, если возможно, с вами, капитан. Я вижу, мы не сходимся по некоторым кардинальным вопросам.

Капитан ответил, но только заметное время спустя. Вуб добродушно ждал, слизывая капли воды с толстых щек и складок подбородка.

— Пройдемте в мою каюту, — сказал капитан наконец. Он развернулся и покинул помещение. Вуб зашлепал вслед. Собравшиеся проводили его взглядами, и еще долго было слышно, как вуб карабкается по лестнице.

— Что же это будет? — в недоумении сказал кок. — Ну ладно, я на камбузе. Если что, позовете.

— Само собой, — сказал Джоунс, — само собой.

* * *

Вуб со вздохом опустился на пол в углу капитанской каюты.

— Вы меня простите, — сказал он. — я очень быстро утомляюсь. При таких размерах…

Капитан нетерпеливо покивал, присел за рабочий стол, сцепил пальцы.

— Ладно, приступим, — сказал он. — Ты — вуб? Так?

Вуб пару раз моргнул.

— Полагаю, да. Так меня назвали туземцы. У нас имеется собственный термин.

— И ты говоришь по-английски. Ты уже вступал в контакт с землянами?

— Нет.

— Откуда же ты знаешь язык?

— Английский? Разве я говорю по-английски? По моему, я вообще ни на чем не говорю. Я изучил ваше сознание и…

— Мое сознание?

— Да, содержимое, в особенности, семантические области накопления, так я называю…

— Понял, телепатия, — сказал капитан. — Естественно.

— Мы — очень древний народ, — начал вуб. — Очень древний, очень тяжелый на подъем. Нам тяжело двигаться. Как вы можете легко догадаться, если мы столь медлительны и громоздки, то постоянно оказываемся в руках более энергичных существ. Мы и не пытаемся обороняться физически. Это бесполезно. Нам все равно не победить. Бегать мы не можем, слишком тяжелы, драться — тоже, мы слишком мягкотелы, и добродушие не позволяет нам охотиться…

— На чем же вы живете?

— Растения, овощи. Мы всеядны. Приемлем все. Мы добродушны, терпимы, воспринимаем вещи, как они есть. Живем и даем жить. Вот так…

Вуб присмотрелся к капитану.

— Вот почему я столь твердо воспротивился замыслу сварить меня. Я увидел картинку в вашем сознании… большая часть меня — в морозилке, кое-что — в кастрюле, корабельному коту — тоже перепало…

— Так ты читаешь мысли? — сказал капитан. — Как интересно. Еще что-нибудь умеешь?

— Так, мелочи всякие, — рассеяно сказал вуб, оглядывая каюту. — Хорошая квартира у вас, капитан. Очень чисто. Уважаю аккуратные формы жизни. На Марсе есть птицы, некоторые весьма аккуратны. Выкидывают отходы из гнезд, потом, выметают…

— В самом деле? — отозвался капитан. — Но вернемся к нашему разговору…

— Да, действительно. Вы хотели мною пообедать. Вкус, как я слышал, очень приятный. Мясо несколько жирновато, зато нежное. Но о каких продолжительных сношениях между вашим народом и моим можно говорить, если ваш образ мысли не поднимается выше столь варварского уровня? Скушать — меня? Неужели мы не можем предаться беседе, обсудить вопросы философии, искусств…

Капитан поднялся, выпрямился.

— Философия, говорите? Да будет вам известно, весь следующий месяц еды не будет. Все наши запасы…

— Я знаю, — кивнул вуб. — Но разве, следуя вашим же принципами демократии, не справедливее ли всем нам тянуть жребий — соломинки, спички или что-нибудь в таком роде? В конце концов, на то демократия и существует — охранять меньшинство от посягательств на их права. И если каждый из нас проголосует…

Капитан пошел к двери.

— Вот это видел? — Он показал вубу кукиш. Потом открыл дверь, и с широко раскрытым ртом, вытаращенными глазами, застыл, как громом пораженный, схватившись за ручку двери.

Все это время вуб пристально смотрел на капитана. Некоторое время спустя, протиснувшись мимо Франка, прошлепал в коридор и в глубокой задумчивости спустился в кают компанию.

* * *

Все молчали.

— Вот видите, — нарушил тишину вуб, — в наших мифологических структурах немало общего. Мифологические символы, также, как Иштар, Одиссей…

Петерсон, глядя в пол, заерзал.

— Продолжайте, — сказал он, — продолжайте, прошу вас.

— Ваш Одиссей, как мне кажется, есть фигура, общая для мифологий подавляющего большинства народов, обладающих самосознанием. Одиссей странствует — он индивид, сознающий себя, как такового. Вот в этом-то и заключена идея, идея разделения. Он отделяется от семьи, от родины, начинается процесс индивидуализации.

— Но Одиссей вернулся домой, — сказал Петерсон, заглянув в иллюминатор на звезды, звезды без конца и края, пылающие маяки в пустоте Вселенной. — В конце он возвращается.

— Как тому и надлежит. Период отсоединения — только временная фаза, недолгие странствия души. Есть начало, есть и конец. Странник возвращается к родному очагу и сородичам…

Дверь распахнулась, и вуб замолчал. В каюту ступил капитан Франко, остальные в нерешительности топтались у двери.

— Ты в порядке? — спросил Француз.

— Ты меня спрашиваешь? — удивился Петерсон. — Почему ты меня спрашиваешь?

Франко опустил пистолет.

— Подойди сюда, — приказал он Петерсону. — Поднимись и перейди сюда.

Петерсон посмотрел на вуба.

— Иди, — посоветовал вуб. — Это роли не играет. Петерсон поднялся.

— Чего вы хотите?

— Это приказ. Петерсон пошел к двери. Француз схватил его за руку.

— Да что с вами стряслось? — Петерсон вырвался. — Что на вас нашло?

Капитан Франко осторожно двинулся в направлении вуба. Вуб смотрел на капитана, смотрел снизу вверх — он, прижавшись к стене, лежал в углу.

— Все-таки интересно, — сказал вуб, — до какой степени вас захватила идея меня скушать? Но почему — этого я не понимаю!