Не заботой хозяйственной и не одной "интенсификацией" спасется, если спасется, Россия. Через духовное просветление и через духовное горение пролегают пророческое пути. Но, поднимаясь к Духу, было бы грешно и безумно презирать Богом данную плоть…

В напряжении Духа, в преодолении, устранении бедствия родная страна — как женщина, готовая зачать и понести. Приникнув, свято любите родную земную плоть. Изумруд лугов на прибрежье Волхова! Желто-ярая, вся в колосьях, степь! В таинственных далях — горные великаны заповедных глубин материка, поднявшие к небу снежные короны, струящие к подошве водный поток… Водный поток разделите на арыки; и пусть благословением Божием цветет Божий сад, — там, где он цвел когда-то и где сейчас его нет. Плугом поднимите степи, дотоле не знавшие плуга. И пусть, в неслыханной шири, шумят и влекут, колыхаясь, ржаные и пшеничные моря…

О ЗАДАЧАХ КОЧЕВНИКОВЕДЕНИЯ

(Почему скифы и гунны должны быть интересны для русского?)

История скифов и история гуннов подлежат включению в общую рамку истории кочевого мира. Скифо— и гунноведение — это главы (в числе других) в большем целом кочевниковедения. История скифов и история гуннов, если взять в совокупности, обнимают, в пределах исторически обозримых событий, более 12 столетий. История кочевого мира, в его целом, охватывает около трех тысячелетий: от появления скифов в VIII веке до Р. X. до настоящего времени. При этом мы не можем утверждать, что наш взор проникает до колыбели кочевого мира. Появлению скифов в причерноморских степях и в Передней Азии могли предшествовать долгие периоды развития в условиях кочевого быта [257]. В пределах наших наблюдений кочевую культуру можно назвать конно-железной [258]. Она связана с обузданием коня и с употреблением железа. Нынешнее состояние археологического материала позволяет, с большей или меньшей точностью, проследить появление кочевой культуры в двух отстоящих друг от друга на большом расстоянии областях Евразии: а именно в западноевразийских (т. е. приднепровских, причерноморских и приазовских) степях и затем на Алтае. В обоих районах археологический слой кочевой культуры перекрывает собой отложения оседлых или полуоседлых культур. Предшествующий слой в степях приднепровских (в особенности по нижнему Днепру и Бугу) — это культура металлоплавилен и торговых складов бронзового века [259]. Число найденных здесь за последние 70–80 лет металлоплавилен и торговых складов измеряется десятками. Такое развитие металлообрабатывающей промышленности (и связанной с нею торговой деятельности) должно указывать на оседлость. Тем более что памятники эти приурочены почти исключительно к берегам рек (и сплошь и рядом — к узлам водных путей, в которых в настоящее время расположены городские поселения края). Сопоставление с условиями более поздних эпох показывает, что на речную сеть опирается здесь именно оседлое население. Система путей, на которую опираются кочевники, есть система водоразделов [260]… Культура металлоплавилен и торговых складов бронзового века обычно приписывается киммерийцам. А слой наиболее ранней, появляющейся в этих местах кочевой культуры исследователи относят к скифам. К востоку и к северо-востоку от нижнего Днепра археологический слой, предшествующий скифскому, есть слой "древнейшей степной культуры", т. е. той, которая связана с погребениями т. наз. скорченных и окрашенных костяков [261]. На территории Харьковской и — в восточной части — Екатеринославской губ. (а также в более восточных районах) эта культура существует в рамках не только каменного и медного, но также бронзового века (на нижнем Днепре она не доживает до появления бронзы). Присутствие в могилах большого количества телячьих и бараньих костей определяет ее как культуру коровьих и овечьих пастухов. Отсутствие указаний на обуздание коня не позволяет мыслить ее как конно-кочевую культуру — в позднейшем смысле этого слова. Широкое развитие керамической промышленности (со средоточием в районах нынешних городов Изюма и Славянска); наличие промышленности медеплавильной (на водоразделе между Бахмуткой и средней Луганью; выплавка на каменном угле — приблизительно за три тысячи лет до возобновления добычи этого минерала!); связь погребений с городищами (Донская область) [262] — все это в некоторых случаях определенно указывает на оседлость. Также здесь скифский кочевой уклад сменил культуру, по меньшей мере полуоседлую. Аналогично обстоит дело и на Алтае, где памятники конно-кочевой культуры образуют группу более позднюю по сравнению с культурой бронзового века этих же мест [263]. Бронзовая культура отмечена здесь развитием металлургии я существованием земледелия, т. е. являлась культурой оседлого типа. Наиболее древние памятники кочевой культуры на Алтае можно относить к гуннскому кругу. И в западноевразийских степях, и на Алтае кочевой быт является, как нечто сложившееся, как нечто вторгающееся со стороны. Археологическое прошлое стран к востоку от западноевразийских степей и к югу от Алтая, в сколько-либо широких чертах, нам неизвестно. Между тем именно здесь нужно искать родину кочевого быта. Существенно отметить, что здесь же, восточнее долгот западноевразийских степей и южнее широт Алтая, кочевой быт оказался наиболее устойчивым. Именно здесь удерживается, в современности, кочевой уклад казаков (б. киргизов), киргизов (б. каракиргизов), ойратов (б. калмыков), монголов. В широких чертах родина кочевого быта территориально совпадает с его последним убежищем. В этом можно видеть указание, что кочевой быт со свойственными ему передвижениями скотовода, в зависимости от наличия травы и воды, наилучше соответствует и наиболее полно отвечает природным условиям именно этих мест — областей к востоку от долгот западноевразийских степей и к югу от широт Алтая. Это — область сухих степей, в южной своей части нередко обозначаемых названием "пустыня". Калмыцкую, южнокиргизскую, монгольскую травянистую пустыню нужно отличать от абсолютной пустыни, подобной, напр., некоторым участкам закаспийских пустынь, средней Гоби или пустыням бассейна Тарима [264]. В абсолютной пустыне скотовод не может держаться. Именно этим обстоятельством определяется, напр., характер геополитической истории восточно-гуннской державы (т. е. гуннского государства в восточноевразийских степях). Это как бы история перебросок через пустыню. Шаньюй (гуннский царь) держится в степях и горных хребтах около Китайской стены. Если же оттуда вытеснен, то должен уходить к северу от пустыни. Промежуточные положения не практикуемы [265].

Только в самых приблизительных очертаниях может быть намечена первоначальная родина кочевого быта. В остальном нам остается только гадать, где, как и когда сложился этот столь определенно и ярко выраженный уклад. Вполне возможно, что он знаменовал собою отрыв от оседлости, знакомой и раннему и позднему каменному веку. Такой отрыв вполне может быть объяснен тем притяжением, который должны были оказывать на оседлого (у воды) скотовода травянистые водоразделы [266]. Какие условия подготовляли этот переход? Кому первому пришла мысль "все свое" положить на повозки, с тем чтобы отныне, в поисках травы и воды, стать независимым от оседлости? Кто бы он ни был, эта мысль стала одной из чреватых последствиями человеческих мыслей. Тем самым создался хозяйственный уклад, который доныне остается наиболее рациональным хозяйственным укладом на миллионах квадратных верст; создался уклад, в течение тысячелетий имевший огромные военные преимущества, сделавший историю кочевого мира одною из замечательных глав в истории военного дела. Военное значение кочевой стихии неотделимо от обуздания коня, осуществленного в кочевом мире. Обузданный конь (иногда десятки, сотни коней) лежит в кочевой могиле, будь то скифской, алтайской, или в позднейших "татарских курганах" [267]. Около покойника положено оружие как памятник его военного духа. При этом уже в древнейшем кочевом инвентаре (в западноевразийских степях и на Алтае) имеются железные предметы. Коренится ли употребление железа в культурной традиции первоначальных кочевников? Принесено ли ими из набегов на южные окраины Старого Света? Как бы ни обстояло дело, для тех мест России-Евразии, археологическое прошлое которых открыто нашему взору, наиболее характерно перекрытие бронзовой оседлой культуры культурой кочевой железной.