— Это верно, ваше превосходительство. Мы должны были потерять Тортугу. Боже всемогущий! Если бы только мы, англичане, были сильнее.
Дю Россе откинулся назад — маленькая яркая фигурка на фоне покрывала из Дамаска, постланного на его огромном блестящем кресле.
— Отлично. Но вы, англичане, не так сильны и поэтому мало что можете сделать в борьбе против проклятых испанцев. С другой стороны, мы, французы, сильнее, но не можем одни противостоять им. — Он выразительно махнул рукой. — Поэтому у нас, французов, и у вас, англичан, есть кое-что общее — ненависть к Испании и ко всему, чем она владеет.
Морган откинулся назад на стуле, оба Морриса изумленно воззрились на него, а он повернулся к губернатору.
— Хорошо, я сам скажу, о чем мы оба думаем.
— А, — плохие зубы дю Россе блеснули в усмешке, — так что, вы считаете, у нас общего?
Хотя Морган и смотрел на хозяина, но говорил он прежде всего для адмирала Мэнсфилда, опытного и удачливого пирата, которого настолько уважали в конфедерации, что доверили ему весь флот — почти шестьдесят кораблей разного тоннажа.
— Позвольте мне сказать так, — продолжал валлиец. — Поскольку ни Франция, ни Англия, ни Голландия, — последнее он добавил для Мэнсфилда, — не настолько сильны, чтобы бороться с Испанией собственными силами, то должно быть достигнуто нечто вроде соглашения, иначе мы все погибнем. Я прав?
— Да. Продолжайте, мингер Морган [45], — вмешался Мэнсфилд густым грубым голосом.
— Поскольку Испания является нашим смертельным врагом, то мы можем снарядить сильный флот и захватить ее главнейшие порты, уничтожить ее корабли и, — тут он повысил голос, — захватить такие сокровища, что сам дворец Эскуриал содрогнется от воплей Филиппа Четвертого и проклятий его мерзавцев министров!
— Да! Ты прав! Клянусь Богом, я с тобой! — воскликнул младший Моррис.
Мэнсфилд еще больше побагровел и на мгновение прикрыл опухшие глаза веками без ресниц.
— То, что ты предлагаешь, верно — верно и звучит хорошо. У берегового братства больше не будет такого понятия, как национальность. — Он повернулся к хозяину: — Да? Что вы думаете?
Дю Россе потер маленькие ручки и дал сигнал прислуге подавать пирожки, конфеты и фрукты, а потом заговорил:
— Хотя здесь, в Кайоне, я поднял флаг его христианского величества Людовика Четырнадцатого, — он поднял бокал и отпил глоток, — братья не должны считать Кайону французским, английским или голландским портом. Нет. Кайона станет столицей конфедерации берегового братства. Вы можете считать Тортугу своей базой, мой адмирал, своим домом.
Морган подумал про себя, но не высказал свои мысли вслух: «Значит, она не будет английской? Ну, может быть, сейчас, но потом мы еще посмотрим».
— Черт побери, — впервые вмешался в разговор Джек Моррис. — Это не понравится новому губернатору Ямайки.
Подзадориваемый недобрым чувством, Морган поднял руку и стукнул по столу:
— Капитан Моррис, как истинный пират, я полагаю, вам все равно, чьим командам, французского или голландского адмирала, подчиняться?
Уже почти совершенно пьяный, старший Моррис насупился и рявкнул в ответ с такой силой, что стул под ним треснул:
— Джек Моррис не подчиняется никому, ни человеку, ни Богу, ни черту! — Но какая-то мысль побудила его тут же добавить: — Конечно, месье губернатор, я все-таки лояльный брат!
Огорченный оборотом, который принимал ужин, дю Россе громко хлопнул в ладоши.
— Терпение, пожалуйста, месье. Сейчас я предлагаю вашему вниманию настоящий деликатес, очищенные груши, вымоченные в вине, которое производят в нашей прекрасной провинции Шампани. Филиберт! — Он поднял украшенный кольцами палец. — Хватит на сегодня серьезных разговоров. — Губернатор изо всех сил старался быть веселым. — Давайте веселиться! Мы должны поприветствовать вновь прибывшего капитана.
— Ура храбрецу Моргану! — Младший Моррис слегка взмахнул рюмкой и забрызгал шелк рубашки и льняную скатерть. — Как ни крути, а славную шутку ты сыграл в Порто-Лагартосе — отправить своих людей на берег в пустых бочках, — чертовски остроумно. Правда, па?
— Да, Гарри Морган хитрее лисицы. Лопни мои глаза!
— Вином хорошо запить ужин, но после ужина оно уже слабовато, — ухмыльнулся Морган в лицо дю Россе. — Несите нам что-нибудь покрепче, а я спою вам песню, губернатор, которую, клянусь, вы узнаете.
Морган откинулся назад, протянул ноги на стол, сорвал парик, швырнул его в вазу с фруктами и затянул «La Ronde du Rosier». [46]
Постепенно красивый, богатый оттенками голос валлийца зазвучал во всю мощь, и служанка, которая уже сидела на коленях у Джека Морриса, открыла рот и даже перестала хихикать и отбиваться от лап старого бандита.
К концу последнего куплета Морган не отрывал глаз от приоткрывшейся двери, обтянутой зеленой кожей и расположенной слева от той, в которую вошли дю Россе и его гости. Дверь открылась ровно настолько, чтобы певец смог заметить мелькнувшие темно-рыжие волосы, живой глаз и край алых губ.
У него возникло сильнейшее желание вскочить и вытащить на свет красотку, притаившуюся за дверью, но он не решился, потому что второй раз за один вечер рисковать вызвать нерасположение губернатора — это было слишком. Кроме того, дверь закрылась так же бесшумно, как и открылась. «Черт! Кто это?» — размышлял он, заканчивая припев.
Как будто вспомнив о пустячном деле, Морган спросил Морриса через стол:
— Я уже давно не слышал о том, как дела на Ямайке после восстановления на троне нашего благородного короля. Вы можете мне что-нибудь рассказать?
— Ну, милорд Виндзор сменил Д'Ойли на посту губернатора. А до Виндзора был еще один губернатор, сэр Чарльз Литтлтон — благослови Господи его душу, — который оказался, — Моррис подмигнул в сторону дю Россе, — нашим большим другом. Он симпатизировал капитанам конфедерации, и понимал их, и подписывал братьям любые комиссии, не задавая лишних вопросов и не требуя жутких процентов.
Шевалье попытался, но не слишком удачно, сделать вид, что он не заметил выпад в свой адрес, заключавшийся в признании того, что губернатор Ямайки удачнее торгует лицензиями для пиратов.
— Значит, власть короля установилась прочно и надолго?
— Да. Его милостивое величество король Карл Второй сидит на своем троне прочнее всех других монархов.
— Слава Богу! — Все были удивлены тем порывом, с каким Морган это воскликнул. — Скажите, а что же случилось с теми государственными офицерами, которые служили на Ямайке?
— Ну, когда я был там прошлой осенью, им была дарована амнистия и они дружненько, словно стадо овец, перешли на сторону короля. Господи, Гарри! Ты должен зайти в Порт-Ройял. По сравнению с этим местом Тортуга не стоит и ломаного гроша. Да, месье Россе?
Никто из присутствующих не заметил, как губернатор бесшумно исчез за зеленой дверью, за которой Морган заметил прядь таинственных рыжих волос.
Бернар Дешамп, шевалье дю Россе, был на редкость разгневан, хотя мало кто мог бы поверить в это. Бушевал он в своем кабинете.
— Будь проклято женское любопытство! — шипел он по-французски. — Как ты посмела ослушаться меня? Если ты испортила мой план, клянусь Богом, я велю Филиберту искрошить тебя на мелкие кусочки! Как тебе это понравится?
Рыжеволосая девушка в голубом платье, небрежно облокотившаяся на окно, выглядела очень эффектно. Она сложила веер и протянула:
— Наверное, так же, mon cher, как вам понравилось бы шесть дюймов клинка в сердце! Еще раз спрашиваю: что вы хотите от меня?
Шевалье сердито потер лоб.
— Знаешь, Карлотта, ты самая беспокойная покупка из всех, что я приобрел. И почему только я не отхлестал тебя бичом еще давно, не понимаю.
Рабыня была так мала ростом, что трудно было поверить, что это уже взрослая женщина. Она тихо засмеялась и, двигаясь неслышными, гибкими движениями, проскользнула к губернатору и ущипнула его за подбородок. — Бедный Бернар! Я тебя раздражаю просто потому, что не позволяю тебе заниматься любовью со мной иначе, чем силой, а это, по твоему мнению, пошло, ведь ты человек со вкусом, да? Я тебе принадлежу — и в то же время нет. Мне и правда тебя жаль! Такая неблагодарность за драгоценности и костюмы, да к тому же ты заплатил три тысячи золотом Брэсу де Феру за мои прелести.