Кашляя и хватаясь за горло, Джекмен спасовал перед ненавистью, светящейся в его больших темных глазах.

— Делай что хочешь, ради Бога! — простонал он. — Я просто хотел убедить тебя выйти в море, но это не значит, что нужно было душить меня.

— Прости, Энох, и вот моя рука. У тебя слишком острый язычок, но мы еще выйдем в море, — заговорил Морган, вновь усаживаясь в гамаке, — когда у нас появится противник и когда мы сможем получить каперские комиссии против донов. Но если хочешь, отправляйся один и попытай удачи; в конце концов, «Вольный дар» — это твое судно, и ты заслужил право командовать им!

Немного смягченный, Джекмен уселся и медленно потер покрасневшую шею.

— Ты все еще не хочешь сказать, что ты задумал, Гарри?

— Когда настанет время, я скажу и обещаю, что тебе понравится мой план.

Крепкие белые зубы Моргана блеснули на обожженном солнцем лице.

— Это дело нельзя будет назвать скромным или незначительным — обещаю тебе! — Нагнувшись, пират достал кокосовую трещотку и несколько раз тряхнул ее.

— Мне не по душе отплывать без тебя, Гарри.

— Черт! Ты и раньше плавал один и неплохо справлялся.

— Ха! Тигрица, ты что-то рано сегодня! — позвал он, когда из одноэтажного дома с черепичной крышей показалась тоненькая, легкая фигурка, которую экипаж Моргана уже ненавидел за ту паутину, которой она, казалось, оплела их капитана. Джекмен поджал губы, глядя на Карлотту, которой пришла в голову блажь одеться мальчиком, выставив напоказ стройные, длинные ноги прекрасной формы. Она часто так одевалась.

Карлотта вошла в тень навеса, сшитого из старого паруса, и воткнула в волосы душистый цветок.

— Здравствуй, Энох, как дела на борту?

— Сносно, больше мне нечего сказать.

Морган улыбнулся ей и бросил взгляд на длинную полосу утоптанного песка, которая вела от пляжа Кайоны сквозь редкие заросли высохшей травы к его удаленному от других дому. Там виднелась знакомая картина. Трое его людей толкали вперед пленника, который шел спотыкаясь, потому что руки у него были связаны за спиной.

— Отправляйся на корабль, Энох, — процедил он, мигая от слепящего света солнца, отражавшегося в песке. — Скажи Денту, что я разрешил тебе опустошить трюм «Золотого будущего» и взять столько пороха, сколько тебе надо.

Он протянул руку.

— Да, и вот информация только для тебя — ты найдешь Мэнсфилда на Коровьем острове и хорошо сделаешь, если присоединишься к нему. Удачи, и если ты случайно примешь дона за голландца, убедись, чтобы никого не осталось в живых из тех, кто мог бы рассказать о твоей ошибке.

В глубине голубых глаз тощего уроженца Новой Англии мелькнула злая усмешка, и он резко рассмеялся.

— Можешь повесить меня, если я пропущу хоть одну из проклятых папистских собак.

У Моргана мелькнула мысль: «Энох действительно немного не в себе, хорошо, если ненависть не помешает ему видеть то, что есть на самом деле».

Джекмен немного смущенно замешкался около гамака.

— Пожалуйста, Гарри, выходи с нами в море. Все знают, что тебе везет.

— Ты славный, преданный пес. — В голосе Моргана прозвучала признательность. — Я знаю, что делаю. Помни, я хочу, чтобы ты встретился со мной в Порт-Ройяле в конце апреля…

— Порт-Ройял? Ты сказал — Порт-Ройял?

— Да. Я собираюсь заглянуть туда на разведку, но не хочу, чтобы об этом говорили в Кайоне.

Спустя мгновение высокая фигура Джекмена, одетая в белое и голубое, медленно зашагала по белесому песку, от которого поднимались струи раскаленного воздуха. Скоро он поравнялся с маленькой группой, которая двигалась по пляжу Кайоны.

Карлотта, которая хлопотливо раскладывала бумагу и перья на крышке бочки, неожиданно вскочила, словно белка, прыгнула прямо на Моргана, удобно устроилась в гамаке и покрыла его лицо несчетными поцелуями.

— Черт, девочка, — охнул он. — Ты что, хочешь задавить меня?

— О Гарри, Гарри! Я так рада, что ты отказался от своих планов.

Изящные прохладные белые руки обхватили Моргана за шею, и Карлотта спрятала лицо у него на груди и нежно подула ему прямо в ямку у основания шеи, хихикая и издавая радостные возгласы.

— О Гарри, я рада, что ты не поехал с Энохом, -прошептала она, а потом сделала быстрое движение, словно резвящийся щенок, куснула его за ухо и вцепилась зубами в золотую серьгу, которую он обычно носил.

— Отстань, бесстыжая девчонка. — Он засмеялся и поднялся так резко, что она свалилась на песок.

Он стоял и смотрел, как приближается пленник в сопровождении Генри Кота и компании ирландских флибустьеров, недавно вернувшихся после набега на Нью-Провиденс. Из-за жары все они были наполовину раздеты.

— Привет, Гарри, вот еще один кандидат для твоих расспросов, — приветствовал его Кот и, сняв белую соломенную шляпу с необыкновенно широкими полями, швырнул ее в тень навеса. — Morbleu! Ну и жара! Клянусь, чистилище по сравнению с этим проклятым островом покажется просто прохладным оазисом. — Он развернулся и подтащил пленника, босого, с обгоревшими на солнце плечами. Тот, дрожа, остановился в тени. — На колени, собака! На колени!

— Ай-я! — завизжал испанец, когда Кот так резко дернул ремень, что на песок упало несколько капель крови. Он неловко распростерся у ног валлийца.

Морган со злым интересом наблюдал за ним.

— И кем он был раньше?

— Лейтенантом одного из гарнизонов в Гранаде, — ответил Кот. — Мак захватил его в береговой охране.

Морган все еще плохо говорил по-испански, поэтому он повернулся к гамаку.

— Карлотта, любовь моя, пожалуйста, спроси этого висельника, действительно ли он из Гранады.

Нос и подбородок Карлотты показались над краем гамака. Она совершенно равнодушно взглянула на грязного, мокрого пленника.

— Эй ты, помесь суки с хряком, можешь подняться.

Испанец прохрипел:

— Воды! Воды, ради милосердного Бога!

— Аякс! — рявкнул Морган. — Принеси кувшин воды. — Он уселся в кресло, умело выпиленное из старой винной бочки. — Вылезай оттуда, тигрица, и помоги мне, — приказал он. Карлотта спрыгнула на землю, — Предупреди этого испанского подонка, что его первая ложь окажется последней. Спроси его, был ли он когда-нибудь в Вила-де-Моса, Трухильо или Гранаде.

Кот изумленно взглянул на него.

— А зачем тебе Трухильо?

— Это мое дело, и черт побери тебя с твоим проклятым любопытством! Как по-вашему, ребята, этому парню можно верить?

— Да, сэр, — ответил один из ирландцев. — Он говорил одно и то же, даже когда мы приложили к его вонючим ногам каленое железо.

Морган уселся перед крышкой бочонка и приготовился писать.

— Начинай, золотко. Мне нужно подробное описание каждого дома, склада и учреждения в этих трех городах.

Морган внимательно следил за Карлоттой, которая задавала вопросы на грубом испанском и переводила. Морган, поклявшись улучшить свои познания в испанском, записывал ее перевод так быстро, как только мог.

Спустя час пленника оставили последние силы, и он свалился в обморок на горячий песок.

— Скажи ему, — велел Морган, когда несчастный пришел в себя, — что я покупаю его у Мишеля. Скажи ему, что если он будет служить мне верой и правдой, то получит свободу через год. Между прочим, как этот пес себя назвал?

— Пабло Васконселос, — прохрипел пленник. — Благородный капитан, я обещаю верно служить вам, клянусь.

И Васконселос бистро потупил взор.

К весне 1665 года руки Моргана стали мягкими, с них совсем сошли мозоли, но в его личном кабинете, закрытом для всех, накопилась груда бумаг и документов.

Постепенно он купил, скопировал или украл карты, на которых было изображено все Карибское море. Он особенно ценил несколько превосходных французских карт Либо, а еще больше — выгравированные в Голландии карты Антона Ротгевена. Хотя Карлотта не умела ни читать, ни писать, как и все благородные девушки-испанки, но она проявила чрезвычайные способности к составлению аккуратных и подробных карт по описаниям бывшего штурмана и морского офицера Пабло Васконселоса.