Никого в секции Юрик не знал, однако твердо надеялся, что нас не погонят. И мы поехали на электричке.

— Федотыч нам прогул не простит, — злорадно шепнул я Королю, услышав, что объявили Узловую..

— Уважительная причина, — с досадой на мою интонацию сказал Король.

— Уважительных причин бывает только две: болезнь или смерть, как говорит наш физик в школе, усмехнулся я.

— Мы к Федотычу не нанимались, — заявил Король.

— А я думал, нанимались, раз он нам платит.

На этот весомый аргумент Король не нашелся, что сказать.

Когда объявили новую станцию, Юрик неожиданно вспомнил про Москву.

— Во время олимпиады каждую станцию в метро объявляли дважды: на русском и на английском. И самое смешное, что по-английски так же, как по-русски, только с акцентом: «Пиарк культьюры», — вытянув губы трубочкой, произнес он. — «Льэрмонтовскайа», «Виодный стадъэон»!..

Мы расхохотались.

— Вы понимайт, чтьо йа скаузал? — спросил он нас.

— Ми фас понимайт, — сквозь общий смех напыщенно ответил Сашка. Йа боуваль ф Маузкфе и жиль окьолё мюотро «Реичной фоксаль».

— Сашка, ты гений, — захлопала в ладоши Нина. — У тебя огромные способности к английскому языку. А как же называлась станция «Юго-Западная», где мой дядя живет? — обернулась она к Юрику.

Он опять сложил губы трубочкой:

— Майн зе доорс, нэкст стоп — двери закрываются, следующая остановка… перевел он, — «Йуго Съападнайа»!

— Ой, умру, — чуть не каталась по лавке Клава. — Уморили. Ха-ха-ха!

— Это не я уморил, — вытер слезы Юрик, — а дикторы в метро.

Посыпались всякие анекдоты и были, дорога пролетела быстро.

Мы вышли на привокзальную площадь и двинулись по улице Мира к Дому офицеров.

С волнением узнавал я памятные места, словно блудный сын, вернувшийся на родину. Петровский сквер с памятником Петру I, почему-то указывающему чугунной рукой на небоскреб Управления железной дороги, а не на реку (теперь там широко раскинулось водохранилище), где он строил свой флот.

Очевидно, такие же чувства привязанности к городу, в котором прожил столько лет, обуревали и Короля. Он все время толкал меня локтем:

— Гляди, гляди, все большие тополя спилили и посадили маленькие каштаны.

— Университет! — воскликнула Нина, увидев вывеску на фронтоне красного кирпичного дома.

— Старое здание, — снисходительно сказали ей мы с Королем. А новое построили на месте Митрофановского монастыря.

В этот момент я любил Короля точно так же, как после первого знакомства с ним. Впрочем, я наверняка не переставал его любить, иначе зачем бы я за него боролся?..

Нас с ним радовало все новое: низкие светильники, поставленные на подстриженных газонах, плитки тротуаров и старые знакомые: памятник Победы с вечным огнем у подножия, мемориальная доска Кольцову на здании Строительно-монтажного техникума…

А помнишь?..», «А помнишь?..» — перебивали мы с Королем друг друга.

Я, как сейчас, вспомнил: когда открыли эту мемориальную доску Кольцову у входа в техникум — бывшую духовную семинарию, — взволнованная событием девушка сказала на митинге в микрофон: «Мы все рады, что в нашем монтажном техникуме учился великий поэт Кольцов!»

В секции нашу группу встретили дружелюбно и сказали, что мы пришли слишком рано: тренировка дзюдоистов начнется через два часа.

Все, кроме Короля и меня, отправились в кинотеатр «Пролетарий» на новый фильм «Пять вечеров». Мы же решили побродить по городу, пообещав Юрику не опаздывать.

Сначала я повел Короля в мой двор, на угол Энгельса и Комиссаржевской. Во дворе по-прежнему стояло множество сараев, в ногу с веком превращенных в гаражи. Я даже встретил знакомого пацана, не из друзей. Он проехал мимо на велосипеде, крикнув:

— Что-то тебя уже месяц, наверное, не видно!

А ведь я здесь уже год не жил.

Я показал Королю свои прежние окна на третьем этаже, и мы направились на Студенческую, где раньше обитал Король, и полюбовались на его окна. Он потащил меня к своему другу, но никого дома не оказалось. Мы бродили по городу, вспоминая разные разности, и чуть не опоздали в Дом офицеров, Наши уже волновались за нас.

После двухчасовой тренировки настоящих дзюдоистов, которую мы наблюдали с балкончика в спортивном зале, мы возвращались в наш городок притихшие и подавленные. Нам до них далеко. Как работают! Нет, как работают!

Даже сам Юрик расстроился, глядя, как мы расстроились.

— Обормоты вы этакие, — ругал он нас, утешая. Они уже больше года занимаются. Им же по восемнадцать-двадцать лет. Лучше представьте, какими вы в этом возрасте будете.

Действительно, что унывать? Нам всего по четырнадцать. Как же мы об этом забыли? Все впереди.

— Но ничего, ведь все впереди, лишь бы болтался хвост позади! — громко продекламировал я Киплинга. У меня есть довоенное издание «Маугли», и там перед каждой главой замечательные стихи. Это строки из песни обезьян «Бандар- Лога».

И я продолжил:

— Мчимся мы цепью, отваги полны, в свете завистливом бледной луны. Правда, завидны вам наши прыжки? Правда б, хотелось вам лишней руки? Но ничего, ведь все впереди, лишь бы болтался хвост позади!

Словно о нас и о дзюдо написано: про «лишнюю руку» и про эти «прыжки».

Все приободрились, повеселели, начались новые стихи и всякие байки, и мы не заметили, как вернулись домой.

Пусть здесь и дома пониже, и асфальт, так сказать, пожиже, но мы-то прежние. Мы дышим, живем, растем, и впереди у нас запас прочности на много-много лет. А что жить мы будем вечно — в этом никто — не сомневался. Даже давно уже взрослый Юрик!

Перед началом тренировки — Юрик еще не пришел — Король разглагольствовал:

— Все олимпиады бесполезны, потому и прекрасны. А праздник оттого и праздником называется, что люди не работают, а отдыхают. Будни — работа, праздник — отдых. Так и олимпиада — отдых и развлечение.

— Только не для спортсменов, — сказал я.

— Ну, для спортсменов тоже праздник. Они четыре года его ждали, работали, словно слоны. Теперь надо показать, чего ты достиг, выложиться до конца — и отмучился. Я же говорю, практической пользы никакой! Все эти результаты: на долю секунды быстрее, чем раньше, на сантиметр выше, на полкилограмма больше — ничего человечеству на дают. Сами рекорды пошли на крохотные частицы измерений. Если бы не было электроники, в иных случаях трудно даже узнать бы кто победил. В будущем единицей измерения вполне может стать миллионная доля секунды и миллиграмма. Спорт достиг своего потолка. Многие рекорды устанавливаются за счет совершенствования спортивных снарядов и снаряжения: супервелосипеды, суперобувь, фибергласовые шесты, все большая обтекаемость яхт, синтетические паруса, спортановые покрытия беговых дорожек, микроклимат в залах…

— Чего ж ты тогда спортом занимаешься, если он бесполезен/ — прервала его Нина.

Чтобы развиться физически, а не для рекордов.

— В чем-то ты, может, и прав, — сказала Клава. — Только ты главное забыл: все чемпионаты Европы, мира, а уж олимпиады в особенности, сближают людей разных стран.

— Открыла! — удивился Король. — В газете прочитала? А я о чем? Я с самого начала сказал, что олимпиада — праздник. I де ж людям сближаться, как не на празднике? Не на работе же. Люди разных стран в одном цеху или учреждении работать пока не могут.

— А СЭВ, ООН, ЮНЕСКО? — поддел его Славка.

Он бы ответил с присущим ему блеском, повергнув в прах своих докучливых оппонентов, да помешали срочные текущие дела. сказал Король, увидев входящего в зал Юрика

И я невольно подумал: ведь я ему, Витьке, подражаю во всем, даже в манере разговаривать. Вот откуда взялись у меня всякие клоунские штучки-дрючки, замысловатые рассуждения от третьего лица. У меня вообще развита подражательность.

Кому я только в жизни не подражал! Литературным и киногероям, друзьям-товарищам, папе с мамой и покойной бабушке, к месту и не к месту ссылаясь на них.