В этом и заключалось могущество Кенсидана. Вокруг него все стояли на зыбучем песке, а он твердо упирался в скалу.

— Так, значит, это Дюдермонт? — спросил Сульджак, стараясь хоть отчасти разгадать хитросплетение замыслов молодого человека, но тотчас покачал головой, признав невероятность подобного предположения.

— Капитан «Морской феи» — настоящий герой своего народа, — сказал Кенсидан. — Возможно, даже единственный герой для жителей Лускана, чьи голоса не слышны в чертогах власти.

Сульджак невесело ухмыльнулся и мысленно напомнил себе, что эта фраза, хоть и могла показаться оскорбительной, в равной мере задевала и отца Кенсидана.

— Дюдермонт в принципе не способен на интриги, а именно в них заключен наш шанс, — объяснил Кенсидан. — Но его тоже никак нельзя отнести к поклонникам Гильдии.

— Лучшая война — это война чужими руками, как мне кажется, — заметил Сульджак.

— Нет, — поправил его Кенсидан. — Лучшая война — это война чужими руками, когда никто не догадывается, что за силы стоят за ними.

Сульджак усмехнулся, не собираясь на это возражать. Но улыбка быстро погасла при мысли о необходимости сотрудничать с Кенсиданом по прозвищу Ворон. Этот человек — его партнер, его союзник… которому он не мог доверять.

Человек, с которым он не может и никогда не сможет расстаться.

***

— Значит, Сульджак знает достаточно, но не слишком много? — спросил Ретнор, когда чуть позже Кенсидан пришел к отцу.

Прежде чем кивнуть в знак согласия, Кенсидан некоторое время вглядывался в лицо отца. За последние дни Ретнор сильно постарел, бледная кожа обвисла под глазами и на щеках, так что под скулами образовались болтающиеся складки. Он сильно похудел за прошедший год, и его кожа, задубевшая в многолетних плаваниях, давно утратила свою эластичность. Его спина уже не сгибалась, и старик, напряженно выпрямившись, передвигался на прямых ногах. А когда он говорил, казалось, что рот завязан полоской ткани, настолько тихой и неразборчивой стала его речь.

— Достаточно много, чтобы броситься на меня с мечом, — ответил Кенсидан. — Но он этого не сделает.

— Ты доверяешь ему?

Кенсидан кивнул:

— И он, и я, мы оба хотим одного. Вернее, не хотим служить под началом Арклема Грита.

— Как служил я, хочешь сказать, — заметил Ретнор, но Кенсидан отрицательно тряхнул головой, даже не дожидаясь, пока отец договорит.

— Ты возвел крепкий фундамент, на котором я лишь продолжаю строительство, — сказал он. — Без твоих достижений я бы никогда не решился воспротивиться власти Грита.

— И Сульджак одобряет этот шаг?

— Как голодный человек, завидевший вдали уставленный яствами стол. Он хочет занять место за этим столом. Но никто не сядет за трапезу без остальных союзников.

— Тогда смотри за ним в оба.

— Обязательно.

Ретнор со свистом рассмеялся.

— Кроме того, Сульджак не настолько умен, чтобы я не сумел предугадать его действия в случае предательства, — добавил Кенсидан, и смех Ретнора сменился сердитым взглядом. — Если за кем и надо смотреть, так это за Куртом, а не за Сульджаком, — продолжал Кенсидан.

Старик несколько мгновений обдумывал его слова, затем согласно кивнул. Верховный Капитан Курт, обосновавшийся на Охранном острове, в непосредственной близости от Главной Башни, был, возможно, самым могущественным из всех пятерых капитанов, и единственным, кто мог бы выстоять в единоборстве против сил Ретнора. Кроме того, Курт был умен, тогда как Сульджак, был вынужден признать Ретнор, чаще всего нуждался в умелом руководстве.

— Твой брат в Мирабаре? — спросил Ретнор.

— Да, — кивнул Кенсидан, — Судьба была к нам милостива.

— Нет, — поправил его Ретнор. — Это Арклем Грит допустил ошибку. В осуществлении его планов проникновения и захвата власти хозяйки как Северной, так и Южной Башен преследуют свои собственные интересы, но интересы эти диаметрально противоположны. Арклем Грит слишком горд и самонадеян, чтобы заметить, насколько небезопасна его позиция. Я сомневаюсь, чтобы он понимал, как сильно разгневана Арабет Раурим.

— Она сейчас на борту «Тройной удачи», ищет «Морскую фею».

— А лорд Брамблеберри в Глубоководье ожидает приезда Дюдермонта, — одобрительно добавил Ретнор.

Бесстрастное лицо Кенсидана Ворона дрогнуло от редкой усмешки. Но он быстро прогнал ее, напомнив себе о том, как опасна может быть гордыня. Хотя Кенсидану было чем гордиться. Он жонглировал множеством шариков и безошибочно определял орбиту каждого в отдельности. На востоке он на пару шагов опережал Арклема Грита, а на юге заручился поддержкой ни о чем не подозревающих союзников. Немалые вложения — увесистые кошельки с золотом — были размещены надежно.

— Гильдия Чародеев должно потерпеть поражение на востоке, — сказал Ретнор.

— И с наибольшими потерями, — согласился Кенсидан.

— Но остерегайся сверхмага Темной Мантии, — предупредил его старый капитан, вспомнив о лунной эльфийке Валиндре, хозяйке Северной Башни. — Если план Грита по захвату Серебряных Земель сорвется, она придет в ярость. Она давно жаждет прибрать их к рукам.

— Но обвинит в этом сверхмага Арабет Раурим из Южной Башни, дочь маркграфа Эластула. Ведь это она ослабила могучую хватку Арклема Грита.

Ретнор хотел что-то сказать, но передумал. Его мальчик и сам все понимает.

Он ничего не упустил.

— Гильдия Чародеев должна потерпеть поражение на востоке, — повторил он, смакуя желанные слова.

— Я тебя не подведу, — пообещал Ворон.

Миллионы, миллионы перемен — бесчисленные перемены! — каждый день, каждое мгновение дня. Такова природа вещей в этом мире, каждый поворот на перекрестке, каждая капля дождя несет в себе одновременно разрушение и созидание, каждая охота хищника, каждая съеденная им жертва хоть немного, но изменяет настоящий мир.

На высшем уровне эти перемены редко кто замечает, но это множество деталей, составляющих общую картину, никогда не остается постоянным, как не остается неизменным и наш взгляд на вещи.

Мои друзья и я не самые типичные представители народа Фаэруна. Мы обошли полмира, а я странствовал не только по поверхности, но исследовал и его глубины. Большинство людей редко видят дальше окрестностей своего города, а зачастую даже не знают отдаленных районов того поселения, в котором они родились. Их удел — небольшое и знакомое с детства пространство, безопасное и привычное существование, ограниченное церковным приходом и кружком закадычных друзей.

Я не смог бы так жить. Скука давит со всех сторон непроницаемыми стенами, а незначительные перемены ежедневного уклада не в состоянии пробить достаточно большие окна в этом непрозрачном барьере.

Из всех моих друзей, как мне кажется, только Реджис способен выдержать такую жизнь, если только у него будут достаточно вкусной еды и возможность иногда общаться с пришельцами из внешнего мира. Меня всегда удивляла способность хафлинга подолгу лежать на одном и том же берегу одного и того же озера с привязанной к ноге леской, на которой давно нет наживки

Вульфгар, неужели он вернулся к такому же существованию? Неужели он ограничил свой мир, закрывшись от жестокой реальности? С его душевными ранами такое вполне возможно, но вот для Кэтти-бри неизменная рутина абсолютно неприемлема. В этом я твердо уверен. Жажда приключений так же прочно укоренилась в ее душе, как и в моей, и она толкает нас к новым странствиям — иногда ведет нас разными дорогами, но мы оба уверены в нашей взаимной любви и всегда надеемся на воссоединение.

Бренор, как я с каждым днем убеждаюсь, борется со скукой при помощи ругательств и непрерывного ворчания. Он король Мифрил Халла, и в его руках сосредоточены неисчислимые богатства. Верные слуги и союзники готовы исполнить любое его желание. Он не слагает с себя ответственности, доставшейся по наследству, и прекрасно правит своим народом, но эта обязанность раздражает и сердит его, словно он устал сидеть на троне. Он всегда находил и еще не раз найдет возможность покинуть Мифрил Халл ради какой-нибудь миссии, и чем опаснее она будет, тем лучше.