Первые атаки франкам не удались. Они нащупали дорогу через пески и кинулись на штурм главных ворот, но были отброшены. На следующий день они уже атаковали нашу часть стены и получили достойный отпор. Однако на этот раз они не успели убраться до начала прилива, и большая часть их отряда была отрезана от берега. Одни пытались спастись вплавь и утонули, а другие, прижимаясь к стенам крепости, старались пройти по оставшейся узкой полоске песка. И здесь их настигли и всех до одного перебили копьеносцы Блайддига, вождя, который привел меня в Беноик. Теперь он был поставлен начальником над воинами-ветеранами. Вылазка Блайддига считалась прямым нарушением приказа Ланселота, запрещавшего выход за городскую стену, но убитых франков было так много, что Ланселот сделал вид, будто сам послал Блайддига, а позже, после гибели Блайддига, и вовсе присвоил себе этот подвиг. Fili немедленно сочинили песню о том, как Ланселот запрудил бухту мертвыми телами франков, хотя на самом деле он в тот момент отсиживался во дворце. А тела франкских воинов еще долго после этого плескались вокруг острова, и на эту падаль слетались тучи морских чаек.
Поняв, что с ходу крепость не взять, франки принялись строить хорошую насыпную дорогу. Они срубили сотни деревьев и уложили их в песок, затем придавили ряды бревен камнями, принесенными на берег рабами. Приливы в широкой бухте Инис Требса были бурными и стремительными, и новая насыпная дорога размывалась, во время отлива вода уносила бревна. Но франки каждый раз заделывали промоины в дороге новыми бревнами и грудами камней. У них были тысячи рабов, и никто не ценил жизнь этих несчастных, которые надрывались, тонули и умирали при постройке дороги. Насыпная дорога становилась все длиннее, а запасы пищи в нашей крепости уменьшались. Несколько оставшихся у нас лодок использовались для ловли рыбы, другие возили зерно из Броселианда. Франки спустили на воду свои судна, и после того, как две наши рыбацкие лодки были захвачены врагом, а их команды перебиты, остальные моряки наотрез отказались выходить в море. Поэты и придворные, засевшие во дворце на вершине холма и расхаживавшие с новенькими копьями, имели всего вдоволь, опустошая неисчерпаемые запасы королевских складов, а мы, воины, соскребали ракушки со скал, ели мидий, выковыривая этих моллюсков из острых как бритва створок, даже тушили крыс, которых ловили в амбарах, набитых несъедобными шкурами, солью и бочками с гвоздями. Нет, мы не умирали с голоду, мы навострились плести из ивовых прутьев ловушки, опускали их со скал в воду, и почти всегда там оказывалось несколько рыбешек. Правда, пользуясь приливами, франки посылали специальные летучие отряды, которые постоянно разрушали с таким трудом сделанные ловушки.
Лодки франков так и кружили вокруг стен, где бухта была достаточно мелководной, и развлекались, протыкая кольями наши ивовые ловушки. Одна такая лодка наскочила намель и застряла примерно в четверти мили от острова. Кулух приказал захватить ее. Нас было человек тридцать. Выбравшись наружу по спущенной со стены старой рыбацкой сети, мы быстро добрались до франкского суденышка. Все двенадцать человек из их команды тут же разбежались. В лодке оказались две бочки соленой рыбы и два черствых каравая хлеба, все это мы с торжеством притащили к своим. А когда наступил прилив, мы пригнали к стенам крепости и лодку Ланселот, узнав о нашем своеволии, снова никак не показал неудовольствия, зато королева Элейна прислала строгую записку, требуя отчета о доставшейся нам добыче. Мы отправили немного сушеной рыбы на холм, но наш дар был истолкован как оскорбление. Ланселот заявил, что мы пируем, когда Инис Требс голодает. Возмущенный, я отправился ко дворцу, чтобы потребовать извинений. Я тщетно вызывал Ланселота, который укрылся со своими поэтами за запертой дверью. Плюнув, я вернулся назад.
Галахад, несмотря на наше отчаянное положение, просто светился от счастья. И все оттого, что с ним теперь была Леанор, арфистка, которую я впервые увидел два года назад и в тяге к которой мне признался Галахад. Это была та самая изнасилованная Ланселотом девушка. Они с Галахадом ютились в углу склада. С каждым из нас жили женщины. Все мы понимали безнадежность своего положения, тяготились этим и потому в ожидании неминуемой смерти спешили взять от жизни все, что могли. Женщины наравне с нами стояли в карауле, зашвыривали камнями франков, когда те пытались разрушить наши жалкие ловушки для рыб. У нас давно остались лишь те копья, что мы принесли с собой в Беноик и берегли для последней, главной битвы. Наши лучники не имели даже стрел и довольствовались залетавшими к нам метательными снарядами и дротиками франков, но, по мере того как насыпная дорога приближалась к стенам города и франки могли стрелять почти беспрестанно, запас вражеских стрел увеличивался. У самого края своей дороги франки устроили передвижную защитную стену, и их лучники не давали теперь высунуться защитникам главных ворот. Дорога дошла уже до постоянно сухой отмели, и мы со дня на день ожидали штурма.
Было начало лета. Полнолуние увеличивало силу приливов, и большую часть времени насыпная дорога франков оставалась под водой, но отливы обнажали обширную песчаную равнину, окружавшую Инис Требс, и франки беспрепятственно подходили под самые стены. Их барабаны теперь звучали беспрестанно, а уши наши были забиты угрозами и руганью обнаглевших врагов. Однажды они устроили прямо на виду у нас безобразную оргию. На берегу разожгли большие костры, пригнали к насыпной дороге целую колонну рабов и одного за другим всех пленников обезглавили. Рабы были бриттами, у некоторых в Инис Требсе оставались родственники, наблюдавшие за этим варварством с городских стен. Горевшие жаждой мщения, они рвались за пределы города в тщетной надежде освободить несчастных женщин и детей, франки ожидали нападения и выстроили неприступный заслон из щитов, но люди Инис Требса, обезумевшие от гнева, кинулись в атаку. Среди них был и Блайддиг. Он погиб, сраженный франкским копьем. Мы, думнонийцы, наблюдали, как горстка оставшихся в живых мчалась под защиту городских стен. А что нам оставалось делать? Добавить свои тела к горе мертвецов? С трупа Блайддига содрали кожу, выпотрошили его и насадили на кол, воткнутый у края насыпной дороги, и мы вынуждены были смотреть на этот ужас до начала прилива. Но и на следующее утро, когда вода отхлынула, мы снова увидели просоленные морем останки несчастного Блайддига, разрываемые жадными чайками.
— Мы должны были пойти вместе с Блайддигом, — с досадой сказал Галахад.
— Нет.
— Лучше умереть как мужчина, сражаясь щитом к щиту, чем умирать с голоду.
— У тебя еще будет возможность ринуться на стену щитов, — пообещал я ему.
Но пока я занимался укреплением наших позиций. Мы завалили ведущие к нашей части стены дороги на тот случай, если франки ворвутся в город. Таким образом мы могли бы удерживать их до тех пор, пока всех наших женщин и детей уведут по вьющейся между каменными уступами узкого ущелья тропинке к спрятанному на северо-западной стороне острова кораблю. Мы навалили на днище судна камни, и оно дважды в день во время прилива скрывалось под водой, благодаря чему приливная волна не могла разбить его о прибрежные скалы. Я предвидел, что франки атакуют в момент отлива, и потому велел двоим нашим раненым бойцам быть наготове и, как только начнется сражение, спуститься к кораблю и освободить его от камней. Утлое суденышко было нашей последней надеждой.
На помощь нам не приплыл ни один корабль. Как-то утром на горизонте вспыхнул белый парус, и по городу разнесся слух, что плывет сам Артур, но парус удалялся и совсем скрылся в сизой дымке. Мы были предоставлены сами себе. По ночам мы тихо пели и рассказывали друг другу всяческие истории, а днем с тревогой наблюдали, как скапливаются на берегу военные отряды франков.
Атака началась днем на отливе. Они валили огромной толпой, в кожаных доспехах, железных шлемах, с высоко поднятыми деревянными щитами. Насыпная дорога кончалась почти под самой стеной. Франки пересекли небольшую песчаную косу и оказались перед главными воротами. Впереди нападающие несли огромное таранное бревно, заостренный конец которого был оправлен в бычью кожу, следом тащили длинные лестницы. В мгновение ока лестницы оказались приставленными к городской стене.
