Только вряд ли он приблизит Вронского к его мечте обладать дворцом Фаро, которая из заманчивой идеи превратилась в страстное желание, уже граничившее с паранойей. Дворец Фаро занимал все его мысли, а зачастую и его сны. Потому что, как не уставал повторять себе Вронский, он заслуживает этот дом. Он один из самых успешных людей в мире, едва ли не самый богатый. Много лет подряд он получал все, чего хотел. И вот теперь единственное, что стоит между ним и его мечтой, – этот упрямый, наглый француз, настоящий геморрой.

Никки пробыл при Вронском достаточно долго, он прекрасно считывал его настроения, и для него было очевидно, что раздражение босса нарастает. Никки и сам устал от безделья и отсутствия каких-либо сдвигов, он даже самостоятельно обдумывал некоторые экстремальные решения проблемы. Похищение? Бомба в машине? Подсыпать Ребулю цианида в виски? Однако сложность, как ему неоднократно напоминали, состояла в том, что Вронский, заполучив Фаро, намеревался сделать его своим основным местом проживания. Он собирался проводить в Марселе очень много времени, и интерес со стороны местной полиции совершенно нежелателен. Необходимо избежать скандала. Что бы ни случилось с Ребулем, это должно произойти за пределами города. Но где? И что именно?

Машины «Королевы Каспия» замерли, и она легла в дрейф в нескольких сотнях ярдов от берега. Одну из «Рив» спустили на воду и подготовили к короткой прогулке до частной пристани, где Калинин, настоящий бочонок в шортах цвета хаки, футболке с надписью «Я люблю Путина» и яхтенной кепке, уже ждал, чтобы приветствовать гостей.

– Олег!

– Сергей! Сколько лет, сколько зим!

– Да, сто лет не виделись.

Мужчины с энтузиазмом обнимались по русской традиции – для всего остального мира подобные объятия кажутся встречей двух рестлеров, каждый из которых ищет возможность нанести противнику смертельный удар. А затем, все еще держа друг друга за плечи, они по привычке принялись обмениваться ритуальными оскорблениями. Вронский тучному Калинину:

– Ого! Смотрю, диета не помогает.

Калинин низкорослому Вронскому:

– Что случилось? Ты перестал носить каблуки?

В вихре похлопываний по спине Вронский представил Никки, и все трое пошли по дорожке, обсаженной зонтичными соснами, к тому, что Калинин назвал своим «маленьким деревенским домиком».

На самом деле это был большой особняк, построенный в тридцатые годы, штукатурка которого выгорела до цвета «пепел розы».

– Когда-то единственным русским в этих краях был Набоков, – сказал Калинин. – А теперь нас тут полно. Владимир – помнишь его? – купил виллу чуть выше по дороге, а ребята Обломова присмотрели себе дом напротив. Они обедают с нами. Владимир проворачивает в Ницце отличную операцию – видел бы ты его девочек! – а Обломовы наладили связи с корсиканской мафией. В общем, обычные дела. А что у тебя? Рекомендую «Dom Perignon» девяносто шестого, чтобы освежиться с дороги.

Обед продолжался в столь же жизнерадостном духе: шампанское, блины, икра и омары, девочки в бикини, выходившие из бассейна, и русские песни, которыми Калинин то и дело разражался за кофе. Однако Вронский, хотя и веселился, был каким-то озабоченным. Упоминание корсиканской мафии заставило его задуматься.

Возвращаясь после обеда на «Королеву Каспия», «Рива» нес на двух пассажиров больше – к ним присоединились троюродные братья Обломовы – Саша и Игорь. Хотя они состояли в дальнем родстве, их еще в ранней юности сблизила любовь к самому грубому насилию и огромным деньгам, и с тех пор они так и работали в паре. И сейчас, по приглашению Вронского, они согласились подняться на борт, чтобы обсудить то, что Вронский назвал «одним интересным проектом».

Все четверо устроились друг против друга вокруг низкого стола в каюте Вронского, и стюард со всех ног кинулся нести заказанные сигары и арманьяк. Дресс-код был весьма условным: Вронский в хорошо отутюженном льняном костюме, Никки в белых джинсах и черной майке, и Обломовы, похожие на двух косматых медведей в одинаковых мятых футболках и шортах цвета хаки, которые, кажется, были de rigueur[44] для русских обитателей мыса Антиб.

Вронский дождался, пока уйдет стюард, прежде чем приступить к разговору.

– У меня в Марселе возникла проблема, и наш добрый друг Сергей предположил, что вы сможете помочь. – Он внимательно рассматривал тлеющий кончик своей сигары, словно в ожидании вдохновения. – Надеюсь, он не проявил нескромность, когда упомянул, что у вас имеются, скажем так, деловые связи на Корсике.

Он поглядел на Обломовых, вопросительно подняв брови. Братцы разом кивнули, что Вронский расценил как знак согласия. Он продолжал говорить под их пристальными, немигающими взглядами, пока не изложил проблему целиком, вместе с возможными решениями. Однако в самых общих чертах. Подробности можно оставить на потом.

Откинувшись на спинку кресла, Вронский заново зажег сигару:

– Вопросы есть?

Старший Обломов поднял правую руку, развернув к Вронскому раскрытую ладонь, и потер большим пальцем об указательный – понятный всем жест, обозначающий деньги.

– Отлично, – улыбнулся Вронский. – Вот теперь можно и поговорить.

Франсис Ребуль постепенно приходил в себя после треволнений и раздражения, вызванных выходками Вронского. Два дня прошли без происшествий, слежка за ним, похоже, прекратилась. Жизнь вроде бы начала возвращаться в нормальное русло, Элена и Сэм занимались поисками квартиры в состоянии приятной расслабленности.

Блаженная истома была нарушена за вином в тот вечер, когда Сэм сообщил новости, добытые разведкой с Уолл-стрит.

– Только что звонила Гейл. Не знаю, как ей это удалось, однако она умудрилась разгрести всю эту кучу дерьма из офшоров и фальшивых трестов и теперь знает, кто владелец «Эскарго инвестментс». – Он глубоко вздохнул. – Боюсь, как мы и ожидали, это Вронский. И это, насколько я понимаю, означает, что именно он следил за тобой.

Сэм видел, как окаменело лицо приятеля, складки у рта сделались глубже и резче, лицо превратилось в маску гнева. С видимым усилием взяв себя в руки, Ребуль произнес:

– Мне необходимо проанализировать все, что случилось, с самого начала. – Он взглянул на часы и выругался. – У меня на вечер назначена встреча. Сэм, мы сможем поговорить об этом завтра прямо с утра?

На следующее утро Ребуль был так же напряжен, напряжение смешивалось с гневом, который все усиливался по мере того, как они с Сэмом восстанавливали ход событий последних дней: вертолетная атака на дом и выходка Вронского на благотворительном обеде, его появление на следующий день на пути следования Ребуля и вероятная причастность русского к слежке за его машиной. Сэм попытался обрисовать ситуацию в целом.

– Смотри, в лучшем случае он паршивый надоедала, а в худшем – опасный извращенец, однако никаких законов он не нарушал. Все, что сможет сделать полиция, – наблюдать за ним издалека.

Ребуль метался по комнате, стиснув кулаки:

– С меня хватит. Я хочу выяснить с ним отношения, сказать ему в лицо, что если он не оставит меня в покое, то поплатится за это.

– Прости, Франсис, – покачал головой Сэм, – но это скверная идея. Ты этим только укрепишь его решимость. Я встречался с типами вроде него, они так просто не отказываются от своих замыслов. Кроме того, не забывай, что как минимум трое из тех, кто оказывался у него на пути, умерли при весьма подозрительных обстоятельствах. – Сэм подошел к Ребулю и положил руку на плечо друга. – Поверь мне, сейчас не время бросаться в драку очертя голову и надеяться на лучшее. Ты же понимаешь, – продолжал Сэм, – что на данный момент Вронскому известно о тебе больше, чем тебе – о нем. К примеру, было бы полезно выяснить, как долго он собирается пробыть в Марселе. Судя по тому досье, от него гораздо меньше проблем, когда он рядом, чем когда его нет поблизости. Что скажешь?