Ишь, как мягко стелет. Ну нет, не на таковского напал. И я впервые в жизни отказался от конфет.

Наконец, из дома выскочили Радойко и Мика. Я перевел дух, вечер снова был прекрасен.

Подбежал я к сараю и уже начал было отпирать его, но вовремя сообразил, что так, пожалуй, никогда больше не увижу свой отличный карманный фонарь. Я прислушался. В сарае было тихо.

— Эй, Желтый!

— Ладно, ладно, гад! Вот я скажу отцу, он тебе задаст!

— Протолкни фонарик под дверь, и я тебя тут же выпущу.

Он так и сделал. Я снял засов, во избежание конфликта тут же отскочил от сарая и ринулся прочь. Любо-дорого было смотреть, как я мчался. Меня не догнал бы и Джесси Оуэнс, тот, что дает стометровку за 10,2 секунды.

А Мика и Радойко все стояли у порога, поджидая меня.

— Бежим! — крикнул я.

Они помчались за мной. Теперь все было в полном порядке, и я бежал, очень довольный собой и окружающим миром. Меня ждали похвалы друзей, которым я собирался поведать подробности своего ночного подвига. Ведь меня и в самом деле было за что хвалить.

— Что они с вами делали? — спросил я, озабоченно оглядывая ребят при свете фонаря, что стоит на углу нашей улицы.

— В жизни мне не давали столько конфет, сколько я съел сегодня, — заявил довольный Радойко.

— Мы и газировку с малиновым сиропом пили! — добавил Мика.

Из всего этого я заключил, что их плен был не таким уж тяжелым.

Потом выяснилось, что Боксер хотел их поколотить, но Рале почему-то не позволил. Он подсунул им конфет и, как бы между делом, начал выпытывать: кто мы такие, да что нам от него надо, почему все время крутимся около его дома. В общем, устроил форменный допрос, только без выкручивания рук.

Потом я похвастался, какой замечательный план осуществил, чтобы их освободить. Они пришли в восторг и заявили, что главнее друга у них нет и когда я попаду в беду, они спасут меня даже ценой собственной жизни. Мы были очень взволнованы, жали друг другу руки и трижды поцеловались (так всегда делают, когда братаются). Договорились встретиться опять после ужина, но Мику не пустила мама, а Радойко так объелся конфетами, что у него разболелся живот.

Хорошо, что мы успели обсудить все события до ужина. Уже когда шли домой, Мика добавил:

— Знаешь, Мичо, хоть они и закормили нас конфетами, это все-таки был настоящий допрос. Бледнолицый так и не появился, но эти двое душу из нас вынули: все хотели выведать, почему мы липнем к дому Рале, будто нам тут медом намазано. А мы знай свое: так заморочили им голову рассказами про охоту за кошками и про поиски Рыгора, что они от нас в конце концов отстали. Только Боксер пообещал избить, если еще раз увидит нас около своей голубой развалюхи.

Дома я долго еще вспоминал события прошедшего дня и окончательно убедился в том, что мы имеем дело со шпионами. Если бы они не боялись привлечь к себе внимание, неужели они поступили бы так мягко с людьми, перебившими им сегодня столько стекол?!

Нет, их нельзя выпускать из виду ни за что на свете!

Мы настолько втянулись в эту кошачье-шпионскую историю, что даже забыли дорогу к реке. На другой день мы внимательно обследовали место, где вечером стоял грузовик и где Боксер помешал нам выполнить задание дяди Милана. Осмотр показал, что камень сделал свое дело. Мы нашли четыре кусочка голубой краски: Радойко — три, Мика — один, а я ничего. Не повезло мне.

В тот же день мы передали дяде Милану (которого между собой по-прежнему называли Усачом) маленький конверт, куда положили найденные кусочки. Он очень хвалил нас и каждому, как взрослому, пожал руку. Потом мы ушли.

Лучшим наблюдательным постом для слежки за домом Рале оказалось все то же наше ореховое дерево, и мы целыми днями сидели на нем, как три черных ворона (до того мы изжарились под солнцем на этом орехе). Мы переиграли во все игры, в которые только можно играть, сидя на ветках, а ничего интересного у Рале за это время так и не произошло. До того нам надоело там торчать, что мы даже начали подумывать снять пост.

И только мы собрались это сделать, как вдруг видим: по улице прогуливается мужчина, которого мы видели в милиции, когда заходили к дяде Милану. Мы сразу поняли, почему он выбрал именно это место для прогулок. Выходит, около дома Рале выставлен двойной пост. Мы решили пойти и сказать ему, что сбегаем ненадолго на реку. Какой смысл вести наблюдение и ему и нам одновременно? Но пока добежали до улицы, он куда-то пропал. Мы искали его повсюду битых полчаса и, наконец, увидели: сидит на террасе перед кафе на углу улицы. Поздоровались мы с ним, а он смотрит на нас непонимающим взглядом. Чувствуем, выходит что-то не то.

— Ну, это же мы. Помните, мы приходили к дяде Милану, а здесь следим за домом Рале.

— Какая-то ошибка, ребята, — смеется он. — Знать не знаю никакого дядю с усами.

А мы, между прочим, про усы ни слова не сказали. Ах так! Значит, нам не доверяют? Оскорбленные в лучших чувствах, мы ушли купаться. Следующие три дня мы тоже ходили на реку и даже не взглянули в сторону того дома.

Ничего интересного с нами за это время не произошло, если не считать того, что мы подрались с Желтым и двумя его приятелями. Теми самыми, которые продули нам футбольный матч. Мы бы им, конечно, задали жару, но они позвали ту команду, с которой мы были в ссоре из-за лука и стрел из зонтика. Их стало семеро против нас троих, поэтому мы организованно отступили.

Они долго вертелись возле наших домов, а когда увидели, что мы поглядываем на них из окон дома Радойко, стали вопить, что мы трусы и что они нам еще покажут. Конечно, обидно, когда тебе так говорят, но это все же лучше, чем получить взбучку. Правда, мы им тоже сказали, что они храбрецы липовые: разве это честно, когда двое кидаются на одного и еще один стоит в запасе и смотрит, кому из своих подсобить.

Наконец, им надоело орать, и они ушли, а мы отправились на реку. Но не на свое обычное место, а на пристань, к ребятам, которыми девчонка командует. Прошли мы и мимо того угла, где произошло несчастье, и вспомнили бедную тетю Цану. Только подошли к баржам, как за столиком около кафе увидели нашего Усача.

— Что это вы тут делаете? — заинтересовался он.

— А вы что? — отвечаем мы ему вопросом на вопрос.

Тут все дружно рассмеялись, он нам заказал лимонад, и мы уселись в тени.

Мы ему рассказали, как у нас идут дела и как его коллега делает вид, что незнаком с нами. Дядя Милан посмеивается сквозь усы, но помалкивает, не подтверждает, что тот человек действительно вместе с ним служит.

— Да, кстати, насчет наезда на Цану вы ошиблись, маленькие мои сыщики. Провели анализ: сопоставили краску, найденную на месте происшествия, и краску с грузовика на вашей улице. Радойко правильно сказал, Цану сбила голубая машина. Только у нее другой оттенок цвета. Так что это был не ваш, как вы его зовете, «шпион».

Мы как по команде повернулись к Радойко, а он только головой затряс — не верит, и все тут.

— Он ее задавил! На что хотите спорю.

— С наукой трудно спорить. А она твоих предположений не подтверждает.

Тут действительно не поспоришь. В науку мы все верили. Иначе как полетели бы ракеты и спутники? Никто и слова против сказать не мог.

— Ладно, но все же, они шпионы или нет?

— Что-то вы слишком любопытны, парни, — говорит наш Усач. — Много будете знать, скоро состаритесь. Или хвосты от любопытства повырастают, как у вашего разлюбезного Рыгора.

Мы, конечно, знаем, что он шутит. И все-таки каждый из нас украдкой пощупал то место, откуда растет хвост. Мы ведь уже достаточно много знали.