— Я не успел как следует всё обдумать, делюсь совсем сырыми идеями. Отвлекаюсь, — кашлянув, добавил он, опустив взгляд на выглядывающую в вырезе платья грудь.

Юлит. Значит, мы подобрались к запретному, той информации, что нельзя озвучивать.

Покусала губы, пытаясь проанализировать новые сведения хотя бы ускоренно и поверхностно.

Похоже, он знает, по какой причине мы не будем вместе. Точно знает! Но не скажет ради моей безопасности. Значит, это что–то настолько законспирированное, серьёзное и важное, дорогое и нужное совету, что они не посчитаются ни с чем.

— Дамир, ты должен сказать мне правду: у нас есть будущее? Любой, даже самый призрачный шанс? Пусть это будет одна тысячная, но она будет. Прошу тебя.

Я затаила дыхание.

— На данный момент у нас есть четыре года.

— Так мало, — прошептала я, вновь обнимая его, прижимаясь в поиске утешения. — Я рассчитывала минимум на всю оставшуюся жизнь.

Почувствовала, как его руки скользят по спине, поддерживая, успокаивая.

— Четыре года — это целая жизнь, — прошептал Дамир. — Если у нас не получится обернуть ситуацию в свою пользу, я тебя самым наглым образом украду. Маруся сказала, это сейчас модно.

Всё–таки он просчитывает вариант побега.

Я слабо улыбнулась. Кажется, настало время признаний, иначе жизнь сложится не так, как я запланировала.

— Давай попробуем обыграть систему и остаться её частью на своих условиях?

Он прав. Я максималистка. Мне нужно всё или ничего. Возможно, с возрастом это пройдёт, но сейчас я словно каменная в ожидании его ответа, не могу ни двигаться, ни говорить, ни мыслить. И от его реакции зависит всё. Если такой махровый эгоист, как Дамир, примет мои амбиции в расчёт, значит, он действительно любит, значит, нам есть, за что сражаться. Вместе.

— Неужели, юная леди, вы намекаете, что не станете мне хорошей женой и будете с утра до вечера пропадать на работе? — наиграно возмутился Дамир. — А как же завтрак в постель? А дети? Семейные сцены? Я уже представил, как мы живём в какой–нибудь глуши без сети и ванной комнаты, добываем мамонтов, удим рыбу, заводим трёхголовую собаку для охраны пещеры.

Посмотрела на этого юмориста.

— Сцены и завтраки обеспечит Маруська, а я планирую стать членом совета, — откровенно и честно проговорила то, что должна была. — Но если нас прижмут, имей в виду, я знаю всё о выживании на планетах разного типа, в следующем году начну изучать ксенопсихологию и языки, а на третьем курсе буду допущена к пилотированию тяжёловооружённых крейсеров. Можем захватить Окраины и жить там, — пошутила, явственно ощущая горечь на губах. Я не хочу никуда улетать. Я нужна здесь. Здесь моё место. — Но ванна с нормальной водой там должна быть обязательно! Ежедневно, Дамир, — уточнила важное обстоятельство.

Меня прижали к себе ещё теснее, тёплые губы коснулись виска, переместились к щеке, к уголку рта.

— Я тоже не хочу улетать, здесь моя жизнь, мои исследования, здесь я по–настоящему полезен, — признался Дамир. — Но я хочу, чтобы ты знала: ради тебя я готов. В совет, так в совет, в космос, так в космос, в джунгли… Не мой формат, конечно, но подстроюсь, найти новое занятие — не проблема. Выбирать тебе. И, поскольку я пока толком ничего не могу тебе рассказать, хочу попросить. Это очень важно.

— Да?

— Никогда не сомневайся во мне, ни при каких обстоятельствах. Если почувствуешь неладное с моей стороны — мы у цели. Запомни. Важны будут не слова, а ощущения.

— Хорошо.

— Дитера не списывай со счетов. Он не из тех, кто легко сдаётся, а его способности куда сильнее, чем ты можешь себе представить. К-7412 покажет, насколько он опасен для нашего будущего.

— Свет на Кашке клином сошёлся, — буркнула недовольно.

— Скорее, на тебе, моя любовь. Интересно, почему, — закончил коронной фразой учёный.

Тушите свет!

Выпрямилась в сильных руках, посмотрела внимательно.

— Не в твоих правилах оставлять вопрос без ответа, но не стоит. Правда, не стоит. Пожалуйста. Ради меня. Если хочешь, чтобы я была счастлива, не копайся в моём прошлом.

Просила, зная, что лишь сильнее заинтригую любимого, оставалось полагаться на присущее ему здравомыслие. И тот бессовестный шантаж, что я выдала в конце.

— Моя интуиция вопит, что это крайне полезные и нужные сведения, Идарика, — попытался мягко надавить Дамир.

— А моя — что это самое сложное задание из тех, что ты когда–либо получал, — ответила ему в тон. — Я обещаю всё тебе рассказать, когда мы будем счастливы в браке и с тремя детишками, не раньше. Но ты должен поклясться, что не полезешь разбираться самостоятельно. Самым дорогим, что у тебя есть! — потребовала настойчиво.

— Трое детишек, значит? — Дамир изогнул брови и выглядел при этом лукаво и довольно, словно объевшийся сметаны кот. — Тогда обещаю, конечно.

— К слову пришлось. И вообще, неужели ты только это услышал? — заметалась я, потому что говорить о политике, работе, исследованиях и учёбе было легко и просто, а о личном — кошмар, как сложно!

— Должна ведь у меня быть какая–то мотивация, — хлопая ресницами, словно наивная барышня, ответил мужчина, ещё и руку к сердцу прижал.

— Будто её нет!

— Ну–у–у.

— Я тебя сейчас тресну, клянусь. И тебе будет больно, я умею, — пригрозила то ли в шутку, то ли взаправду.

— Не будет. Я ведь настоящая гора тренированных мышц, а ты — изящная фея. Юная, нежная, волшебная и ни капли не грубая.

Посмотрела на эту гору мышц. Ткнула пальчиком. С удивлением поняла, что действительно весь вечер прижималась к стальному телу. Надо же, я настолько привыкла думать, что он просто крупный и плотный, что ни разу и мысли не возникло о неплохой физической подготовке, хотя видела его на пляже. Впрочем, на пляже я в основном смотрела на планшет, ноги или на ехидное лицо.

А если серьёзно, когда он успевает заниматься?

В голову закралась пренеприятнейшая мыслишка.

— А скажи–ка, дорогой друг, не ты ли придумал все те шикарные ловушки, в которые мы с ребятами с завидной регулярностью попадаем на полигоне?

— Нет, что ты, — искренне ответил мужчина. Я недоверчиво нахмурилась, чувствуя подвох, и он закончил: — Я придумал сам полигон, механизм быстрой смены рельефа, голограммы–обманки и пару–десятков систем слежения за самочувствием курсантов. Всё остальное дорабатывали подчинённые.

— И испытывал на себе?

— Разумеется. Мы с Тобсом много лет вместе тренируемся, заодно выдумываем новые локации, когда приедаются старые. Если ты не знала, академия предписывает обязательные занятия спортом для всех сотрудников и настолько тщательно следит за выполнением, что даже Маруське пришлось записаться на спорт. Шахматы, конечно, но всё же. До них она старалась не отставать от меня на полосе препятствий и даже подавать пример, но у неё слишком хорошо получалось, Тобс рассыпался в похвалах, и она потеряла интерес.

Прыснула со смеху, представив, как изящная, блестящая от чистоты кофемашина перелетает через стреляющие токсином кусты или грязевые озёра и недовольно фыркает, дребезжа намытыми блюдцами и чашками, идёт на любые жертвы, лишь бы за её личным учёным не следовал шлейф из жаждущих замужества девиц. Впрочем, могла бы и полетать, лентяйка, кто–то должен за ним присматривать, пока я занята или отсутствую. Потеряла интерес, видите ли! Я с ней ещё поговорю.

Утёрла слёзы и посмотрела на любимого. Восходящее из–за горизонта солнце дало мягкий золотой свет, убрав лишние тени, и суровое мужское лицо показалось невероятно красивым и одухотворённым.

Он смотрел на меня, не скрывая нежности. Ласкал взглядом. Но вёл себя, как джентльмен, больше не пуская руки в свободное блуждание по моему телу. Невероятно чувствительному и напряжённому.

— Ещё немного и я лично проверю, достаточно ли ты мускулист, — проворковала, рисуя пальчиком узор на его груди.

Ногтем подцепила магнит, соединяющий края рубашки и потянула на себя, обнажая полоску загорелой кожи. Царапнула, оставляя тонкий белый росчерк.