— Хорошие новости?

— Кому как. Принцесса найдена.

Не знаю, о чем в этот момент подумал мой напарник, а мне стало предельно ясно следующее: в течение ближайших минут решится все. Вообще все. Если свидетелей решат убрать, уберут без раздумий и сожалений. Не сегодня, так завтра. И Эд, и меня, и Амано. А может, и еще десятка полтора тех, кто случайно подвернется под руку. Чтобы замести следы. Можно противостоять одному, пяти, даже сотне опытных и хорошо вооруженных противников, но противостоять системе? Бессмысленно и бесполезно. Сотрет в порошок своими жерновами. И потом, есть еще такие вещи, как присяга и дисциплина. Короче, вызовет завтра Барбара нас к себе в кабинет, выдаст стволы с одиночными зарядами и скажет: «Идите, мальчики, в задний окоп». И мы пойдем, что самое смешное. Наверное. Может быть. В любом случае наша дальнейшая жизнь возможна, только если повязать нас по рукам и ногам всякими «карами за разглашение», «высшими степенями секретности» и прочей лабудой, которая обычно вызывает смешки, но которая, тем не менее, обладает очень большой силой. Для кадровых офицеров.

Я перевел глаза со стола на Амано. Ответный взгляд меня, надо сказать, и порадовал, и обеспокоил. Порадовал тем, что наши мысли, похоже, шли параллельными курсами, а обеспокоил тем, что, в отличие от меня, напарник сделал выбор в пользу совсем другого исхода. Искорки в голубых глазах утверждали: «Еще повоюем!» Я вздохнул. Повоюем. Придется. А куда ж я денусь? Только вместе, а куда — вперед или назад — неважно. Тем более что воевать меня тоже учили. Было дело. И очень даже неплохо учили.

Повоюем.

— И каковы дальнейшие планы, милочка? — Я решил взять быка за рога.

— Чьи планы? — насмешливо округлила глаза Киска.

— Твои и твоих нанимателей, разумеется. Со своими мы как-нибудь сами определимся.

— Да уж постарайтесь!

Очередной вызов ворвался в мои уши рассерженным громом.

— Слушаю!

— Пол еще чистый? — проворковала Барбара.

— Какой пол? — опешил я.

— Под твоими ногами! Там нет горы трупов и луж крови? — Она откровенно веселилась.

— Скоро будут, — обещаю. На полном серьезе.

— Не спеши. Я хочу видеть тебя и Сэна. Но не в своем кабинете, а, скажем, на нейтральной территории.

— Место?

— На набережной, в четверти часа ходьбы от гадюшника, в котором ты сейчас находишься, есть замечательное кафе-мороженое — «У тетушки Би». Жду.

И Барбара отключилась. Я встал из-за стола:

— Вынужден откланяться. Составишь мне компанию, Амано?

Кафе и в самом деле было замечательным: хотя бы потому, что за дальним столиком я обнаружил не только свою тетушку, но и Эд, жизнерадостно поглощающую нечто украшенное шапкой взбитых сливок. Заметив меня, девчонка оторвалась от своего занятия и укоризненно заметила:

— Почему ты не говорил, что у тебя такая классная тетя?

— Прости, не успел. Времени совсем не было.

— Посиди тут, дорогая моя, а я пока поговорю с мальчиками. Хорошо? Если хочешь, закажи себе еще порцию.

— Умгум, — согласилась Эд, снова ныряя в пушистые облака.

Барбара поманила нас пальцем к окну — за границу слышимости со стороны ребенка и прочих посетителей кафе.

— Надеюсь, ты уже успокоился? — Вопрос предназначался, естественно, мне.

— Я и не волновался.

— Это-то и страшно, — съязвила тетя. — Когда ты такой… спокойный, у всех остальных появляется внушительный повод для волнений.

— Когда нас пустят в расход? — Не собираюсь откладывать дела в долгий ящик.

Барбара щурится:

— Не сейчас, уж точно.

— Срок уже установлен?

— Нет.

— По причине?

— Очень простой: вы пока нужнее живыми, нежели в другом… агрегатном состоянии.

— Нужнее для чего? — встревает в наш диалог Амано.

— Верхушку айсберга вы уже видели, но есть ведь и подводная часть, верно? Заказчик похищения и покушения до сих пор не установлен. А раз уж впутались в это дело по уши, вам и карты в руки!

— Карты, говоришь? Колода-то крапленая, и вовсе не нами. Да и не тобой, похоже, — усмехнулся я.

— Не мной, — кивнула Барбара. — И не могу сказать кем.

— Не надо. Я догадываюсь.

— В самом деле?

— И ты права: мы здорово увязли во всем этом дерьме. Но первый шаг был сделан не нами! Какой м… умница решил воспользоваться моим именем двенадцать лет назад?

Тетушка не ответила, но смешинка, промелькнувшая в серо-синих глазах, была красноречивее слов. Ну папуля, ты многое должен мне объяснить! Но не это главное:

— Что будет с девочкой?

— Это может решить только один человек. И ты его прекрасно знаешь.

Ах, вот как! Снова все валится мне на плечи.

— Я подумаю.

— Но недолго, — предупредила Барбара. — У тебя есть время только до завтрашнего утра.

— А что должно произойти завтра?

— Наш официальный ответ имперской делегации по поводу судьбы клона принцессы.

— Какие есть варианты?

— Думаю, ты знаешь какие.

Повисло молчание. Не напряженное, а какое-то… тягостное, что ли.

— Ладно, я пойду к ребенку, — решила тетушка. — А вы обсудите, что делать.

Когда Барбара вернулась за столик — к вящему удовольствию Эд, Амано вопросительно на меня посмотрел:

— Как поступишь?

— Не знаю.

— Ты сомневаешься? — Во взгляде напарника появилось нечто до боли похожее на разочарование.

— А ты бы не сомневался?

— Дети — это же… прекрасно!

— В особенности чужие.

— Она милая девочка, — возразил Амано.

— Вижу.

— Она считает тебя своим отцом.

— Угу.

— Вы подружитесь и…

— И — что? Будем жить безмятежно до того самого момента, когда она все узнает? Да и безмятежно ли…

— Ну, это произойдет не скоро! И ты думаешь, мало на свете приемных детей, которые рано или поздно узнают правду о родителях? Считаешь, что на этом их жизнь и любовь к «папе» и «маме» заканчивается? Да ты, никак, сериалами увлекаешься? В сознательном возрасте не такая уж это и травма. Наоборот — уважать будет и любить еще сильнее.

— А ты уверен, что именно «любить и уважать»? Что ее отношение ко мне будет именно таковым, когда она поймет, что я оставил ее из жалости?

— Из жалости? — Голубые глаза сузились. — Только поэтому?

— Ну не из большой же любви! — фыркнул я. — Просто, если я скажу «нет», девочку… поместят туда, где у нее не будет детства. Или вообще ничего не будет. И одним несчастным существом в мире станет больше.

— Ах, какие мы благодетели, оказывается! — сморщился Амано, — Жертвуем собой ради счастья своего ближнего! А грань между любовью и жалостью ты вообще видел?

Я отвернулся к окну. Видел, не видел… Именно, что жертвую. Ему не понять всей трагедии происходящего. Девчонку повесили мне на шею только потому, что ее нужно было куда-то пристроить. Каким боком подвернулся я — неважно, но, похоже, был в тот момент самым подходящим кандидатом на роль «отца». Неприметный. Нелепый. Рассеянный. В общем, человек, которому без его ведома можно приписать многое, и, что самое забавное, окружающие поверят любой глупости, с ним связанной. Поверят сразу и охотно. А мне… Только ребенка не хватало! Я не хочу взваливать на себя заботу о ком-то, потому что знаю яснее ясного: как только соглашусь, уже не смогу изменить решение. И буду прикладывать все усилия, чтобы… Мне хорошо известно, каково это, не иметь детства. А девочке светит то же самое, но в еще более жестком варианте. Она и сейчас-то не выглядит особенно счастливой, но хотя бы начала привыкать к мысли, что у нее все-таки есть родители. Родитель. Стоит отказаться — и хрупкий мир детской души разобьется. Вдребезги. Как когда-то разбился мой мир.

Да, она ничего для меня не значит. Но ведь ей-то этого не объяснишь! И другим тоже. Посмотреть на того же Амано: вон как недовольно скривился. Осуждает мою нерешительность. А сам как бы поступил на моем месте? И представить не может, потому что место у него всегда было и будет другое. Свое. На своем этаже. А мой этаж — полуподвальный.