— Чем осчастливишь меня на сей раз? Готовишься к Хеллоуину? Могу поздравить: у тебя получается. Только не рановато ли начал?

— Милая тетушка!

— Конкретнее.

— У меня случилась ма-а-аленькая неприятность.

— В то, что неприятность, поверю сразу, а вот в то, что маленькая… Излагай.

— Собственно… — Я развернул глазок камеры видеозахвата в сторону матерящегося на малопонятной смеси языков в луже красавчика.

Барбара подняла брови. Опустила. Снова подняла.

— Что это значит?

— Видишь ли… У меня прорвало систему охлаждения, я как раз убирал. А тут приперся он и… Упал. Кажется, жидкость попала ему в глаза. В общем, похоже, он ничего не видит.

— Твое счастье! — усмехнулась тетушка. — Если бы он увидел, во что превратился его новый костюм, он бы тебя убил!

— Ну, это мы бы еще посмотрели… — неуверенно возразил я, прикидывая, какова разница между нашими весовыми категориями. Анализ выдал неутешительные результаты.

— Ладно, смотри, чтобы он еще что-нибудь себе не повредил, а я пришлю медиков. Жди! — И она отключилась. С такой ехидной усмешкой, что меня снова прошиб холодный пот.

Выбравшись из цепких рук врачей, выводивших с моего многострадального тела чернильные пятна, я поплелся к палате, у которой Барбара велела ее ждать. Как понимаю, вовсе не для поздравления со счастливым избавлением от синей раскраски, которая, несомненно, сделала бы меня главным героем любого утренника в детском саду.

Через стеклянную дверь была видна тетушка, с серьезным выражением лица внимавшая… тому самому красавчику. Он лихорадочно жестикулировал и что-то горячо доказывал. Судя по неловким движениям, зрение к нему пока не вернулось, но… Я не удержался и протер свои собственные глаза.

Такого не может быть! Просто потому что… не может.

С утонченно-красивого лица смотрели совершенно голубые озера глаз. Самого невероятного цвета. Голубые как небо, но куда более яркие… В сочетании со всеми остальными деталями экстерьера эффект достигался просто ошеломляющий. Собственно говоря, я даже не заметил, что Барбара вышла в коридор, пока тяжелая ладонь тетушки не опустилась на мое плечо.

— Любуешься на дело своих корявых рук? — Ласковый вопрос прямо в ухо.

— Почему это корявых? — обиделся я. — Очень даже красиво получилось.

— Что именно? Испорченный костюм или вывод из строя одного из ведущих специалистов моего отдела? — продолжала мурлыкать тетушка.

— Ты прекрасно поняла, о чем я говорю! Такие красивые глаза…

— Завидуешь? Не советую экспериментировать: у тебя ничего бы хорошего не получилось. Максимум стали бы красными. Кроличьими.

— Ну почему сразу…

— Речь не об этом, мой дорогой. — Барбара не дала мне времени надуть губы. — Положение, между прочим, серьезное.

— Его?

— При чем тут он? Он… выздоровеет. И обещал убить, кстати, того уборщика, из-за которого все и случилось.

— Уборщика?

— А что он должен был подумать, лицезрея твою пятую точку, покрытую пятнами? — ехидно вопросила тетушка. — Но ты опять меня отвлек… В общем, так, мой милый, то, что ты сотворил, тянет на вполне солидное наказание.

— Наказание? — У меня внутри похолодело.

— Ну да! Намеренное членовредительство, если не сказать хуже. Тебе светит судебное разбирательство. Пристрастное и тщательное.

— За что? — совершенно искренне недоумеваю. — Он сам поскользнулся и упал.

— А кто это видел?

— Ну… никто.

— Понял?

— Кажется, да.

— Есть только один способ быстрого и безболезненного решения проблемы! — Барбара жестом профессионального фокусника извлекла из кожаной папки листок гербовой бумаги. — Твой переход в Отдел. Задним числом, разумеется! И тогда все случившееся можно будет списать на… несчастный случай в ходе следственной работы.

— Какой следственной работы? — взвыл я.

— Какой-нибудь… придумаешь! — беспечно махнула рукой тетушка. — Ну, так как? Подписываешься?

А что мне оставалось? Конечно, в ее словах было очень мало правды, но я решил: рано или поздно Барбара все равно затащила бы меня в свои паучьи сети, так что ничего страшного не произошло. И потом, еще неизвестно, кто из нас и что выгадал, потому что с моим появлением в Отделе…

Позвольте представиться: Амано Сэна, капитан Отдела Специальных Операций Федеральной Следственной Службы, 2074 года рождения, 28 лет. Почему не 29, как следовало бы из элементарных математических вычислений? Как-нибудь обязательно расскажу, а пока увольте. Пациент, наслаждающийся последними часами заслуженного отдыха, не обязан предаваться тягостным воспоминаниям о прошлом. Вы со мной согласны? Будущее важнее.

Ну что еще можно сказать существенного и занимательного о своей личности? В данный момент ничем интересным не занимаюсь: лежу на матрасике, лениво листаю атлас пород кошек. Ах да! Надо пояснить: образование у меня высшее, в области естественных наук и медицины, а посему в одной из милых, ни к чему не обязывающих бесед с приставленной ко мне медсестрой (тоже, кстати, весьма миленькой) мы эту тему затронули. Результат перед глазами. Ну что ж, в конце концов, это исключительно из добрых побуждений, знак искреннего и заботливого внимания и тэ дэ. Конечно, сам бы я предпочел приличную фантастику или детектив, ну да ладно. Тем полноценнее отдохну от работы: у нас там и фантастики, и детектива завались! За восемь лет оперативной и не очень работы на благо человечества даже мистика попадается, знаете ли. А уж романтики…

Правда, последняя сосредоточена преимущественно на тех участках жизни, когда промежуток между расследованиями посвящается релаксации после успешно проведенной операции. Причем, что характерно, отдыхать приходится в местах, подобных тому, где я нахожусь сейчас. Везет же мне на попадание в нежные объятия сестер милосердия! Впрочем, не следует забывать, что некоторым везет еще меньше. Говоря объективно, я вообще удачливый человек. Почему? Ну, прежде всего потому, что искренне считаю себя таковым. И есть еще один способ относиться к реальности, всегда помогающий выходить холодным из огня, — смотреть на мир глазами самого мира. Подход к жизни, благодаря которому минусы меняют свой знак на противоположный, и то, что некогда ужасало, оказывается исключительно позитивным.

Вот взять мои глаза, например. Когда я впервые взглянул в зеркало, после того как курс интенсивной терапии возымел желаемый эффект… О, я сказал много, очень много! Благо в языке моих легендарных самурайских предков затабуированных слов почти нет, так что можно прямым текстом высказать все, что наболело. Тем более что наболело даже в прямом смысле: антифриз — гадкая и едкая штука. А еще… Боги, человек так к себе привыкает! А вот сегодня посмотрел в зеркало — ничего, понравилось. И медсестричке вроде тоже.

Впрочем, я до сих пор не прочь встретиться с той свиньей, которая, вместо того чтобы внятно остановить меня, только запудрила мне мозги! К сожалению, все произошло столь молниеносно, что до падения я разглядел лишь заляпанную лиловым спину и то, что пониже. Маловато для составления портрета преступника, а? После попадания в лужу, в прямом и переносном смысле, не разглядел уже ничего. Шеф делает вид, что виновник происшествия — нечто среднее между Призраком Оперы и Человеком-невидимкой, но я этого так не оставлю. Выпишут — доберусь до списка уборщиков Архива и распорядка их дежурств, делов-то. Надо ведь выдать кретину дарвиновскую премию,[2] да?

Дверь бесшумно отворилась, заставив меня вздрогнуть и прервать нить сладостных раздумий. У кого нет привычки стучать, перед тем как войти, так это у Барбары! Варварское имя — соответствующие манеры. Впрочем, несмотря ни на что, уважаю: шеф — человек на своем месте. Жестковата для женщины, конечно, но мне ж ее не жевать… Хотя иногда хочется — за все хорошее. Да и фигурка у нее… вполне. Ну вот, снова отвлекаюсь. Что-то меня, с новым цветом глаз, все на дам, да на дам смотреть тянет! Соберись, Амано-кун![3]